Из танка
Название: ЛОТОС В КОНОХЕ ЦВЕТЕТ ДВАЖДЫ. Часть 1.
Автор: .Ero-Jounin Hatake Kakashi
Бета: [J]Roronoa.Zoro[/J]
Жанр: yaoi, новелла
Рейтинг: в этой части PG-13, NC-17 не за горами
Персонажи: Котетсу\Изумо, Хаяте, Генма и другие
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Статус: в процессе.
Размер: макси
ЛОТОС В КОНОХЕ ЦВЕТЕТ ДВАЖДЫ.
читать
-Бабуль, ну в самом деле, перестань хлопотать, мне же не пять лет, - ворчит Котетцу, но на самом деле ему действительно хочется тепла очага, сумбурного мельтешения пожилой женщины, и вкусной еды, и рассказать ей все, как в детстве, приукрашивая подробности, выставляя себя настоящим героем.
Эта маленькая двухкомнатная квартира – его новый дом, а баа-сан, Кинбоку Хагане, – единственная родственница.
Сейчас она кладет на стол нехитрую, но вкусную стряпню, рис, овощи, немного свиного мяса.
Запах выманивает Котетцу из ванной, он выходит, размахивая мокрыми руками, так, что мелкие брызги летят на стены и мебель.
-Как все прошло? – С неожиданной серьезностью спрашивает бабушка, и Котетцу вдруг жалеет, что он давно не мальчишка.
-Двоих наших убили. И Бадо тоже. Трое ранено. А я опять был в саппорт-группе.
Женщина смотрит на него стальными глазами старой куноичи, пережившей мужа, детей и внуков.
-Ты рожден тем, кем ты стал. Не всем суждено быть джунинами, даже специальными. Но каждому ниндзя в Конохе найдется свое дело.
-Блин, бабушка, не начинай! Мои родители - крутые шиноби, и дед, и брат. И даже ты была АНБУ! А я, наследник семьи, не могу толком среднее дзюцу сложить! Среднее, понимаешь?– Котетцу почти вопит с набитым ртом, размахивает палочками с рисовым колобком.
-Они были бы рады, что ты вырос таким, если бы были живы, - спокойно отвечает Кинбоку, и от этих слов еда теряет свой вкус, становится липкой и сладкой, как погребальный тофу.
Котетцу мрачно ковыряет палочками в тарелке, но нагулянный за пару дней аппетит не возвращается.
-Ладно, бабуль, я все понял.
Ему не хочется продолжать этот бесполезный разговор, с каждой минутой все больше выставляя себя балбесом-максималистом.
-Я боюсь, что меня перестанут отправлять на миссии. Наверное, переведут в штаб, раз здесь никакого толка. Саппорт, и тот хреновый получился.
Кинбоку тяжело вздыхает, так, как это могут делать только старики:
-Твое довольствие от этого не уменьшится. Не всем суждено родиться великими. А мне будет гораздо спокойней. Я же хочу сохранить своего любимого внука.
-Одно радует, Изумо в таком же положении, что и я.
-Все вы мужчины одинаковы, не успела отвернуться, уже «этими самыми» меряетесь.
-Да нет, баа-сан, прекрати! Это же Изумо!
-Ладно, ладно, убедил. Хочешь соевую пастилу?
Но у пастилы тоже вкус погребального тофу.
Когда тебе 18, ты уже чувствуешь себя старым. Таким безупречно древним стариком, что перспектива отметить 30-летие выглядит насмешкой.
Вроде полета на плоскую монетку луны.
Ты – ниндзя.
Котетцу идет по коридору штаб-квартиры, лавирует среди одинаково одетых людей. Почти все в идентичной конохской форме, и только наметанный глаз шиноби может вычислить личный уровень каждого. Иногда попадаются АНБУ в боевых доспехах, беспощадные полулюди с лицами-масками. Благоухают ароматами духов редкие женщины-куночи, их красивые одежды никогда не скрывают достоинства. В распределительный блок топают генины с серьезными лицами, яркие в своих детских костюмах.
Котетцу тоже идет получать задание.
За столом комиссии его встречает Генма Ширануи, специальный джунин с неизменным сенбоном в зубах.
-Повернулсяна! - Вместо приветствия говорит Ширануи. Его башка обмотана бинтами, и именно поэтому боевик сейчас сидит здесь, за столом в приемной, а не бродит вокруг Конохи с очередной миссией, в назначение которых таких, как Котетцу, не посвящают.
-Подпрыгнулна! - И парень послушно скачет пару раз. Оборачивается на мужчину.
Генма болезненно морщится:
-Хорошона…
Кто их поймет, этих боевых ниндзя. Они и в стабильном состоянии чем выше по званию, тем сильнее с катушек съезжают, а уж если голова замотана, то хрен его знает, что там под бинтами «творитсяна».
Нет, «определеннона».
Поэтому Котетцу, вытянувшись как положено, смиренно смотрит в пустоту у виска старшего по званию.
Ширануи неприятный. У него взгляд патологоанатома.
- Миссию…. Значит….. Хочешна, - цедит слова через свою железку, с непривычки неловко копошась в бумагах. Слова падают весомо, как камни. Вдруг спрашивает:
-Напарник-то как твой?
Старшие джунины помнят всех жителей деревни, кто хоть раз попадал в их поле зрения. Работа…
- Камидзуки мне не напарник, но я бы хотел, чтобы он им стал.
-Если не откинетесь, на осенней переписи вас поставят в двойку. Так как там твой кореш?
-Отлежался, еще неделя на реабилитацию.
-Это хорошо, - задумчиво тянет Ширануи. – Когда оклемается, будет где размяться.… Миссий до жопы. Хотя, все для вас сложноваты. Жди, сверяю списки.
В комнате материализуется Намьяши Райдо, обожженный спецовик, с десяток лет как бессменная вторая половина Ширануи. Мужчины здороваются, поцелуем в щеку. Котетцу странно и немного неудобно смотреть на не слишком распространенное в Конохе проявление дружбы. Впрочем, что Котетцу знает о традициях далеких стран, в которых побывали джунины, он, никогда не отходивший от родной деревни более, чем на сотню километров?
-Пожрал? – Спрашивает Генма, по-прежнему с острым сенбоном в зубах.
Райдо утвердительно кивает, непонятно, то ли он здоровается, то ли просто говорит: «да», а потом берет откуда-то из воздуха коробку с онигири и кладет ее прямо на ведомости, под нос Ширануи.
Бледный, с ввалившимися глазами Генма смотрит на еду, и видно, что ему становится еще хуже.
-Спасибо, - кисло благодарит. – Я как-нибудь попозже, ок?
-Мама специально тебе приготовила. Передает привет и приглашает на чай в воскресенье. Мелочь не забудь захватить. Она вас любит.
-Как мило, - говорит Ширануи, не меняясь в лице, и Котетцу понимает что никогда, ни за какие надбавки к довольствию он не хотел бы работать с таким отмороженным напарником.
-Миссия Добрых Дел выполнена, - салютует Райдо и исчезает в круговороте воронов из чакры.
-Уффф, - тяжело вздыхает Генма, отталкивает коробку от себя подальше. Смотрит на парня с неподражаемо страдальческим видом:
-Слушай, забери, а? Отнесешь своему больному? Не могу есть. Тошнит. И выбросить тоже не могу…
-Да. – По-военному коротко отвечает Котетцу, и ему тотчас дают очередную миссию по уборке урожая, приправленную сладкими шариками онигири.
Так он и выходит, с коробкой, завернутой в ордер.
Завтра ожидается исключительно дурацкий день
Друг сидит в постели, накрытый одеялом, в ногах у него разместился Гекко Хаяте, даже в свой законный выходной одетый в привычную униформу. Гекко сосредоточенно вяжет рукав от свитера, в полиэтиленовом пакете у него пара клубков, а Изумо читает принесенную другом книжку в обложке из газеты, и по гамме эмоций, калейдоскопом проносящихся по лицу, Котетцу понимает, что это новый томик серии «ИчаИча».
-Привет! Сдохните от зависти! Мне дали миссию на прополку огородов!
-О, да ты просто наиважнейший член общества, - кашляет себе под нос Хаяте, не отрываясь от перепроверки количества петель.- Ща сложусь в конвульсиях зависти.
Изумо, кажется, вообще не слушает, что они говорят, поэтому можно особенно не упражняться в красноречии, но Котетцу все равно продолжает:
-А ты сомневаешься? Без меня гражданские жители деревни умрут от голода, ведь только я, последний из семьи Хагане, способен разрешить проблему переизбытка «сорняков Обыкновенных» на квадратном метре полей. Кстати, насчет голода! Никто не хочет вкуснейших онигири мамаши Намьяши Райдо, которая передала еду Ширануи Генме, который сбагрил мне и рисовые шарики, и это божественное задание с напутственными словами о важности напарников в жизни каждого чуунина? А?
-Ширануи? – Будто очнувшись, переспрашивает Хаяте.
-Ага, этот, «Сенбон-сан».
-Ясно. Тогда мне – двойную порцию, не зажмешь? – Джунин даже откладывает в сторону вязание, ловко подцепив Изумо за книжку, парень тотчас настороженно поднимает глаза, - наверняка от особенно неприличной сцены оторвали.
– Бросай ты это чтиво, нас вкуснейшие онигири ждут! – Улыбается Хаяте.
Ему-то что, он «Ичу-Ичу» до дыр зачитал.
И тут, совершенно неожиданно и без предупреждения, распахивается дверь и в комнату влетает мать Изумо, парень в испуге подскакивает над кроватью, неловким движением прячет книгу, но, видимо, не успевает, потому что женщина в домашней юката подлетает к нему, властно протягивает руку, и Камизуки-младший с несчастным видом опускает в ее ладонь «нехороший» томик.
Сата Камидзуки листает залапанные до потертостей страницы, и ее лицо постепенно вытягивается, а глаза наливаются кровью.
С громким стуком лупит Изумо книжкой по голове:
-Как ты смеешь читать эту гадость в моем доме????
Парень, словно уменьшившись в размерах, зачем-то кивает и нервно сглатывает.
А потом домашний тиран разворачивается в сторону парней.
Сверлит испепеляющим взглядом. Даже в чем не повинному Котетцу хочется сбежать на улицу.
- Кто принес … ЭТО… моему мальчику?
Потупившись, Гекко честно сознается, что это он, и сразу получает по макушке.
Его Сато вообще не жалеет.
-Еще раз притащишь на порог подобную гадость, я тебя навсегда вышвырну, понял? Еще бы саке вздумали пить!
Специальный джунин Хаяте с готовностью трясет башкой. Его честные глаза наполнены неподдельным ужасом.
Женщина, фыркнув и дернув плечами, словно невиданное чудовище из книги «Монстры страны Воды», уходит, напоследок хлопнув дверью.
Дверь, зависнув на мгновение в пространстве, валится в коридор.
Разумеется, книгу Сато уносит с собой.
-Зачем прятать начал? – Ворчит Хаяте. – Может, Ведьма не заметила бы.
-Так она все насквозь видит, ты же сам знаешь.
Мать Изумо – даже не шиноби. Она просто очень страшная женщина.
-Ох…. Как ты только живешь. Не подрочить толком. – Стонет Хаяте, откидываясь на простыни. Растирает отбитую макушку:
– Теперь придется кому-то мне новую покупать…
- Извини за нее. Я сам схожу, - вздыхает Изумо.
Перспектива стоять в очереди у прилавка с неприличной «Ичей» в руке никого не радует. И ведь даже хенген-но-дзюцу в книжном не сделаешь, там с этим строго.
Ловят пронырливых генинов, пытающихся преодолеть возрастной ценз.
-Да ладно, не беспокойтесь, пожертвую своей репутацией, - ухмыляется Котетцу.
Ну, в самом деле, ему исполнилось 18, он взрослый парень. У него уже были три девушки, и с одной даже случилось ЭТО, так чего стесняться купить том макулатуры, с которым Хатаке Какаши, тот еще интроверт, в открытую ходит? А эти двое, жмутся, как маленькие, блин…
Гекко действительно на год младше, и, кажется, ни с кем не встречался толком, вот и читает неприличные книжки. Этот факт совсем не мешает семнадцатилетнему болезненному сволочи Гекко Хаяте три года как ходить в ранге специального джунина. Его все уважают, и однокурсники, и высшие, и жители Конохи.
Завидно, хоть режь! И ничего с этим чувством не поделать.
Главное, зачем это ему, кашлял бы себе дома….
Нехорошо так думать про друга детства, но…
Ээх….
-Клево, - оживляется Хаяте. - А две сразу можешь купить? И новую тоже?
-И новую тоже могу. Но только если дашь прочитать перед тем, как окончательно заберешь, ок?
-Куда я денусь от такого низкого бытового вымогательства. А ничего, если твоя бабушка узнает?
-Не думаю, что ей есть дело до того, какие книги я читаю. Главное, чтобы я «кушал суп».
-Как я тебе завидую, - от всей души признается Изумо.
Камизуки - семья мужененавистниц. Кров небольшого двухэтажного дома делят мать, две бабки, тетя и три старшие сестры, все не в браке.
Бедный, бедный несчастный Изумо, единственный живой мужчина семьи Камидзуки. Говорят, его папа после очередного скандала ушел на простейшую миссию, да так и не вернулся.
Наверняка тоже полол огороды, ведь уже три поколения в роду Камизуки не рождалось достойных шиноби.
Вырождающаяся в гражданских семья, обычное дело.
Котетцу смотрит на несчастного, пришибленного Изумо в пижаме, которая, судя по рисунку, наверняка от сестры досталась, и чувствует удивительно спокойное тепло, каждый раз расцветающее при виде друга. Он очень симпатичный, в гнезде из одеяла, со своими лихорадочной температурой и внутренними болями.
Когда Котетцу не видит друга больше суток, он начинает разглядывать фотографии в альбоме и те, что в рамке на стене. Там вся его жизнь, и почти на каждой картинке присутствует Изумо.
Об этом Котетцу никому не рассказывает. Даже бабушке.
Если долго смотреть на Камизуки, становится трудно дышать, что-то внутри колеблется, растекается жидкой смолой, и, кажется, еще секунда, и ты утонешь в этом чем-то с головой.
-Придурки, повесьте дверь на место! – Ворчит Изумо.
-Пойдем гулять? – Предлагает Изумо.
-Ты же не оправился толком. Давай просто посидим у тебя на крыше? – Вопросом на вопрос отвечает только что вернувшийся с обязательной тренировки Котетцу.
-Только не туда. Я здесь с ума схожу, круглые сутки сидеть в четырех стенах с этими, - кивает в сторону коридора. Оттуда доносится грохот и визгливая брань. В доме Камизуки полным ходом идет подготовка к обеду. – Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется свалить подальше! Навсегда. В свой угол….
Котетцу смотрит на друга.
Родные стены действуют на Изумо разрушительно, он бледнеет, худеет, теряет блеск в глазах и, вообще, выглядит очень плохо.
Это нормально, когда с рождения слышишь от родственников только одно: ты никому не нужный кусок дерьма.
Нежеланный ребенок.
Ты живешь с семьей только потому, чтобы не начали болтать соседи.
А у Котетцу есть мечта, – снимать квартирку с Изумо на окраине, на двоих, с маленькой и тесной комнатой, лишь бы им никто не мешал.
-Блин, ну не знаю. Боюсь, перенапряжешься, сляжешь, опять совместную миссию не получим.
-Может, с девчонками познакомимся, - в качестве последнего аргумента разводит руками Изумо, и тотчас морщится, когда на кухне раздается особенно яростный вопль.
Котетцу передергивает:
-Согласен, валим отсюда хоть куда-нибудь уже! Эй, эй, - останавливает он друга в дверях. - Ты хоть пижаму свою сними.
-Упс.
Сегодня на Изумо старый застиранный байковый комплект в зайцах. А волосы стянуты в пучок на затылке одной из зубастых заколок сестры.
Мать отсчитывает гроши и запрещает устраиваться на гражданскую работу. «Что люди скажут?»
Наследник Камизуки еще более бедный, чем сам Хагане.
У него даже нет купленной одежды, все, кроме белья и нескольких самодельных зимних свитеров, достается от женщин. Котетцу отдал бы свои обноски, но родственники размажут друга по стенам, - «Чужое брать нельзя. Что скажут соседи?».
В детстве Изумо много дразнили, но он умел давать сдачи. Затем силы стали неравными, и сдачи давать уже не получалось.
Впрочем, доблестным генинам Конохи запрещено обижать убогих, - со временем осталось только обидное прозвище – Нищий.
После экзамена Изумо всегда ходит в чуунинской форме.
С кухни удается стащить большую рисовую лепешку, - семья слишком занята выяснением отношений, чтобы обратить внимание на прошмыгнувших мимо парней.
А на улице - тепло и солнечно. Как всегда в это время года.
Иллюзия свободы опьяняет.
Все спешат по своим делам. Никому нет дела до бездельничающих ребят.
- На Хокаге? – Предлагает Котетцу. До Четвертой площади, центральной в районе, идти всего пару минут.
Там, на ступенях вокруг небольшого трехструйного фонтана, бьющего из-под ног сурового каменного Хидайме, - привычное место встреч бедной молодежи.
Они садятся на теплый гранит ступеней. В свете солнечных лучей кожа Камизуки отливает желтизной, а вокруг глаз отчетливо выделяются синие круги болезни.
Рядом примостились гражданские парни, косятся на форменную одежду с плохо скрываемой завистью. Хагане не по себе от этих взглядов.
А девчонки редко обращают на них внимание…. И вряд ли обратят в дальнейшем.
Потомственные куноичи предпочитают встречаться с одобренными родней представителями могущественных кланов, или просто с подающими надежды шиноби-одиночками. Гражданские хоть и смотрят полными восхищения глазами, но не спешат заводить отношения с людьми, чья жизнь безраздельно принадлежит Конохе.
Синдром войны – не совсем то, о чем мечтает любая гражданская женщина.
Ведь, в доме должен быть мир.
Иногда он думает: как здорово быть простым жителем Конохи. Ты - только человек, и ничего больше…Никто не ждет от тебя подвигов и излишнего героизма.
У тебя нет наследственности, всех этих великих мертвых родственников, чьи имена позоришь одним своим существованием.
А солнце - приятно теплое. Легкий ветер доносит из окрестных лавок вкусные запахи, играет с волосами, поднимает редкие листья с земли.
Пронзительно кричат соколы, кружащие над высеченными в Каньоне головами Хогаге.
Ходят туда–сюда по своим делам люди, их интересно разглядывать, соревнуясь в едкости комментариев.
Чувствуются лето и собственная молодость, и кажется, что все будет хорошо, потому что по-другому просто не может случиться, не так ли?
В такие минуты особенно приятно гулять с Изумо. Сидеть с ним, тренироваться, молчать или разговаривать, без разницы. Сейчас Котетцу чувствует себя неоправданно счастливым.
В компании друга можно провести вечность…. И не надоест.
С девочками - не так. С девочками – скучно. И все время приходится выпендриваться.
А еще, в Изумо есть что-то особенное..
Сам Хагане не такой. Он самый обычный, и волосы у него дурацкие.
И голос все еще ломается.
Ссутулившись, Камизуки пальцем рисует рожицы на пыльном камне ступеней.
-Ты очень медленно поправляешься. - Замечает Котетцу.
-Не знаю. Наверное, это потому что плохо сплю. Знаешь, он ко мне приходит во сне, лицо в крови, - Изумо передергивает. – Повторяет: «Ты меня убил. Ты меня убил. Ты меня убил». Страшно глаза сомкнуть - кажется, будто рядом стоит. За спиной. И смотрит. Ждет, когда потеряю бдительность, чтобы утащить с собой в могилу. Всегда чувствую его присутствие. Даже сейчас. Ничего не могу с собой поделать. Страх сильнее меня. Я не знаю, как быть.
На последней миссии класса С их сквад разделили. Команда чуунинов, куда входил Изумо, в процессе патрулирования территории попала в засаду бандитов. Две недели назад Изумо убил своего первого врага, и был сильно ранен.
Теперь Котетцу никогда в этом не признается, но первые пару дней он немного завидовал другу, - Изумо стал настоящим шиноби.
Прошел боевое крещение кровью.
А затем он заметил шоковое выражение в глазах Изумо, которое все не проходило.
Такое случается со всеми шиноби, первый раз убившего человека, - об этом часто рассказывают в Академии. Но каждый генин думает, что с ним будет иначе.
Что он лучше других…. Что он уникален.
Но боль и страх для всех одинаковы. Переступи и следуй дальше.
На путь шиноби.
Ты не заметишь, как перестанешь считать трупы.
Возможно, не сосчитают и тебя.
Изумо оправится от синдрома через пару дней. Он сильный, гораздо сильнее и упрямее самого Камидзуки. Он тренируется до тех пор, пока не падает без сил. У него все получится, когда-нибудь, в это Хагане верит.
-Все будет хорошо, - говорит Котетцу, и улыбается солнцу так, будто бы это оно – Изумо.
-Ага, ага, - бездумно соглашается погруженный в свои мысли друг.
В конце улицы маячит знакомая фигура в униформе. Гекко Хаяте. Возвращается с ежедневных занятий в лесу.
Его легко узнать по неизменному шарфу.
Удивительно, но сейчас Котетцу совсем не рад видеть друга. Напротив, он чувствует неожиданно нахлынувшее раздражение. Хочется предложить Изумо свалить по-быстрому туда, где они снова смогут остаться одни.
С каждым шагом Гекко что-то ломает, хрупкое и необъяснимое.
Разумеется, он слишком быстро замечает друзей, токубетцу джунин, привыкший круглосуточно сканировать пространство. Приветственно машет рукой.
Котетцу чувствует, как мгновенно напрягается сидящий рядом Изумо. Такая перемена радует. Может быть, Камизуки тоже чувствует эту особенную гармонию.
Гекко садится рядом с ними, вздыхает:
-Прохлаждаетесь?
-Экономически бедствуем, - морщится Котетцу.
-Я тоже. Сижу на довольствии с зубами на полке. У меня миссия только в понедельник.
-Тебе-то на что жаловаться? – Фыркает Изумо. – У тебя одна миссия как пять наших оплачивается.
-Зависть – плохое чувство, - грустнеет Хаяте, а Котетцу думает, как бы побыстрее с ним распрощаться.
Избавление приходит в облике по-прежнему обмотанного бинтами Генмы Ширануи, спрыгнувшего с крыши на брусчатку.
Старшие привычно передвигаются по второму и третьему ярусу деревни, досчатым и черепичным кровлям, так быстро, что их едва захватывает взгляд. В последнее время они особенно зачастили в район Изумо, и сидеть вечерами у него на крыше уже не так безопасно, как раньше, - пару недель назад их едва не зашиб спешащий со срочным заданием джунин.
Между тем, Ширануи спокойно подходит к парням, молча стоит над душой с руками в карманах.
Гекко смотрит на него снизу-вверх с плохо скрытым раздражением.
-Что тебе?
-Помощь нужна.
-У меня выходной.
-Серьезно нужна.
-А у меня выходной. Объяснить, что это значит?
Ширануи вздыхает:
-То, что сегодня ты не в штабе. Восемь часов тренировался в лесу, сейчас сидишь с друзьями, потом пойдешь в «Ичираку», закажешь обед номер3 с жасминовым чаем, отправишься домой, будешь убираться, постираешь свою форму, дочитаешь «Особенности ведения боевых действий в стране Ветра», совершишь все свои лечебные процедуры, к двенадцати ночи сходишь в душ и пойдешь спать. Я что-то упустил?
-Нет, - отвечает Хаяте, и видно, что он зол.
Котетцу удивляется про себя, как друг может на равных говорить с Ширануи, от которого передергивает, даже если он в хорошем настроении.
Общаясь неформально, Хагане все время забывает, что Хаяте старше по званию, что весьма уважаем как Старший, что читает лекции в Академии.
-Гекко, сейчас в деревне мало специалистов-стратегов, мы не справляемся, к 5 утра нужно восемь миссий просчитать и расписать, все категорий С и В, двадцать четыре команды комплектуем и выпускаем на рубежи. Не успеваем. Если мы допустим ошибку, кто-то точно не вернется. Исключительно по нашей вине. А мы ее совершим, потому что там планирования и расчетов на три-четыре дня!
-И?
-Геккона!
Хаяте не моргая смотрит на джунина, подперев щеку рукой.
-Извинина? – Смотря в сторону, вдруг говорит Ширануи. – Больше не буду…
-Ты понимаешь, что это называется шантаж? Какие, в жопу, «извини»? Мне теперь по-любому придется с тобой идти, - цедит Гекко, со вздохом отрывая задницу от насиженного камня. – Я же не засну, если буду знать, что вы кого-то угробите своими недорасчетами. Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам…. Ничего без меня не можете…. И не думай, что нам есть, о чем говорить, помимо работы.
Котетцу вдруг охватывает разочарование, которое бывает, когда смотришь театральную постановку и видишь кулисы, - там толпятся актеры без масок, ждут своего выхода, переговариваются.
-Кстати, ребята, - на прощание говорит Гекко. – В воскресенье намечаются маленькие закрытые посиделки для своих в Клубе Джунинов, я бы хотел вас там видеть. Послушаете разговоры, пообвыкнитесь… Пора обзаводиться связями в среде Старших. Чуть что, будут первыми вспоминать вас. Дела свои поправите.
Котетцу вспоминает родовое поместье на окраине, в котором они с бабушкой теперь не живут, но содержат на большую часть своих довольствия и пенсии.
Там слишком много призраков великого прошлого, в этом невыносимо огромном для двоих доме.
Странно наблюдать за Старшими на отдыхе: они расслабляются и становятся нормальными людьми.
Валяют дурака. У них простые разговоры, истории, улыбки….
Отношения…
Хатаке Какаши без форменного жилета, худой и осунувшийся после только что завершенной длительной миссии, скорчился на диване клубком и, привалившись к Гаю, отрубился у него на плече. Наверное, спит, потому что ничего с этими Старшими нельзя знать наверняка. Самый Неадекватный Джунин Селения сидит, боясь потревожить сон друга и вечного соперника, расслабленный и на удивление спокойный, будто не он носится на руках по деревне, звеня яйцами в своем зеленом трико.
Задумавшись, Гай медленно перебирает жесткие светлые волосы. А на полу у дивана обложкой вверх раскинулась «Ича-Ича».
На отмороженную куноичи Анко в распахнувшемся плаще, под которым только полупрозрачная майка, подчеркивающая завораживающе-роскошную грудь, пялится совиными глазами Хаяте. Котетцу даже немного завидует парню, - все у него по жизни просто, все легко, если бы не эта его страшная, иссушающая организм болезнь…. Девушка пьяно ухмыляется, опрокидывает стопки одну за другой.
Рядом с Анко сидит Ширануи, у него в руках детский шарик йо-йо. Вот уже полчаса мужчина заворожено бьет по нему ладонью, игрушка на нитке растягивается, почти достигая пола, но вновь стремится к ладони. Котецу переводит взгляд на приятеля, и понимает, что Гекко, не мигая, следит за движением шара. Неожиданно, будто услышав мысли Хагане, Ширануи поднимает взгляд, кисло, с прищуром смотрит на парня. Хаяте пожимает плечами. Генма поднимается и выходит, токубетцу джунин, помедлив, следует за ним.
В углу комнаты напарник Ширануи Райдо залпом допивает свою кружку пива.
ИноШикоЧо, неизменная троица Конохи, играют в углу в нарды. Нара сосредоточенно размышляет над доской, а за его плечом невозмутимой горой возвышается Акамичи-Большой.
Рядом курит трубку Асума, травит анекдоты, и заливисто смеется красноглазая куноичи Куренай.
Они все такие реальные, настоящие.
Странно быть с ними рядом.
А Абураме, скрытый многими одеждами человек–жук, страшный до дрожи в коленках, играет на непривычном струнном инструменте.
По залу вьется величественная, неземная, тонкая музыка.
Он распахивает дверь в совмещенном клубном сортире и пытается сунуться внутрь, у начищенных до блеска раковин напоровшись на Генму с Хаяте. Черные волосы заморыша, удивительно похожие на мягкие пряди Изумо, зажаты в кулаке Ширануи.
Котетцу пугается, до дрожи пугается нахлынувших при виде этих двоих чувств.
Мать вашу….
Генма смотрит трезво и спокойно. Таким отморозкам, как он, вообще на все наплевать, в том числе, что их застали за неуставными отношениями. Они живут на миссиях, а не в деревне.
Ширануи спрашивает:
-Чёсмотришна?
-Он не в теме, - быстро говорит Гекко.
Котетцу только кивает.
Он надеется, что лицо у него не пунцовое, потому что уши точно горят, и тяжелая испарина поднимается от воротника к темечку.
В глазах Хаяте застыло странное выражение, и не прочесть, не понять о чем думает друг…. Все тот же друг детства, кажется, с рождения не снимающий греющий горло шарф, любитель настольных игр и посиделок за чаем, давно один из этих, с ног до темечка покрытых шрамами боевиков.
Так гадко.
Так грязно. Не честно.
И что-то еще.
Странное, щемящее. Приятное?
Два мужчины. Что они позволяют себе делать! В голове не укладывается…
Генма сторонится, прижимается крепче к другу, пропуская Котетцу к двери, ведущей в долгожданный закуток с унитазом, куда, кажется, уже расхотелось идти, и Хаяте привычным движением обнимает джунина за талию.
-Мы не распространяемся об этом вне круга Старших, - извиняющимся тоном объясняет Гекко.
-Я ничего не видел. – Отвечает Котетцу. И на всякий случай уточняет, - ничего.
-Блин, Ширануи, опять развели свою гамасятину, блевать тянет. Дома места нет, а? Мелочь, убери жопу, - неожиданно раздается голос Райдо, мужчина бесцеремонно протискивается к унитазу, поворачивается спиной, одновременно расстегивая ширинку. Раздаются журчание и тихий довольный вздох.
-Отношения в общественном месте выясняете, подаете дурной пример детям, - отливая, беззлобно ворчит Намьяши.
«Детям», - это сказано про него, и в голову Котетцу снова ударяет волна крови. Вот теперь он точно красный, как самый спелый томат на свете.
-Тебе просто завидно, - ухмыляется напарнику Ширануи.
Райдо оборачивается, и обреченно произносит:
-Да вы меня за три года достали, пидоры, до зубов уже. Хорошо, помирились, наконец, не будете мозги своими проблемами выносить! То один, то другой! Хуже баб, чесслово!
И с усталым видом исчезает в пространстве.
Когда Котетцу выходит из туалета, токубетцу джунин Ширануи невозмутимо рассказывает забавную историю, но потом разговор сам собой скатывается туда же, куда и всегда – к политической ситуации, войне и потерям.
Изумо сидит на диване рядом с Умино Ирукой, поскучневшим за последний год чуунином из Академии. Парни внимательно слушают старших по званию, и к Котетцу неожиданно для него самого приходит понимание: им ни при каком раскладе не стать боевыми ниндзя. И все остальные в этом зале, тонко чувствующие малейшие колебания чакры, это знают. Относясь доброжелательно, Старшие будто бы говорят: парни, вы нам нужны, нам требуются поддержка и надежный тыл, спасибо за вашу работу!
От этого становится еще обидней.
Тяжело быть третьим сортом.
Но Старшим шиноби еще сложнее.
Котетцу плюхается рядом, обводит глазами комнату, с подозрением задерживаясь на каждом присутствующем. Обращает внимание на Асуму и Куренай, но здесь все понятно, бородатый ниндзя держит куноичи за руку, любуясь ее маникюром. Смотрит на нее так, будто нет вокруг ни комнаты, ни всех этих людей.
Мать вашу, только что в туалете целовались два старших по званию, один из которых его друг детства, а другой… о другом он бы подумал что угодно, только … короче, в голове не укладывается.
Это что, так можно, двойная мораль Конохи? Ох ёёёёё……
От мыслей у Котетцу начинает болеть голова.
Он вспоминает случайно услышанный пару недель назад разговор напарников, про «Мелочь» и мамин чай, и реальность смещается, колеблется, удивительная и извращенная.
Мелочь – это Гекко.
Хаяте… Ну Хаяте, блин. Которому из-за возраста даже не продают «Ича-Ичу», Хаяте, над которым смеялись, будто он умрет девственником, с 15 лет занимается ЭТИМ с взрослым мужчиной, целуется, ходит на свидания, трахается, что там еще делают гомики вдвоем.
Неприятно… Хагане чувствует себя преданным.
Когда успел забыть, что теперь Гекко ровня только своему отморозку?
Который общается с едва-едва чунинами так, будто они тоже – ровня. Будто нет между ними стены из опыта, трупов и знаний.
Дурачки, над которыми хорошо смеяться, выдавая себя за кого-то другого, вот они кто.
И вообще, почему Гекко может делать все, что нельзя ему?! Почему его жизнь складывается так просто?
Хочется рассказать обо всем Изумо, который, как всегда, тонко чувствует эмоциональное состояние друга. Бросает вопросительный взгляд.
Но рассказать не получится, язык не повернется. Легче сквозь землю провалиться.
Самое ужасное, что Котетцу чувствует, что начинает снова заливаться краской, медленно и неотвратимо. Память возвращается к недавно увиденному – разумеется, он не застал ничего, но воображение услужливо дорисовывает фрагменты.
Хочется все время смотреть на губы Камизуки.
Наверное, он чувствует к Изумо тоже, что Хаяте к своему Сенбон-сану. То, что почему-то не получается испытывать ни к одной девчонке в Скрытой Деревне.
Как и Хаяте, он наверняка может поцеловать своего друга, но… ааааа!!!!!!
Как все сложно.
И… Гекко, - сволочь!
Сволочь сидит и невозмутимо пьет саке рядом с окончательно развеселившейся и сбросившей плащ Анко.
Ее восхитительные формы не радуют.
Автор: .Ero-Jounin Hatake Kakashi
Бета: [J]Roronoa.Zoro[/J]
Жанр: yaoi, новелла
Рейтинг: в этой части PG-13, NC-17 не за горами
Персонажи: Котетсу\Изумо, Хаяте, Генма и другие
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Статус: в процессе.
Размер: макси
ЛОТОС В КОНОХЕ ЦВЕТЕТ ДВАЖДЫ.
читать
-Бабуль, ну в самом деле, перестань хлопотать, мне же не пять лет, - ворчит Котетцу, но на самом деле ему действительно хочется тепла очага, сумбурного мельтешения пожилой женщины, и вкусной еды, и рассказать ей все, как в детстве, приукрашивая подробности, выставляя себя настоящим героем.
Эта маленькая двухкомнатная квартира – его новый дом, а баа-сан, Кинбоку Хагане, – единственная родственница.
Сейчас она кладет на стол нехитрую, но вкусную стряпню, рис, овощи, немного свиного мяса.
Запах выманивает Котетцу из ванной, он выходит, размахивая мокрыми руками, так, что мелкие брызги летят на стены и мебель.
-Как все прошло? – С неожиданной серьезностью спрашивает бабушка, и Котетцу вдруг жалеет, что он давно не мальчишка.
-Двоих наших убили. И Бадо тоже. Трое ранено. А я опять был в саппорт-группе.
Женщина смотрит на него стальными глазами старой куноичи, пережившей мужа, детей и внуков.
-Ты рожден тем, кем ты стал. Не всем суждено быть джунинами, даже специальными. Но каждому ниндзя в Конохе найдется свое дело.
-Блин, бабушка, не начинай! Мои родители - крутые шиноби, и дед, и брат. И даже ты была АНБУ! А я, наследник семьи, не могу толком среднее дзюцу сложить! Среднее, понимаешь?– Котетцу почти вопит с набитым ртом, размахивает палочками с рисовым колобком.
-Они были бы рады, что ты вырос таким, если бы были живы, - спокойно отвечает Кинбоку, и от этих слов еда теряет свой вкус, становится липкой и сладкой, как погребальный тофу.
Котетцу мрачно ковыряет палочками в тарелке, но нагулянный за пару дней аппетит не возвращается.
-Ладно, бабуль, я все понял.
Ему не хочется продолжать этот бесполезный разговор, с каждой минутой все больше выставляя себя балбесом-максималистом.
-Я боюсь, что меня перестанут отправлять на миссии. Наверное, переведут в штаб, раз здесь никакого толка. Саппорт, и тот хреновый получился.
Кинбоку тяжело вздыхает, так, как это могут делать только старики:
-Твое довольствие от этого не уменьшится. Не всем суждено родиться великими. А мне будет гораздо спокойней. Я же хочу сохранить своего любимого внука.
-Одно радует, Изумо в таком же положении, что и я.
-Все вы мужчины одинаковы, не успела отвернуться, уже «этими самыми» меряетесь.
-Да нет, баа-сан, прекрати! Это же Изумо!
-Ладно, ладно, убедил. Хочешь соевую пастилу?
Но у пастилы тоже вкус погребального тофу.
Когда тебе 18, ты уже чувствуешь себя старым. Таким безупречно древним стариком, что перспектива отметить 30-летие выглядит насмешкой.
Вроде полета на плоскую монетку луны.
Ты – ниндзя.
Котетцу идет по коридору штаб-квартиры, лавирует среди одинаково одетых людей. Почти все в идентичной конохской форме, и только наметанный глаз шиноби может вычислить личный уровень каждого. Иногда попадаются АНБУ в боевых доспехах, беспощадные полулюди с лицами-масками. Благоухают ароматами духов редкие женщины-куночи, их красивые одежды никогда не скрывают достоинства. В распределительный блок топают генины с серьезными лицами, яркие в своих детских костюмах.
Котетцу тоже идет получать задание.
За столом комиссии его встречает Генма Ширануи, специальный джунин с неизменным сенбоном в зубах.
-Повернулсяна! - Вместо приветствия говорит Ширануи. Его башка обмотана бинтами, и именно поэтому боевик сейчас сидит здесь, за столом в приемной, а не бродит вокруг Конохи с очередной миссией, в назначение которых таких, как Котетцу, не посвящают.
-Подпрыгнулна! - И парень послушно скачет пару раз. Оборачивается на мужчину.
Генма болезненно морщится:
-Хорошона…
Кто их поймет, этих боевых ниндзя. Они и в стабильном состоянии чем выше по званию, тем сильнее с катушек съезжают, а уж если голова замотана, то хрен его знает, что там под бинтами «творитсяна».
Нет, «определеннона».
Поэтому Котетцу, вытянувшись как положено, смиренно смотрит в пустоту у виска старшего по званию.
Ширануи неприятный. У него взгляд патологоанатома.
- Миссию…. Значит….. Хочешна, - цедит слова через свою железку, с непривычки неловко копошась в бумагах. Слова падают весомо, как камни. Вдруг спрашивает:
-Напарник-то как твой?
Старшие джунины помнят всех жителей деревни, кто хоть раз попадал в их поле зрения. Работа…
- Камидзуки мне не напарник, но я бы хотел, чтобы он им стал.
-Если не откинетесь, на осенней переписи вас поставят в двойку. Так как там твой кореш?
-Отлежался, еще неделя на реабилитацию.
-Это хорошо, - задумчиво тянет Ширануи. – Когда оклемается, будет где размяться.… Миссий до жопы. Хотя, все для вас сложноваты. Жди, сверяю списки.
В комнате материализуется Намьяши Райдо, обожженный спецовик, с десяток лет как бессменная вторая половина Ширануи. Мужчины здороваются, поцелуем в щеку. Котетцу странно и немного неудобно смотреть на не слишком распространенное в Конохе проявление дружбы. Впрочем, что Котетцу знает о традициях далеких стран, в которых побывали джунины, он, никогда не отходивший от родной деревни более, чем на сотню километров?
-Пожрал? – Спрашивает Генма, по-прежнему с острым сенбоном в зубах.
Райдо утвердительно кивает, непонятно, то ли он здоровается, то ли просто говорит: «да», а потом берет откуда-то из воздуха коробку с онигири и кладет ее прямо на ведомости, под нос Ширануи.
Бледный, с ввалившимися глазами Генма смотрит на еду, и видно, что ему становится еще хуже.
-Спасибо, - кисло благодарит. – Я как-нибудь попозже, ок?
-Мама специально тебе приготовила. Передает привет и приглашает на чай в воскресенье. Мелочь не забудь захватить. Она вас любит.
-Как мило, - говорит Ширануи, не меняясь в лице, и Котетцу понимает что никогда, ни за какие надбавки к довольствию он не хотел бы работать с таким отмороженным напарником.
-Миссия Добрых Дел выполнена, - салютует Райдо и исчезает в круговороте воронов из чакры.
-Уффф, - тяжело вздыхает Генма, отталкивает коробку от себя подальше. Смотрит на парня с неподражаемо страдальческим видом:
-Слушай, забери, а? Отнесешь своему больному? Не могу есть. Тошнит. И выбросить тоже не могу…
-Да. – По-военному коротко отвечает Котетцу, и ему тотчас дают очередную миссию по уборке урожая, приправленную сладкими шариками онигири.
Так он и выходит, с коробкой, завернутой в ордер.
Завтра ожидается исключительно дурацкий день
Друг сидит в постели, накрытый одеялом, в ногах у него разместился Гекко Хаяте, даже в свой законный выходной одетый в привычную униформу. Гекко сосредоточенно вяжет рукав от свитера, в полиэтиленовом пакете у него пара клубков, а Изумо читает принесенную другом книжку в обложке из газеты, и по гамме эмоций, калейдоскопом проносящихся по лицу, Котетцу понимает, что это новый томик серии «ИчаИча».
-Привет! Сдохните от зависти! Мне дали миссию на прополку огородов!
-О, да ты просто наиважнейший член общества, - кашляет себе под нос Хаяте, не отрываясь от перепроверки количества петель.- Ща сложусь в конвульсиях зависти.
Изумо, кажется, вообще не слушает, что они говорят, поэтому можно особенно не упражняться в красноречии, но Котетцу все равно продолжает:
-А ты сомневаешься? Без меня гражданские жители деревни умрут от голода, ведь только я, последний из семьи Хагане, способен разрешить проблему переизбытка «сорняков Обыкновенных» на квадратном метре полей. Кстати, насчет голода! Никто не хочет вкуснейших онигири мамаши Намьяши Райдо, которая передала еду Ширануи Генме, который сбагрил мне и рисовые шарики, и это божественное задание с напутственными словами о важности напарников в жизни каждого чуунина? А?
-Ширануи? – Будто очнувшись, переспрашивает Хаяте.
-Ага, этот, «Сенбон-сан».
-Ясно. Тогда мне – двойную порцию, не зажмешь? – Джунин даже откладывает в сторону вязание, ловко подцепив Изумо за книжку, парень тотчас настороженно поднимает глаза, - наверняка от особенно неприличной сцены оторвали.
– Бросай ты это чтиво, нас вкуснейшие онигири ждут! – Улыбается Хаяте.
Ему-то что, он «Ичу-Ичу» до дыр зачитал.
И тут, совершенно неожиданно и без предупреждения, распахивается дверь и в комнату влетает мать Изумо, парень в испуге подскакивает над кроватью, неловким движением прячет книгу, но, видимо, не успевает, потому что женщина в домашней юката подлетает к нему, властно протягивает руку, и Камизуки-младший с несчастным видом опускает в ее ладонь «нехороший» томик.
Сата Камидзуки листает залапанные до потертостей страницы, и ее лицо постепенно вытягивается, а глаза наливаются кровью.
С громким стуком лупит Изумо книжкой по голове:
-Как ты смеешь читать эту гадость в моем доме????
Парень, словно уменьшившись в размерах, зачем-то кивает и нервно сглатывает.
А потом домашний тиран разворачивается в сторону парней.
Сверлит испепеляющим взглядом. Даже в чем не повинному Котетцу хочется сбежать на улицу.
- Кто принес … ЭТО… моему мальчику?
Потупившись, Гекко честно сознается, что это он, и сразу получает по макушке.
Его Сато вообще не жалеет.
-Еще раз притащишь на порог подобную гадость, я тебя навсегда вышвырну, понял? Еще бы саке вздумали пить!
Специальный джунин Хаяте с готовностью трясет башкой. Его честные глаза наполнены неподдельным ужасом.
Женщина, фыркнув и дернув плечами, словно невиданное чудовище из книги «Монстры страны Воды», уходит, напоследок хлопнув дверью.
Дверь, зависнув на мгновение в пространстве, валится в коридор.
Разумеется, книгу Сато уносит с собой.
-Зачем прятать начал? – Ворчит Хаяте. – Может, Ведьма не заметила бы.
-Так она все насквозь видит, ты же сам знаешь.
Мать Изумо – даже не шиноби. Она просто очень страшная женщина.
-Ох…. Как ты только живешь. Не подрочить толком. – Стонет Хаяте, откидываясь на простыни. Растирает отбитую макушку:
– Теперь придется кому-то мне новую покупать…
- Извини за нее. Я сам схожу, - вздыхает Изумо.
Перспектива стоять в очереди у прилавка с неприличной «Ичей» в руке никого не радует. И ведь даже хенген-но-дзюцу в книжном не сделаешь, там с этим строго.
Ловят пронырливых генинов, пытающихся преодолеть возрастной ценз.
-Да ладно, не беспокойтесь, пожертвую своей репутацией, - ухмыляется Котетцу.
Ну, в самом деле, ему исполнилось 18, он взрослый парень. У него уже были три девушки, и с одной даже случилось ЭТО, так чего стесняться купить том макулатуры, с которым Хатаке Какаши, тот еще интроверт, в открытую ходит? А эти двое, жмутся, как маленькие, блин…
Гекко действительно на год младше, и, кажется, ни с кем не встречался толком, вот и читает неприличные книжки. Этот факт совсем не мешает семнадцатилетнему болезненному сволочи Гекко Хаяте три года как ходить в ранге специального джунина. Его все уважают, и однокурсники, и высшие, и жители Конохи.
Завидно, хоть режь! И ничего с этим чувством не поделать.
Главное, зачем это ему, кашлял бы себе дома….
Нехорошо так думать про друга детства, но…
Ээх….
-Клево, - оживляется Хаяте. - А две сразу можешь купить? И новую тоже?
-И новую тоже могу. Но только если дашь прочитать перед тем, как окончательно заберешь, ок?
-Куда я денусь от такого низкого бытового вымогательства. А ничего, если твоя бабушка узнает?
-Не думаю, что ей есть дело до того, какие книги я читаю. Главное, чтобы я «кушал суп».
-Как я тебе завидую, - от всей души признается Изумо.
Камизуки - семья мужененавистниц. Кров небольшого двухэтажного дома делят мать, две бабки, тетя и три старшие сестры, все не в браке.
Бедный, бедный несчастный Изумо, единственный живой мужчина семьи Камидзуки. Говорят, его папа после очередного скандала ушел на простейшую миссию, да так и не вернулся.
Наверняка тоже полол огороды, ведь уже три поколения в роду Камизуки не рождалось достойных шиноби.
Вырождающаяся в гражданских семья, обычное дело.
Котетцу смотрит на несчастного, пришибленного Изумо в пижаме, которая, судя по рисунку, наверняка от сестры досталась, и чувствует удивительно спокойное тепло, каждый раз расцветающее при виде друга. Он очень симпатичный, в гнезде из одеяла, со своими лихорадочной температурой и внутренними болями.
Когда Котетцу не видит друга больше суток, он начинает разглядывать фотографии в альбоме и те, что в рамке на стене. Там вся его жизнь, и почти на каждой картинке присутствует Изумо.
Об этом Котетцу никому не рассказывает. Даже бабушке.
Если долго смотреть на Камизуки, становится трудно дышать, что-то внутри колеблется, растекается жидкой смолой, и, кажется, еще секунда, и ты утонешь в этом чем-то с головой.
-Придурки, повесьте дверь на место! – Ворчит Изумо.
-Пойдем гулять? – Предлагает Изумо.
-Ты же не оправился толком. Давай просто посидим у тебя на крыше? – Вопросом на вопрос отвечает только что вернувшийся с обязательной тренировки Котетцу.
-Только не туда. Я здесь с ума схожу, круглые сутки сидеть в четырех стенах с этими, - кивает в сторону коридора. Оттуда доносится грохот и визгливая брань. В доме Камизуки полным ходом идет подготовка к обеду. – Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется свалить подальше! Навсегда. В свой угол….
Котетцу смотрит на друга.
Родные стены действуют на Изумо разрушительно, он бледнеет, худеет, теряет блеск в глазах и, вообще, выглядит очень плохо.
Это нормально, когда с рождения слышишь от родственников только одно: ты никому не нужный кусок дерьма.
Нежеланный ребенок.
Ты живешь с семьей только потому, чтобы не начали болтать соседи.
А у Котетцу есть мечта, – снимать квартирку с Изумо на окраине, на двоих, с маленькой и тесной комнатой, лишь бы им никто не мешал.
-Блин, ну не знаю. Боюсь, перенапряжешься, сляжешь, опять совместную миссию не получим.
-Может, с девчонками познакомимся, - в качестве последнего аргумента разводит руками Изумо, и тотчас морщится, когда на кухне раздается особенно яростный вопль.
Котетцу передергивает:
-Согласен, валим отсюда хоть куда-нибудь уже! Эй, эй, - останавливает он друга в дверях. - Ты хоть пижаму свою сними.
-Упс.
Сегодня на Изумо старый застиранный байковый комплект в зайцах. А волосы стянуты в пучок на затылке одной из зубастых заколок сестры.
Мать отсчитывает гроши и запрещает устраиваться на гражданскую работу. «Что люди скажут?»
Наследник Камизуки еще более бедный, чем сам Хагане.
У него даже нет купленной одежды, все, кроме белья и нескольких самодельных зимних свитеров, достается от женщин. Котетцу отдал бы свои обноски, но родственники размажут друга по стенам, - «Чужое брать нельзя. Что скажут соседи?».
В детстве Изумо много дразнили, но он умел давать сдачи. Затем силы стали неравными, и сдачи давать уже не получалось.
Впрочем, доблестным генинам Конохи запрещено обижать убогих, - со временем осталось только обидное прозвище – Нищий.
После экзамена Изумо всегда ходит в чуунинской форме.
С кухни удается стащить большую рисовую лепешку, - семья слишком занята выяснением отношений, чтобы обратить внимание на прошмыгнувших мимо парней.
А на улице - тепло и солнечно. Как всегда в это время года.
Иллюзия свободы опьяняет.
Все спешат по своим делам. Никому нет дела до бездельничающих ребят.
- На Хокаге? – Предлагает Котетцу. До Четвертой площади, центральной в районе, идти всего пару минут.
Там, на ступенях вокруг небольшого трехструйного фонтана, бьющего из-под ног сурового каменного Хидайме, - привычное место встреч бедной молодежи.
Они садятся на теплый гранит ступеней. В свете солнечных лучей кожа Камизуки отливает желтизной, а вокруг глаз отчетливо выделяются синие круги болезни.
Рядом примостились гражданские парни, косятся на форменную одежду с плохо скрываемой завистью. Хагане не по себе от этих взглядов.
А девчонки редко обращают на них внимание…. И вряд ли обратят в дальнейшем.
Потомственные куноичи предпочитают встречаться с одобренными родней представителями могущественных кланов, или просто с подающими надежды шиноби-одиночками. Гражданские хоть и смотрят полными восхищения глазами, но не спешат заводить отношения с людьми, чья жизнь безраздельно принадлежит Конохе.
Синдром войны – не совсем то, о чем мечтает любая гражданская женщина.
Ведь, в доме должен быть мир.
Иногда он думает: как здорово быть простым жителем Конохи. Ты - только человек, и ничего больше…Никто не ждет от тебя подвигов и излишнего героизма.
У тебя нет наследственности, всех этих великих мертвых родственников, чьи имена позоришь одним своим существованием.
А солнце - приятно теплое. Легкий ветер доносит из окрестных лавок вкусные запахи, играет с волосами, поднимает редкие листья с земли.
Пронзительно кричат соколы, кружащие над высеченными в Каньоне головами Хогаге.
Ходят туда–сюда по своим делам люди, их интересно разглядывать, соревнуясь в едкости комментариев.
Чувствуются лето и собственная молодость, и кажется, что все будет хорошо, потому что по-другому просто не может случиться, не так ли?
В такие минуты особенно приятно гулять с Изумо. Сидеть с ним, тренироваться, молчать или разговаривать, без разницы. Сейчас Котетцу чувствует себя неоправданно счастливым.
В компании друга можно провести вечность…. И не надоест.
С девочками - не так. С девочками – скучно. И все время приходится выпендриваться.
А еще, в Изумо есть что-то особенное..
Сам Хагане не такой. Он самый обычный, и волосы у него дурацкие.
И голос все еще ломается.
Ссутулившись, Камизуки пальцем рисует рожицы на пыльном камне ступеней.
-Ты очень медленно поправляешься. - Замечает Котетцу.
-Не знаю. Наверное, это потому что плохо сплю. Знаешь, он ко мне приходит во сне, лицо в крови, - Изумо передергивает. – Повторяет: «Ты меня убил. Ты меня убил. Ты меня убил». Страшно глаза сомкнуть - кажется, будто рядом стоит. За спиной. И смотрит. Ждет, когда потеряю бдительность, чтобы утащить с собой в могилу. Всегда чувствую его присутствие. Даже сейчас. Ничего не могу с собой поделать. Страх сильнее меня. Я не знаю, как быть.
На последней миссии класса С их сквад разделили. Команда чуунинов, куда входил Изумо, в процессе патрулирования территории попала в засаду бандитов. Две недели назад Изумо убил своего первого врага, и был сильно ранен.
Теперь Котетцу никогда в этом не признается, но первые пару дней он немного завидовал другу, - Изумо стал настоящим шиноби.
Прошел боевое крещение кровью.
А затем он заметил шоковое выражение в глазах Изумо, которое все не проходило.
Такое случается со всеми шиноби, первый раз убившего человека, - об этом часто рассказывают в Академии. Но каждый генин думает, что с ним будет иначе.
Что он лучше других…. Что он уникален.
Но боль и страх для всех одинаковы. Переступи и следуй дальше.
На путь шиноби.
Ты не заметишь, как перестанешь считать трупы.
Возможно, не сосчитают и тебя.
Изумо оправится от синдрома через пару дней. Он сильный, гораздо сильнее и упрямее самого Камидзуки. Он тренируется до тех пор, пока не падает без сил. У него все получится, когда-нибудь, в это Хагане верит.
-Все будет хорошо, - говорит Котетцу, и улыбается солнцу так, будто бы это оно – Изумо.
-Ага, ага, - бездумно соглашается погруженный в свои мысли друг.
В конце улицы маячит знакомая фигура в униформе. Гекко Хаяте. Возвращается с ежедневных занятий в лесу.
Его легко узнать по неизменному шарфу.
Удивительно, но сейчас Котетцу совсем не рад видеть друга. Напротив, он чувствует неожиданно нахлынувшее раздражение. Хочется предложить Изумо свалить по-быстрому туда, где они снова смогут остаться одни.
С каждым шагом Гекко что-то ломает, хрупкое и необъяснимое.
Разумеется, он слишком быстро замечает друзей, токубетцу джунин, привыкший круглосуточно сканировать пространство. Приветственно машет рукой.
Котетцу чувствует, как мгновенно напрягается сидящий рядом Изумо. Такая перемена радует. Может быть, Камизуки тоже чувствует эту особенную гармонию.
Гекко садится рядом с ними, вздыхает:
-Прохлаждаетесь?
-Экономически бедствуем, - морщится Котетцу.
-Я тоже. Сижу на довольствии с зубами на полке. У меня миссия только в понедельник.
-Тебе-то на что жаловаться? – Фыркает Изумо. – У тебя одна миссия как пять наших оплачивается.
-Зависть – плохое чувство, - грустнеет Хаяте, а Котетцу думает, как бы побыстрее с ним распрощаться.
Избавление приходит в облике по-прежнему обмотанного бинтами Генмы Ширануи, спрыгнувшего с крыши на брусчатку.
Старшие привычно передвигаются по второму и третьему ярусу деревни, досчатым и черепичным кровлям, так быстро, что их едва захватывает взгляд. В последнее время они особенно зачастили в район Изумо, и сидеть вечерами у него на крыше уже не так безопасно, как раньше, - пару недель назад их едва не зашиб спешащий со срочным заданием джунин.
Между тем, Ширануи спокойно подходит к парням, молча стоит над душой с руками в карманах.
Гекко смотрит на него снизу-вверх с плохо скрытым раздражением.
-Что тебе?
-Помощь нужна.
-У меня выходной.
-Серьезно нужна.
-А у меня выходной. Объяснить, что это значит?
Ширануи вздыхает:
-То, что сегодня ты не в штабе. Восемь часов тренировался в лесу, сейчас сидишь с друзьями, потом пойдешь в «Ичираку», закажешь обед номер3 с жасминовым чаем, отправишься домой, будешь убираться, постираешь свою форму, дочитаешь «Особенности ведения боевых действий в стране Ветра», совершишь все свои лечебные процедуры, к двенадцати ночи сходишь в душ и пойдешь спать. Я что-то упустил?
-Нет, - отвечает Хаяте, и видно, что он зол.
Котетцу удивляется про себя, как друг может на равных говорить с Ширануи, от которого передергивает, даже если он в хорошем настроении.
Общаясь неформально, Хагане все время забывает, что Хаяте старше по званию, что весьма уважаем как Старший, что читает лекции в Академии.
-Гекко, сейчас в деревне мало специалистов-стратегов, мы не справляемся, к 5 утра нужно восемь миссий просчитать и расписать, все категорий С и В, двадцать четыре команды комплектуем и выпускаем на рубежи. Не успеваем. Если мы допустим ошибку, кто-то точно не вернется. Исключительно по нашей вине. А мы ее совершим, потому что там планирования и расчетов на три-четыре дня!
-И?
-Геккона!
Хаяте не моргая смотрит на джунина, подперев щеку рукой.
-Извинина? – Смотря в сторону, вдруг говорит Ширануи. – Больше не буду…
-Ты понимаешь, что это называется шантаж? Какие, в жопу, «извини»? Мне теперь по-любому придется с тобой идти, - цедит Гекко, со вздохом отрывая задницу от насиженного камня. – Я же не засну, если буду знать, что вы кого-то угробите своими недорасчетами. Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам…. Ничего без меня не можете…. И не думай, что нам есть, о чем говорить, помимо работы.
Котетцу вдруг охватывает разочарование, которое бывает, когда смотришь театральную постановку и видишь кулисы, - там толпятся актеры без масок, ждут своего выхода, переговариваются.
-Кстати, ребята, - на прощание говорит Гекко. – В воскресенье намечаются маленькие закрытые посиделки для своих в Клубе Джунинов, я бы хотел вас там видеть. Послушаете разговоры, пообвыкнитесь… Пора обзаводиться связями в среде Старших. Чуть что, будут первыми вспоминать вас. Дела свои поправите.
Котетцу вспоминает родовое поместье на окраине, в котором они с бабушкой теперь не живут, но содержат на большую часть своих довольствия и пенсии.
Там слишком много призраков великого прошлого, в этом невыносимо огромном для двоих доме.
Странно наблюдать за Старшими на отдыхе: они расслабляются и становятся нормальными людьми.
Валяют дурака. У них простые разговоры, истории, улыбки….
Отношения…
Хатаке Какаши без форменного жилета, худой и осунувшийся после только что завершенной длительной миссии, скорчился на диване клубком и, привалившись к Гаю, отрубился у него на плече. Наверное, спит, потому что ничего с этими Старшими нельзя знать наверняка. Самый Неадекватный Джунин Селения сидит, боясь потревожить сон друга и вечного соперника, расслабленный и на удивление спокойный, будто не он носится на руках по деревне, звеня яйцами в своем зеленом трико.
Задумавшись, Гай медленно перебирает жесткие светлые волосы. А на полу у дивана обложкой вверх раскинулась «Ича-Ича».
На отмороженную куноичи Анко в распахнувшемся плаще, под которым только полупрозрачная майка, подчеркивающая завораживающе-роскошную грудь, пялится совиными глазами Хаяте. Котетцу даже немного завидует парню, - все у него по жизни просто, все легко, если бы не эта его страшная, иссушающая организм болезнь…. Девушка пьяно ухмыляется, опрокидывает стопки одну за другой.
Рядом с Анко сидит Ширануи, у него в руках детский шарик йо-йо. Вот уже полчаса мужчина заворожено бьет по нему ладонью, игрушка на нитке растягивается, почти достигая пола, но вновь стремится к ладони. Котецу переводит взгляд на приятеля, и понимает, что Гекко, не мигая, следит за движением шара. Неожиданно, будто услышав мысли Хагане, Ширануи поднимает взгляд, кисло, с прищуром смотрит на парня. Хаяте пожимает плечами. Генма поднимается и выходит, токубетцу джунин, помедлив, следует за ним.
В углу комнаты напарник Ширануи Райдо залпом допивает свою кружку пива.
ИноШикоЧо, неизменная троица Конохи, играют в углу в нарды. Нара сосредоточенно размышляет над доской, а за его плечом невозмутимой горой возвышается Акамичи-Большой.
Рядом курит трубку Асума, травит анекдоты, и заливисто смеется красноглазая куноичи Куренай.
Они все такие реальные, настоящие.
Странно быть с ними рядом.
А Абураме, скрытый многими одеждами человек–жук, страшный до дрожи в коленках, играет на непривычном струнном инструменте.
По залу вьется величественная, неземная, тонкая музыка.
Он распахивает дверь в совмещенном клубном сортире и пытается сунуться внутрь, у начищенных до блеска раковин напоровшись на Генму с Хаяте. Черные волосы заморыша, удивительно похожие на мягкие пряди Изумо, зажаты в кулаке Ширануи.
Котетцу пугается, до дрожи пугается нахлынувших при виде этих двоих чувств.
Мать вашу….
Генма смотрит трезво и спокойно. Таким отморозкам, как он, вообще на все наплевать, в том числе, что их застали за неуставными отношениями. Они живут на миссиях, а не в деревне.
Ширануи спрашивает:
-Чёсмотришна?
-Он не в теме, - быстро говорит Гекко.
Котетцу только кивает.
Он надеется, что лицо у него не пунцовое, потому что уши точно горят, и тяжелая испарина поднимается от воротника к темечку.
В глазах Хаяте застыло странное выражение, и не прочесть, не понять о чем думает друг…. Все тот же друг детства, кажется, с рождения не снимающий греющий горло шарф, любитель настольных игр и посиделок за чаем, давно один из этих, с ног до темечка покрытых шрамами боевиков.
Так гадко.
Так грязно. Не честно.
И что-то еще.
Странное, щемящее. Приятное?
Два мужчины. Что они позволяют себе делать! В голове не укладывается…
Генма сторонится, прижимается крепче к другу, пропуская Котетцу к двери, ведущей в долгожданный закуток с унитазом, куда, кажется, уже расхотелось идти, и Хаяте привычным движением обнимает джунина за талию.
-Мы не распространяемся об этом вне круга Старших, - извиняющимся тоном объясняет Гекко.
-Я ничего не видел. – Отвечает Котетцу. И на всякий случай уточняет, - ничего.
-Блин, Ширануи, опять развели свою гамасятину, блевать тянет. Дома места нет, а? Мелочь, убери жопу, - неожиданно раздается голос Райдо, мужчина бесцеремонно протискивается к унитазу, поворачивается спиной, одновременно расстегивая ширинку. Раздаются журчание и тихий довольный вздох.
-Отношения в общественном месте выясняете, подаете дурной пример детям, - отливая, беззлобно ворчит Намьяши.
«Детям», - это сказано про него, и в голову Котетцу снова ударяет волна крови. Вот теперь он точно красный, как самый спелый томат на свете.
-Тебе просто завидно, - ухмыляется напарнику Ширануи.
Райдо оборачивается, и обреченно произносит:
-Да вы меня за три года достали, пидоры, до зубов уже. Хорошо, помирились, наконец, не будете мозги своими проблемами выносить! То один, то другой! Хуже баб, чесслово!
И с усталым видом исчезает в пространстве.
Когда Котетцу выходит из туалета, токубетцу джунин Ширануи невозмутимо рассказывает забавную историю, но потом разговор сам собой скатывается туда же, куда и всегда – к политической ситуации, войне и потерям.
Изумо сидит на диване рядом с Умино Ирукой, поскучневшим за последний год чуунином из Академии. Парни внимательно слушают старших по званию, и к Котетцу неожиданно для него самого приходит понимание: им ни при каком раскладе не стать боевыми ниндзя. И все остальные в этом зале, тонко чувствующие малейшие колебания чакры, это знают. Относясь доброжелательно, Старшие будто бы говорят: парни, вы нам нужны, нам требуются поддержка и надежный тыл, спасибо за вашу работу!
От этого становится еще обидней.
Тяжело быть третьим сортом.
Но Старшим шиноби еще сложнее.
Котетцу плюхается рядом, обводит глазами комнату, с подозрением задерживаясь на каждом присутствующем. Обращает внимание на Асуму и Куренай, но здесь все понятно, бородатый ниндзя держит куноичи за руку, любуясь ее маникюром. Смотрит на нее так, будто нет вокруг ни комнаты, ни всех этих людей.
Мать вашу, только что в туалете целовались два старших по званию, один из которых его друг детства, а другой… о другом он бы подумал что угодно, только … короче, в голове не укладывается.
Это что, так можно, двойная мораль Конохи? Ох ёёёёё……
От мыслей у Котетцу начинает болеть голова.
Он вспоминает случайно услышанный пару недель назад разговор напарников, про «Мелочь» и мамин чай, и реальность смещается, колеблется, удивительная и извращенная.
Мелочь – это Гекко.
Хаяте… Ну Хаяте, блин. Которому из-за возраста даже не продают «Ича-Ичу», Хаяте, над которым смеялись, будто он умрет девственником, с 15 лет занимается ЭТИМ с взрослым мужчиной, целуется, ходит на свидания, трахается, что там еще делают гомики вдвоем.
Неприятно… Хагане чувствует себя преданным.
Когда успел забыть, что теперь Гекко ровня только своему отморозку?
Который общается с едва-едва чунинами так, будто они тоже – ровня. Будто нет между ними стены из опыта, трупов и знаний.
Дурачки, над которыми хорошо смеяться, выдавая себя за кого-то другого, вот они кто.
И вообще, почему Гекко может делать все, что нельзя ему?! Почему его жизнь складывается так просто?
Хочется рассказать обо всем Изумо, который, как всегда, тонко чувствует эмоциональное состояние друга. Бросает вопросительный взгляд.
Но рассказать не получится, язык не повернется. Легче сквозь землю провалиться.
Самое ужасное, что Котетцу чувствует, что начинает снова заливаться краской, медленно и неотвратимо. Память возвращается к недавно увиденному – разумеется, он не застал ничего, но воображение услужливо дорисовывает фрагменты.
Хочется все время смотреть на губы Камизуки.
Наверное, он чувствует к Изумо тоже, что Хаяте к своему Сенбон-сану. То, что почему-то не получается испытывать ни к одной девчонке в Скрытой Деревне.
Как и Хаяте, он наверняка может поцеловать своего друга, но… ааааа!!!!!!
Как все сложно.
И… Гекко, - сволочь!
Сволочь сидит и невозмутимо пьет саке рядом с окончательно развеселившейся и сбросившей плащ Анко.
Ее восхитительные формы не радуют.
@темы: .Ero-Jounin Hatake Kakashi, drama, слеш, лист, авторский, редкие пейринги
-
-
14.11.2007 в 15:23С нетерпением жду проды
-
-
14.11.2007 в 15:28Более реальный взгляд на жизнь ниньзя! Клевые Котетсу и Изумо!
Очень понравилось! Еще!!!
-
-
14.11.2007 в 15:29Прекрасная вещь, прекрасная..( я про этот фик)
Вам бы ориджиналы писать
-
-
14.11.2007 в 15:43Shippo Следующие 2 части будут еще более реалистичные)
Shushanic Спасибо за хороший отзыв.
Нет ничего прекрасней, чем бытовуха, мне ее в фиках очень не хватает...
Насчет ориджиналов - вся работа напрямую с ними связана, так что фики так, для души, порадоваться.
-
-
14.11.2007 в 16:01Уверена, что не разочаруете!
А бытовухи и правда частенько в фиках не хватает
-
-
14.11.2007 в 16:05ага, приходится себе писать. Наверное, стоит организовать бытовуха-челлендж на досуге
-
-
14.11.2007 в 21:27-
-
14.11.2007 в 22:08Жду продолжения))))))))))
-
-
14.11.2007 в 22:54-
-
14.11.2007 в 22:56-
-
15.11.2007 в 08:48P.S. А раньше Генма был другой...
P.S. Женские заколки - это хорошо.
-
-
15.11.2007 в 11:12а раньше он был другим, потому что мы смотрели на мир его глазами, а теперь видим его со стороны. Он никогда особенно кавайным не был.
Заколки да, меня уже подкололи, шествуют красной линией через текст))
-
-
15.11.2007 в 15:20Только мало, мало, мало, блин! Ни завязки толком, ни сюжета не видно, только подразнили, ыыы!После Дж.цикла, конечно, контрастнее выглядит)))
потому что мы смотрели на мир его глазами, а теперь видим его со стороны.
насколько же мир глазами Котетсу отличается от Генминого восприятия...
и читается легче, и воспринимается!
хотя Генма со стороны выглядит презабавно))) правда, странно воспринимать его с Хайяте после того крышесносного чувства к Хатаке... или это произведение не связано с Дж.циклом?
А заколки я тоже заметила, посвунилась на знакомую деталь))))
-
-
15.11.2007 в 15:34А то, психика у главного героя более здоровая...
Ну да, Генма в глазах других людей всегда был крутым и жестким, никто не знал, какие ранимые натуры живут в его башке))
Ну, наверное не очень связано. Есть какие-то общие тенденции, но приквелом его точно назвать нельзя, - факты не совпадают.
-
-
15.11.2007 в 15:55А то, психика у главного героя более здоровая...
ну, стал бы джонином, это бы недолго продолжалось)))
описание посиделок джонинов - это просто психоделика какая-то)) теперь понятно, почему гражданские так от шиноби шарахаются!
но приквелом его точно назвать нельзя
тогда будем просто читать его как самостоятельное произведение и держать в уме Дж.Ц.)))
Самый Неадекватный Джунин Селения сидит, боясь потревожить сон друга и вечного соперника, расслабленный и на удивление спокойный
кстати, отдельное спасибо за адекватного Гая!! нечасто встретишь такое в фиках
-
-
15.11.2007 в 16:20ну, стал бы джонином, это бы недолго продолжалось))) хехееех))) не думаю, что это ему грозит)))
теперь понятно, почему гражданские так от шиноби шарахаются! если бы только от посиделок, все было бы хорошо. Стремные они и опасные, а развлекаются, кстати, вполне себе цивильно))
кстати, отдельное спасибо за адекватного Гая!! нечасто встретишь такое в фиках я тоже так подумал))) надеюсь исправить это допущение в дальнейшем, пусть еще в Лотосе позвенит яйцами
-
-
15.11.2007 в 17:23И да, Гай и Какаши на вечеринке были очень даже адекватные. Оба.
И последнее да - сцена с чтением и покупкой "Ича-Ича"...
-
-
15.11.2007 в 23:10-
-
16.11.2007 в 01:17Да у него здесь пока ни сил ни возможностей - симпатии вызывать...
-
-
16.11.2007 в 02:28И это было заметно и заразительно
-
-
17.11.2007 в 07:21А можно маленький
придирквопрос? Ну почему саппорт группа? Ну есть же привычное "группа поддержки" Зачем вставлять легко переводимые иностранные слова в прекрасный живой русский язык этого фика?..-
-
17.11.2007 в 12:06Гм... Не знаю, вставил по привычке)). У меня просто ассоциации с группой болельщиц с пумпонами, когда группу поддержки представляю)
-
-
19.11.2007 в 02:53