Ну, что толку, что у тебя нет шизофрении, вот ты и придумать ничего не можешь(с)
автор:Ауренга
название:"Сердце света"
бета: illegal_goddess и Pallor aka Maranta
пейринг/персонажи: Наруто/Саске
рейтинг: R
жанр: drama, angst
предупреждения: AU
дисклеймер: стандартный
саммари: пост-сюжет. Встреча Рокудайме Хокаге и Нидайме Отокаге.
Сердце света.
читать дальше
1.
…некоторое время он просто лежал, не размыкая век: осязал шершавую жесткую кору, едва чуемое биение жизни дерева, быстрый ход летних соков. В недвижном воздухе солнце грело, но малейший порыв ветра рассеивал лоскуты тепла, ронял росные капли. Ознобное раннее утро не было тихим: в шорохе листвы таились осторожные шаги, перекликания птиц сплетались с иными перекликаниями, и многие тени двигались странно.
Они уходили. Контролеры уходили с полигона, подготовив его к экзамену; как раз сейчас должен был заканчиваться первый этап, до второго оставалось немногим менее суток, этого хватит, чтобы лес стер человеческие следы – здесь агрессивная флора и почвы не такие, как вокруг…
Сколько прошло лет, а он до сих пор это помнит.
Наверняка его заметили; но не потревожили, ушли бестрепетно – сообщать Анбу, Хокаге и, вероятно, экзаменаторам. Так что одна милая девушка, должно быть, уже летит сюда разъяренной тигрицей… как бы от нее отвязаться? Убивать совсем не с руки. Ему нужен Хокаге. Любопытно, сколько на этот раз пройдет времени, прежде чем Коноха поднимется по тревоге?
Он лежал на толстой ветви и слушал.
Наконец, огромное змеиное тело задвигалось, словно само собой, кольца потекли по ветви, умаляясь и умаляясь, странным образом уходя в никуда; чешуи приподнимались на изгибах – матовые, серо-лиловые, с белесым корнем и алой закраиной чешуи… какая ирония.
Когда тело его стало совершенно человеческим, а температура стабилизировалась, он открыл глаза. Безопасно ли наблюдать отсюда? Никто в Отогакурэ не мог дать внятный ответ. Он рассчитал, что здесь можно будет услышать эхо, но услышал его много раньше. В пути, когда змеиная форма затуманивала сознание, как будто бы некая глубинная сила тянула его сюда, так животных тянет погреться на солнце: невозможно потерять цель, не свернуть с дороги… Теперь он – видел.
«На этот раз я убью его».
Над Конохой стоял золотой вихрь.
- Он пришел, - сказал командир Анбу; голос был бесстрастнее маски, и сам командир стоял неподвижно, как изваяние, только длинные волосы, точно ленты блестящего шелка, трепались на ветру. – Он здесь по крайней мере с полудня.
- Что ему нужно?!
- Кто знает, - равнодушно ответил командир. – Откровенно говоря, я бы предпочел тебе вовсе этого не говорить. Но ты в этом году второй экзаменатор и должна знать, что происходит на полигоне.
Молодая женщина задохнулась от гнева.
- И ты… - начала она.
- Разумеется, сначала я доложился Хокаге.
Глаза женщины расширились, она приоткрыла рот, - и, резко выдохнув, сомкнула губы в жесткую линию.
Балконные перила отбрасывали решетчатую тень. Белые оштукатуренные стены светились. Из приоткрытых дверей доносились детские голоса. Поигрывая пачкой сданных работ, вышел первый экзаменатор, с обычным жутковато-благожелательным видом оглядел беседующих и спросил:
- Что случилось?
На миг повисло молчание. Потом женщина бросила:
- Я тороплюсь! - и бегом кинулась к лестнице.
- Тогда тебе следовало бы прыгнуть прямо с балкона, - порекомендовал экзаменатор ей вслед и обернулся: – Что случилось, командир?
Тот молчал.
«Мы ни за что не сдадим этот экзамен! – доносилось из ближнего коридора. – Ты видел того парня из Песка? Жуть!». «А сенсей сказал, что сдадим». «Сенсей чего-то не то съел с утра…» «Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что Конохамару-сенсей…»
- Он пришел, - сказал, наконец, командир Анбу. – Глава Деревни Звука явился посмотреть на чунинский экзамен. Полагаю, Рокудайме уже в Лесу Смерти.
- И я убью тебя, Хьюга Неджи! – завопила Сакура снизу.
Командир едва заметно пожал левым плечом. Первый экзаменатор, не теряя присутствия духа, покачал головой.
- Я полагаю, Сакура-сан преувеличивает, - сказал он. – Возьмусь утверждать, что она не собирается убивать даже Отокаге. Максимум покалечить.
- Ты как всегда прав, Сай, - отвечал Хьюга.
Лицо экзаменатора оставалось таким же бесстрастным, как птичья маска Анбу.
«Она все-таки явилась первой», - раздраженно подумал Учиха. Почувствовав приближение Сакуры, он даже не повернул головы. Девчонка опять забыла подумать и вылетела на поляну с самой неудачной позиции. Солнце слепило ей глаза и озаряло ее всю – красивую, сильную, пылающую гневом. Явилась защищать того, кто в тысячу раз ее сильней… дурочка.
- Саске! Я тебя вижу! Я убью тебя!
- Сакура, не шуми.
Она осеклась.
Это проще простого: говори с ними так, будто они столь же спокойны, как ты – и они растеряются. Остановятся. Если Рокудайме придет не позже, чем через минуту, Саске успеет отослать Сакуру с миром… Должно быть, Наруто не пришлось прикладывать много усилий, чтобы заполучить ее. Она сама падает в руки.
- Ты предал Коноху!
«Как это утомительно», - подумал Саске. Теперь Сакуре нужно собраться с духом, и она какое-то время будет распалять сама себя, вслух рассуждая о том, за что же она так ненавидит Учиху Саске.
- Ты предал нас, - раздувая нежные ноздри, прошипела женщина. – Сколько раз ты нас предавал, Саске? Сегодня это закончится. Я положу этому конец и убью тебя.
«Где Наруто?» - несколько обеспокоенно подумал Саске, а вслух сказал:
- Ты хочешь защитить Рокудайме?
Зеленые глаза Сакуры яростно сузились. Она стояла на самом свету, в трех метрах от земли, прямо напротив Учихи, мирно сидевшего в развилке могучего столетнего ствола. Саске различал каждый страз на молниях ее костюма, каждый волосок в прическе.
- У меня есть и свои счеты, - процедила она.
- И из-за них ты лишишь Наруто возможности со мной подраться? Может быть, даже вернуть в Коноху? – лениво поинтересовался Саске, закладывая руки за голову. – Он расстроится.
Сакура сжала зубы; высокие точеные скулы ее стали четче.
- Замолчи, - тихо сказала она.
«Вот так уже лучше. По крайней мере, она серьезна», - Саске отвел взгляд и проговорил:
- Уйди. Ты мешаешь.
- Разумеется. Ведь я – твой противник.
Упругим прыжком она слетела на землю. Учиха следил за ней, не активируя шаринган. Если болван Наруто задержится еще немного, Сакуре придется познакомиться с парой гигантских змей… Харуно подтянула свои перчатки из грубой кожи; ее чакра превратилась в мощный панцирь, став настолько плотной, что Саске перестал чувствовать присутствие Сакуры, видя ее перед собой в нескольких десятках шагов.
- Я убью тебя!
- Эй, Сакура-чан! – донеслось сверху.
Саске не шелохнулся.
Кулак Сакуры остановился, не достигнув земли.
Шестой Хокаге стоял там же, где минуту назад была специальный джоунин Харуно Сакура. «Вот оно как, - с полуусмешкой подумал Учиха. – С возрастом он полюбил черный цвет». Соломенные лохмы Узумаки отросли ниже плеч; солнечные лучи пронизывали их, превращая в золотистую гриву. Длинный черный плащ зацепился за ветку и самым дурацким образом задрался, лишая Хокаге положенной рангу величественности.
- Эти старейшины, - проворчал Наруто и почесал нос. – По сто лет им, а такие настырные. Блин! Они бы меня еще час доставали. Но я почти не опоздал, правда, Сакура-чан, Саске?..
Он соскочил на землю, оттер Сакуру плечом и грозно уточнил, сжав кулаки, вперившись взглядом в равнодушные глаза Учихи:
- Или Нидайме Отокаге?
Подручные Орочимару делились на приятных, но ненадежных и надежных, но неприятных. Накамура относился к последним. Надежность его была, впрочем, тоже особого рода. Благодаря змеиному Саннину он смог всецело посвятить себя любимому делу, тем не менее, теплых чувств к хозяину не испытывал ни малейших – так как ушел в свое занятие до такой степени, что вообще не тратился на посторонние эмоции. Накамура работал в отдаленной лаборатории, происходящее в деревне Звука никак его не трогало. Узнав о том, что Орочимару мертв, деревня была разрушена, потом восстановлена, что в нее пришел Нидайме, заново собирающий под свою руку преступников и беглецов, Накамура отправился в Отогакурэ. Единственной целью его было удостовериться, что новый Отокаге достаточно хорошо понимает важность его, Накамуры, занятия – исследования существующих улучшенных геномов и создания новых.
…Увидев его впервые, Учиха поморщился. Исследователь, похоже, ставил опыты на себе и многие из них закончились неудачно. Левую сторону его лица перекосил паралич, левая рука слушалась плохо. Некоторое время Саске выслушивал бормотание Накамуры, потом ему надоело, и он решил, что с финансами в деревне слишком туго, чтобы обеспечивать разных уродов, прикормленных Орочимару. Прогнать ученого он не успел, потому что заявилась наглая канцеляристка, как две капли воды похожая на Карин, и заявила, что Отокаге-сама должен немедленно подписать бумаги об участии генинов Звука в чунинском экзамене, иначе заявки не успеют оформить. Экзамен опять проходит в Конохе, а Рокудайме Хокаге, как известно, вообще признает существование деревни Звука только с ужасными ругательствами, и уж конечно…
- Проклятый Узумаки, - пробормотал Саске, подтягивая к себе бумаги и жестом отсылая шумную девицу, - он до сих пор меня достает…
Забытый всеми Накамура ахнул.
- Вы встретились с человеком из клана Узумаки и остались дееспособны? – изумленно спросил он, и на искалеченном лице его проявилась почтительная гримаса.
- Что? – уронил Саске, приподняв бровь и положив ручку.
- Вы действительно величайший шиноби! – воскликнул Накамура, стукаясь лбом об пол. – Простите мою непочтительность, Отокаге-сама!
- Объяснись, - приказал Нидайме, скрывая недоумение: крыша, что ли, поехала у калеки?
Накамура поднял голову. Из угла отвисших губ тянулась стеклянистая нитка слюны. Проследив за брезгливым взглядом Отокаге, ученый быстро отер рот и сказал:
- Надеюсь, Сэйтиро уже мертв. - Накамура поежился. – Он был уже глубоким стариком, когда я был ребенком…
- Ближе к делу.
- Улучшенный геном Узумаки – один из самых… впечатляющих, - говоря это, Накамура попытался выпрямиться, стоя на коленях, но только крякнул от боли. – Если не самый эффективный из всех, которые когда-либо были созданы.
Нидайме застыл в кресле.
Потом рывком вскочил, сгреб Накамуру за ворот и поволок за собой по темным коридорам. Отсветы газовых факелов дрожали на стенах, покрытых отсыревшими резными панелями, по бревнам перекрытий проскальзывали глянцевые мокрицы; людей было мало, восстановление деревни затянулось, подземную влагу еще не отвели. Отойдя на достаточное расстояние, Саске втолкнул трепещущего от ужаса ученого в стену и велел:
- Рассказывай. Все, что знаешь.
Ответ не замедлил последовать. Учиха по-хорошему удивился: Накамура пришел в себя мгновенно и ответил с достоинством:
- Я весьма много знаю, Отокаге-сама. Всю историю клана. Это займет несколько часов.
Саске сплюнул и потащил его дальше – в собственные покои.
Там он долго слушал Накамуру, смотрел, как тот правой, здоровой рукой – твердой рукой натуралиста, привыкшего зарисовывать экспонаты – выводит на листе бумаги схемы и формулы: циркуляцию чакры в теле, направление вращения Вихря, воздействие на нервную систему, как в фоновом, так и в агрессивном состоянии. Забыв о брезгливости, Учиха нагибался над его плечом. Потом он сел в кресло и заставил Накамуру говорить – долго, пока полупарализованное горло не отказало ученому.
- Сакура-чан, - проговорил Рокудайме, не сводя с противника глаз, пылающих грозовой синевой, - уходи.
- Наруто… - пролепетала она, отступая на шаг.
Саске бездумно разглядывал облака.
- Сакура-чан, - хрипловато говорил Узумаки, - твое дело – держать остальных отсюда подальше. Мало ли что тут… выйдет. Смотри, чтобы никого не задело. Особенно детей. Пускай Неджи выставит оцепление.
- Поняла! – воскликнула она и исчезла.
«Отменно, - подумал Нидайме. - Дисциплинированный специальный джоунин…» Накамура говорил, что близость Золотого Вихря необратимо изменяет людей. Сейчас Саске готов был поверить даже в то, что Сакура подчиняется не разумному приказу, а только лишь власти Вихря.
- Эй, Саске, - услышал он и вновь перевел взгляд на Хокаге, стоявшего посреди поляны так открыто, словно он нарочно подставлялся под атаку. – Ты…
Наруто замялся, и Учиха усмехнулся, но улыбка его быстро истаяла. Отокаге подумал, что слишком прочно завяз в привычной с детства иллюзии, и не раз еще придется напоминать себе, что Узумаки – не то, чем кажется. Наруто не подыскивает слова, с которыми можно обратиться к оставившему его другу, он собирает в кулак свой Вихрь и должен как-то отвлечь противника, чтобы действие кланового дзюцу не было таким очевидным… Учиха больше не видел Вихря, ни с помощью шарингана, ни тепловым зрением, унаследованным от Орочимару, но это значило только одно: он находится в самом сердце ужасной техники.
«Сейчас Наруто ляпнет какую-нибудь глупость», - подумал он и услышал:
- Эй, Саске! Что тебе здесь надо? Уж не подыскиваешь ли новое тело, как старый змей? Или тоже решил – ха! – разрушить Коноху и убить Хокаге?
- Ты ничуть не поумнел, Наруто, - отозвался Саске и одернул себя: всему миру шиноби известно, что Учихе нельзя смотреть в глаза, но не всем посчастливилось знать, что с Узумаки нельзя еще и вступать в беседы…
- Может, и так, - весело сказал Рокудайме. Белые зубы блеснули в улыбке. – Но я все равно рад тебя видеть, Саске. Как там, в деревне Звука, не сыро?
- Жабам в самый раз, - усмехнулся Отокаге.
И прикусил язык. «Нельзя медлить, - напомнил он себе. – Ему нужно, чтобы я начал с ним разговаривать. Я уже начал…»
Ветер подымался, свистел в кронах, срывая листья. Оцепление вокруг леса уже сомкнулось, но предназначено было скорей для того, чтобы не пустить никого снаружи, нежели удержать тех, кто находился внутри. Анбу следили за лесом и за небом над ним, под землю никто из них пробраться не мог. Куда больше Отокаге беспокоило то, что его змеи тоже оказались чувствительны к Золотому Вихрю: им было приятно находиться с ним рядом… так же, как самому Нидайме. Но теперь он хорошо знал цену этому чувству. О да. Лучше, чем желал бы.
Наруто смотрел на него снизу вверх.
- Саске, - грустно сказал он, - почему ты не вернулся? После того, как Акацук поубивали, и ты отомстил? Мы тебя так ждали. Зачем тебе этот Звук? Они там все ненормальные.
«Он лжет? – с налетом недоумения предположил тот. – Представляю, как меня ждали в Конохе. Или… ему и лгать не нужно, ведь он Хокаге, глава деревни. Если кто-то из обладателей Вихря становится правителем… старейшины попали под действие Вихря, или сами рассчитали все?..» Мысль ускользнула, и в следующий миг Саске понял, что отвечает Наруто – отвечает, что новую деревню Звука собрал он сам, и если там есть кто ненормальный, так только такой, какие его устраивают.
Мороз подрал по коже.
- Ты стал сильным, - вслух подумал Учиха и спрыгнул на землю, скрывая замешательство. «Если я стану тянуть время, я рискую забыть, зачем пришел. Кончится тем, что меня уведут в Коноху за руку… и сражаться с ним нельзя – это то же самое, что разговаривать».
- Ты тоже, - Наруто расплылся в улыбке. Потом снова насторожился, будто вспомнил, как положено вести себя шиноби. – Саске… все-таки ответь… зачем ты пришел?
- Хочу посмотреть на экзамен.
- Но ты же Каге. Мог предупредить и просто приехать.
- Тогда я не смог бы встретиться с тобой один на один.
Наруто подался вперед, глаза его расширились, загорелись робкой надеждой, смешанной с недоумением.
- Саске…
- Мне нужно кое-что тебе сказать, - проговорил тот, глядя в сторону. Проклятый Накамура не знал, как близко можно подходить к обладателю Вихря, и насколько опасно смотреть в глаза… наивные голубые глаза Узумаки, в которые Саске смотрел тысячу раз. – Подойди.
Рокудайме послушно шагнул навстречу. Так же доверчиво, как… всегда, собирался Саске убить его или обнять. «Я должен его убить, - повторил про себя Учиха; он уже не чувствовал былой уверенности. – Иначе… иначе этому не будет конца. К ним нельзя приближаться, с ними нельзя разговаривать, а я…»
- Саске, блин… - недоуменно пробормотал Хокаге.
- Я все знаю, - тихо сказал Учиха. – Об улучшенном геноме Узумаки и даре Золотого Вихря.
Наруто хлопнул глазами. Непонимание на его лице было таким искренним, что на миг Отокаге допустил мысль, что его обманули.
Это какая-то нелепая шутка. Нет никакого клана Узумаки, не бывает в природе золотых вихрей, и придурок Наруто безобиден, насколько может быть безобиден Хокаге… но если бы Вихрь существовал, именно эту мысль он постарался бы Саске внушить.
«Такое не должно жить», - отрубил он тогда, в подземельях Звука. Воспоминания превращались в страх. Жутко было переосмысливать собственные слова и переживания, мысли и поступки. Свободный выбор, обдуманные решения, непокорные чувства – все укладывалось в выписанные на бумаге формулы, предположительные влияния ужасающего чужого генома. «Мне следовало убить его, - с замирающим сердцем думал Отокаге, вполуха слушая бормотание ученого. – У водопада или позже. Смогу ли я сейчас убить это? Мне нужно избавиться от него. Нужно, чтобы его не было».
Прежде он не понимал, что же, в конце концов, погнало его в разоренное, покинутое и остывшее гнездо Орочимару, что заставило принять ненужное и нелепое звание Каге – шестого из пяти. Орочимару был достаточно тщеславен, чтобы считать себя единственным. Саске слишком безразличны были люди, чтобы жаждать власти как таковой. Он хорошо, очень хорошо представлял себе, как убьет брата, но следующая цель, возрождение клана, представлялась чем-то настолько далеким и огромным, что о ней лучше было подумать потом; ясных планов на этот счет Саске не имел. Но в чем он был совершенно уверен, так это в том, что не собирался отягощать себя собственной деревней. Это – как нелепо бы ни оно звучало – вышло словно само собой. Донесся слух, что Коноха избрала Рокудайме, и на знаменитой горе появилось шестое лицо; и дорога Саске внезапно свернула к знакомым местам – захотелось взглянуть, осталось ли хоть что-то от ненавистных подземелий змеиного Саннина…
Вторая попытка убить Итачи была спланирована немногим лучше, чем первая. Нидайме Отокаге теперь вполне разделял мнение старшего брата: двенадцатилетний Учиха Саске был на редкость глупым подростком, да и шестнадцатилетний тоже… После того позорного провала Саске обязан был Наруто жизнью, отчего всеми силами души не желал его видеть – но в то же время он не мог вообразить, что с этим надоедливым дураком можно раз и навсегда распрощаться. Казалось, это то же самое, что уступить ему; а уступать не хотелось, хотелось быть на ступень выше, на крайний случай вровень, просто – на расстоянии. Издалека. И краем глаза следить за ним.
«Если бы не он, я был бы свободен, - думал Нидайме. – Мог выбирать. Моей жизнью долго управляла месть, но я сам так выбрал! А этого – я – не выбирал».
Жить, постоянно оглядываясь на Наруто. Вечно соперничать с ним – даже там, где делить нечего. Пытаться обогнать его, даже если направился в другую сторону. Можно думать о нем все, что угодно. Только не думать нельзя – не получится.
Это было унизительно.
Доведя Накамуру до полуобморока, Отокаге отпустил ученого – на шесть часов, чтобы тот мог поспать и привести горло в порядок. Потом снова вызвал к себе и приказал: выяснить, есть ли способ совладать с Вихрем и можно ли, находясь рядом с ним, не попасть под его влияние.
- Что? – переспросил Узумаки. Синий взгляд его был нестерпимо ясен, и смотрел Наруто прямо в глаза Учихе. – Ну и что? Ты чего, Саске?
Им так легко было управлять. «Казалось», - поправил себя Саске, скрипнув зубами. Против воли всплывало в памяти, каким счастьем сияли глаза Наруто, стоило только поманить его. Это было приятно. Это было весело – распоряжаться им, видеть, как он себя не помнит от любви. «Я допустил все ошибки, какие мог, - подумал Саске. – Я не понимал, что вижу Вихрь, но должен был заподозрить… Я воображал, что использую Наруто. Но мне не следовало брать его к себе в постель. Какая ирония. Мне казалось, что это моя прихоть…»
…К ним нельзя приближаться, с ними нельзя разговаривать; принципы действия Вихря держатся в строжайшей тайне, поэтому до сих пор неизвестно, как ему противостоять, а единственный способ уберечься – не вступать ни в какие контакты. Волей-неволей вспомнилось, как избегали в Конохе Наруто, когда тот был ребенком; но если причиной тому был не Лис, а нечто иное, то почему в конце концов все изменилось? Дети непонятливы и непослушны, а взрослым достаточно было один раз забыть об осторожности…
«Проклятье, - думал Нидайме, - если бы я знал раньше! Все молчали. Не может быть, чтобы никто не знал… проклятье».
Наруто, наконец, замотал головой и взъерошил волосы. Невесело засмеялся.
- Ладно, - сказал он. – Не знаю, что тебе в голову взбрело. Я так скажу: я тебя как Хокаге зову в деревню. Будем вместе смотреть экзамен. А? – и глянул с надеждой.
Саске усмехнулся.
- Или ты все-таки не за этим пришел? – посуровев, спросил Рокудайме.
- Не за этим.
- Тогда не тяни. А то, блин…
«Это Вихрь, - сказал себе Учиха. – Я стою перед ним и не могу сделать того, зачем пришел. Я слишком долго с ним разговаривал».
Накамура говорил что-то о специфических реакциях Вихря на некоторые гендзюцу, но сам признавался, что это по большей части его собственные домыслы; услыхав о том, что человек из клана Узумаки стал носителем Зверя, то есть источника бесконечной чакры, он начал заикаться и в спешке взял обратно все ранее сказанное. «Не рискну рассчитывать, - сказал он, утирая со лба пот. – Слишком… много факторов. Простите, Отокаге-сама».
Выбора не было.
Опять.
«Не тяни», - велел Узумаки, и вот: то, что намерен совершить, будет всего лишь актом повиновения.
Какая ирония.
Лишь считанные великие бойцы смогут справиться с носителем Зверя. Обладателя Золотого Вихря невероятно трудно убить. Нужны огромные силы, чтобы повергнуть Каге одной из сильнейших деревень.
Только так. Лицом к лицу, до последнего сохраняя мирный вид, не снисходя до простых техник, не тратя времени на удары вежливости, которыми обмениваются, встретившись в стычке, шиноби высшего ранга. Единственный шанс освободиться.
Саске опустил веки, активируя Мангеке. «За это я тебе благодарен, старший брат. На самом деле благодарен». На миг воскресло в памяти – ливень, молнии, рассекающие небо, дымящаяся трава и второй мир, проступающий сквозь первый – мир, который можно увидеть только через Мангеке. Первая активация сопровождалась кошмарной болью, руки у Саске дрожали; он так и не сумел закрыть мертвому Итачи глаза.
…Единственный шанс.
- Цукиеми!
Небо и земля взорвались беззвучно, распались на части и вновь сложились – иной картиной, подобной прежней как отражение в разбитом зеркале. Солнце изменило цвет и стало луной, а потом превратилось в черное, затменное солнце. Лес исчез; вместо него кругом расстилалась равнина, укрытая одеялом черного пепла. Изломанные ветви неведомого злого кустарника пронзали красный туман. Мало-помалу они никли к безжизненной почве: сила тяжести увеличивалась.
- Ты находишься в мире бога Луны… - начал Саске.
И осекся.
Саске готов был увидеть чудовище – Девятихвостого Лиса или нечто, подобное ему; готов был увидеть гигантский смерч, каковым представлял себе истинную форму Золотого Вихря; готов был, наконец, увидеть Наруто, обездвиженного волей обладателя Мангеке.
Ничего этого не было.
Мгновение черная равнина оставалась совершенно пустой; и вот медленно, один за другим, ее начали заполнять люди. Их становилось все больше – десяток, сотня, тысяча, безмятежно-спокойных, беззаботно-веселых, с улыбками на лицах, весельем в невидящих глазах. Они появлялись и замирали в странных позах – как будто бесконечно приветствовали кого-то или с кем-то прощались. Иные лица были незнакомы, иные напоминали о прежних встречах, иные трудно было не узнать, но черты их изменялись, как будто плавились на странном огне, делались старше или моложе. «Так видит людей Наруто? – успел подумать Нидайме. – Это те, кто угодил в Вихрь?..»
Смутный шелест нарастал в ушах; скоро он должен был стать голосами, бесконечным гулом слов, принесенных Вихрю. Улыбки на лицах призраков были искренни и светлы. Чужое дзюцу изумляло настолько, что Саске забыл об осторожности; возможно, причиной тому стало не изумление, а действие Вихря, но этого понять он уже не успел.
Звуки речи делались все разборчивей, доносились знакомые голоса.
Учиха обернулся. Призраки Вихря расступались – безымянный паренек из Страны Волн, диковатого вида неведомый юноша, какая-то девушка в богатых одеждах, совсем молодой Ирука-сенсей, улыбающийся Сандайме… они расступились и выпустили навстречу Саске его самого, мрачного мальчика семи лет отроду; мальчик поднял лицо и взглянул в глаза Отокаге. Призраки зашумели, волнуясь; не разобрать было слов, только обрывок фразы мелькнул, сказанный, кажется, Какаши-сенсеем: «…у фамильных техник клана Учиха есть слабое место: в гендзюцу можно поймать только одного человека за раз».
Потом призраки исчезли.
От этого мига до того, как Саске потерял сознание, прошла доля секунды, но он успел осознать, что видит.
…там не было человека.
Там уже и Лиса-то не было.
- Ну вот, - с отчаянной печалью сказал Наруто. – А я так хотел, чтобы все было хорошо.
2.
Идет по дороге женщина, рыжеволосая и синеглазая; у нее нет дома, нет денег, немногочисленная уцелевшая родня разбрелась по миру, все пожитки умещаются в одной суме, но унывать нет причины – ведь ее ждут. Ждут все и всегда, в лачугах и во дворцах, не подозревающие о ее существовании, поглощенные своими бедами и заботами люди ждут ее – ту, что умеет становиться солнцем сердец, осиянной бездной любви.
Обладательницу Золотого Вихря.
Встреться на дороге разбойничья шайка – накормят смешливую рыжую женщину, подарят ей лучшую лошадь и золотой перстенек из недавней добычи; никто не посмеет даже выругаться при ней, не то что посмотреть без почтения. Встреться обоз купца… уж лучше не надо, а то придется бросать подарки на обочине. Рыжая женщина свернет с тракта и зайдет в бедный крестьянский дом: здесь ее хотя бы не станут задаривать, просто накормят.
Она поужинает и переночует, и заплатит крестьянам – по-своему. Лицо рано постаревшей, иссушенной работой хозяйки озарится юной улыбкой; муж ее вновь поглядит на нее лукаво и восхищенно, старый отец запоет поутру за работой, встанет больная дочь, вновь обретя волю к жизни… рыжая женщина уйдет, улыбаясь.
Она уже не отпустит их, угодивших в ее Золотой Вихрь. Каждый, даже трехлетний сын хозяйки, до самой смерти будет вспоминать ее, как лучшее в жизни, как лучик света, украдкой упавший с равнины высоких небес. Она станет сказкой, рассказанной внукам, добрым духом, а там и богиней окрестных мест. Много есть на свете долин, поселков и взгорий, названных именами людей ее клана; много где поклоняются рыжим и золотоволосым синеоким богам, защитникам и берегиням. Что дурного в таких делах? Кто на земле откажется заплатить за радость, монетой ли, искренней ли благодарностью?
Рыжей женщине хорошо одной.
Она бродит по странам, не зная границ, наслаждаясь всеобщей любовью. Она сама любит людей – отчего же их не любить? Только мысль о родне заставляет ее передергивать плечами и хмуриться. Но несколько лет назад кузен Акира свихнулся и существенно сократил численность клана. (Много лет спустя, услышав о резне, которую устроил Учиха Итачи, Кушина, к тому времени давно уже носящая другое имя, засмеется: в ее клане подобное случается регулярно и имеет под собой веские основания.) Теперь обладателей Вихря снова – считанные единицы, их разделяют месяцы пути, и дышится легко и свободно.
На небе может быть только одно солнце.
Золотой Вихрь – верховный хищник и не терпит рядом с собою соперников. Чем он старше, тем больше требуется ему охотничьих угодий: преданных спутников, влюбленных сердец. Тому, чье предназначение – быть центром мира, до зарезу нужны те, кто согласен не быть центром. Каждый из вихреносцев способен сделать счастливыми сотни людей, но Узумаки не выносят близости друг друга. Тяжело, даже если смешиваешь кровь с чужой: ведь дети тоже рождаются обладателями Вихря. Каково младенцу соперничать с взрослым за целый, единственный мир? Но даже если родитель вытерпит пытку, из любви уступая малышу, сумеет ли подрастающий ребенок проявить такую же мудрость и смирение?
Когда два Вихря сталкиваются, один из них должен исчезнуть – или исчезнут оба.
…Идут годы. Она вырывает из рыжих кудрей первые седые волоски. Тело ее сделалось зрелым, сердце тайно тоскует по дому и мужчине, по детскому смеху; приходят мысли о том, что золотая кровь может иссякнуть, что нужно продолжить род. Рыжая женщина думает о сыне, маленьком львенке, которому потребуется – непременно – целая страна.
Для кого естественно было бы стать солнцем?
Узумаки Кушина направляется в город, где живет дайме.
Но дайме Страны Огня стар и немощен, а молодой сын его – уродлив и пахнет козлом. Гостья морщит вздернутый носик и сокрушенно вздыхает, привычно затягивая дворец в водоворот света. Проходит неделя, другая, уже никто не помнит, откуда она явилась, старик дайме признается, что мечтал о такой дочери, наследник его не смеет и грезить о благосклонности Кушины…
Она ждет. Вельможи двора готовы сражаться за нее; каждый день у ее дверей оказываются свежие цветы и письма с восторженными стихами.
Однажды ушей ее достигает слух: в обстановке суровой секретности дайме готовится к какой-то немыслимо важной встрече. Праздное любопытство встречено на удивление неприветливо; обычной силы Вихря не хватает, чтобы заставить старика выложить Кушине государственные секреты, но она недаром была одной из сильнейших в клане. Солнечный ураган подымается, затуманивая разум, подчиняя волю дайме – и Кушина присутствует на встрече в качестве придворной дамы-советницы.
…в тот день она впервые в жизни влюбилась.
Это было ни на что не похоже.
Девочкой и девушкой она не раз подпадала под власть Вихря старших родственников. Помрачение рассудка, сердечный трепет и звездный смех, мир в немыслимо ярких красках, вечная радость и слезы в подушку… подобным она успела объесться до оскомины.
И ничего этого не было.
Конечно, она не могла отпустить Минато. Конечно, она была в состоянии получить любого; сила Вихря – нечто, отличное от количества чакры и искусного владения техниками шиноби. Когда власть золотой крови, соединенная с настоящей любовью, выплеснулась из ее сердца, Кушина боялась только одного – что не совладает с собственным Вихрем и сведет Четвертого Хокаге с ума.
Йондайме увез ее в Коноху, отмахнувшись от всех предостережений, посмеявшись над теми, кто говорил об осторожности. Кушина сама была весьма неосторожна тогда – многие удивлялись внезапной страсти, охватившей обычно столь спокойного и мудрого Намикадзэ. Но она в те дни словно летала на крыльях, ни о чем не заботясь, сердце ее пело, и Вихрь ее мог скорей оказаться слишком сильным, нежели слишком слабым.
Печалило ее только одно. Минато хотел детей, а она знала, что родив ребенка, вскоре должна будет уйти. Ее не пугало то, что малыш останется без матери – в конце концов, разве может быть большее проявление заботы с ее стороны, чем оставить в собственность маленькому обладателю Вихря целую деревню шиноби? Но Кушина любила Минато, и не хотела, чтобы сказка заканчивалась так быстро…
Конечно, она уступила ему.
Следующий год стал самым страшным в ее жизни. Кушина всерьез задумывалась о самоубийстве. Она не знала, отчего ей выпала такая черная удача – то ли любовь ее заставила дар крови проявиться в дитяти с небывалой силой, то ли кто-то из далеких предков Намикадзэ (золотоволосого и голубоглазого) тоже был из ее клана – но еще нерожденный, Наруто сравнялся с Кушиной по силе. Второй Вихрь, поселившийся в ее теле, убивал ее. Несчастная мать сходила с ума, в отчаянии от невозможности облегчить муку, от необходимости хранить тайну. Редкие минуты, когда она чувствовала себя чуть лучше, означали угрозу выкидыша. Медики пытались помочь ей, полагая, что у нее обычный токсикоз и стресс беременных, и последние силы уходили на то, чтобы сделать вид – их снадобья действуют, нет нужды прибегать к прямому воздействию чакрой…
Она радовалась, что ее сыну не будет равных. И ненавидела его – как злейшего врага.
Когда к Конохе подошел Девятихвостый, и Минато в отчаянии признался жене, что видит только один способ совладать с чудовищем, Кушина открылась ему. Она рассказала не все. Зная, что скоро потеряет мужа навсегда, она оставила тайной то, каким образом получила его любовь. Йондайме узнал только об одном свойстве золотого Вихря – способности забирать внутреннюю тьму и злобные страсти, и преображать их в часть своей силы.
- Кьюби создан из тьмы и злобы, - сказал Хокаге; измученное лицо его осветилось. – Значит… я не поврежу сыну, сделав его носителем Зверя? Лис просто превратится в силу Наруто?
Кушина кивнула и поцеловала его.
Истерзанная беременностью и необходимостью ухаживать за младенцем, она стала слабой и переоценила возможности ребенка. Даже та малая часть чакры Девятихвостого, которая просачивалась сквозь печать, оказалась непосильна для него. Вихрь как будто прибило к земле, он исказился, изменив свойства, и жутко было смотреть на ауру, окружавшую дитя.
Кушина не привыкла к страданиям. Большую часть жизни она провела, наслаждаясь – если не роскошью, то людской любовью. Полюбив сама, она ради мужа вынесла множество мук, но Минато погиб. Она не знала, что будет с Наруто, его Вихрь теперь не походил на обычный дар золотой крови, но единственное, чем Кушина могла помочь сыну – это уйти, как можно раньше и как можно дальше.
И она ушла.
3.
Вязкие воды беспамятства расступились, вытолкнув его из дома немоты, и вновь сомкнулись. Бессветные, мягко и тошнотно они укачивали его в злой своей колыбели, и прошло несколько минут, прежде чем Саске понял, что вырвало его из небытия. Он пришел в чувство в тот момент, когда руку его накрыла чужая ладонь – жаркая и жесткая, едва ощутимо вздрагивающая.
Тот, кто разбудил его, подался вперед, стараясь дышать неглубоко и тихо. От него шло тепло – разнеживающее тепло летнего дня. Щеку Саске обожгло прерывистое дыхание, горячие пальцы сомкнулись на запястье, и сухие шершавые губы прикоснулись к его губам.
Потом Наруто поцеловал его веки.
«Ты такой идиот, - расслабленно подумал Учиха. – Пришел разбудить принцессу поцелуем?»
…и его бросило в холодный пот.
Золотой Вихрь.
«Я проиграл? Что со мной? Где я?!» Память возвращалась медленно, и в том была горькая милость; Саске не впервые приходил в себя на руках у Наруто, и не впервые – после драки с ним, и даже с поцелуями, кажется, тот при этом лез к нему не в первый раз… что было впервые – сейчас?
Наруто наклонился так близко, что невозможно не чувствовать – он дрожит. У него сердце подкатывает к горлу, живот подводит, он панически боится чего-то и при этом полон твердой решимости. Но в нем нет злобы. Даже обиды нет… Неужели это все – ложь? Саске знает его с детства – неужели он ребенком научился лгать настолько искусно?.. для шиноби, конечно, доступно и подделать такие реакции организма, но смешно было предположить, что этим искусством когда-нибудь овладеет Наруто.
Саске открыл глаза.
…Потом снова открыл.
И еще раз, пока таяло первое недоумение, и Отокаге вспоминал – да, все верно, смертоносное гендзюцу опрокинулось само в себя, и концентрация чакры достигла такого уровня, что энергия сделалась почти материальной, - сосуды начали лопаться… удивительно, что он еще жив.
Боль вернулась рывком, как часть памяти.
Голова заболела; точно по стенкам черепа внутри покатился свинцовый шарик. Глаза тоже ныли, но не сильно. Что же. Вероятно, лучший ниндзя-медик, которого только можно найти в нескольких сопредельных странах, Харуно Сакура позаботилась о его здоровье. Приблизительно за час до того она же собиралась его убить, но слово Хокаге равносильно приказу… а просьбе Наруто невозможно отказать. Никто в Конохе не может.
С чего бы Вихрю было щадить Сакуру?
Учиха с трудом протолкнул в горло вязкий комок и перевел дыхание.
- Саске, - мигом выговорил Наруто – испуганно, с беспокойной надеждой, - ты как? Ты в порядке?
«Он не врет, - с безмолвным сухим смешком подумал Учиха. – Он не притворяется. Невозможно подделывать такую глупость». Жесткие пальцы Наруто тверже сжались на его запястье. Рокудайме со свистом втянул воздух сквозь зубы и выдавил:
- Саске, придурок… Зачем? Зачем ты?..
Потом он, кажется, отвернулся. Невидящими глазами Учиха смотрел туда, где должно было быть его лицо.
- Зачем так вдруг? – жалко спросил Наруто. – Я не успел сообразить.
«Ты никогда не успеваешь сообразить», - пронеслась привычная мысль и сгинула, раздавленная другой, жуткой: «А ведь успевал… и как успевал!»
- Ты мог умереть, - сказал Наруто со злостью; в голосе взрослого мужчины воскресли болезненно знакомые детские интонации. – Вообще умереть. Или навсегда ослепнуть. Хорошо, Сакура-чан рядом оказалась, а то бы… Да я бы лучше…
- Ты бы предпочел семьдесят два часа пыток, лишь бы никто не узнал твоей тайны? – с внезапной отчетливостью проговорил Учиха
Наруто поперхнулся.
- Ты… ты… придурок! - яростно сказал он. – Лишь бы… лишь бы ты не умер! Урод змеючий! Блин! – и шумно засопел.
Мир был создан из звуков и прикосновений. В открытое окно лился поток солнечного тепла, пронизанный птичьим щебетом. Шелестели листья. За стеной по коридору кто-то шагал и катил тележку; тоненько позвякивало что-то стеклянное. Совсем далеко детские голоса наперебой выкрикивали названия техник, и текла река. Донельзя привычные звуки; дом, оставленный миллион лет назад… Под щекой была шершавая ткань больничной наволочки. Учиха перекатил голову набок.
- Я настолько сильно тебе нужен? – негромко спросил он.
Наруто скрипнул зубами так, что он это услышал.
- Я тебе уже все про это сказал, - ответил он после долгого молчания и замолчал снова.
За стеной что-то разбилось. Вернулась затихшая было головная боль.
Саске внезапно осознал, что Наруто по-прежнему сидит на краю постели, держит его за руку, и вроде бы он, Саске, ничего не имеет против. Как-то забыть успелось о том, что есть Вихрь, и что он – во власти Вихря…
Холодок потек по хребту.
- Сколько прошло времени? – спросил Учиха.
- Три дня. Скоро заключительные бои.
- Как… мои генины?
- Осталось двое. Хорошо держались все.
- Я так и думал.
Наруто вздохнул.
- Сакура-чан сердится, - проговорил он; по звуку Саске понял, что Узумаки смотрит в сторону. – Я ей ничего не рассказал, но она и так догадалась. Ты чуть не испек свой шаринган вместе с мозгами, придурок. Но она тебя вылечит. Она лучший медик на свете.
- Где она сейчас?
- На могиле Цунаде.
Мелькнула секунда молчания.
- Наруто, - спокойно, почти равнодушно сказал Саске, - как ты сумел разбить Цукиеми?
Тот грустно хмыкнул.
- Саске, дурак ты, - сказал он, - нет никакой тайны, и я ничего не разбивал. Так получилось, потому что… потому что ты у меня есть. Твое отражение в Вихре. И в гендзюцу ты поймал не меня, а его. То есть себя. Я не хотел. Честно. Я бы лучше сам…
- Так это все-таки правда? - перебил Учиха. – Золотой Вихрь?
Узумаки фыркнул.
- А то что ты тут валяешься? – проворчал он и добавил с грустью: – Но я не хотел, правда не хотел.
- И ты всю жизнь молчал? Ты, Наруто?
- Я не молчал! – так искренне обиделся тот, что невозможно было не поверить. – Я сам не знал. Я узнал, когда мне было четырнадцать. Мы со старым Джирайей встретили одного парня из моего клана. Он меня научил кое-чему. Но мы с тобой уже… потом не разговаривали. И я тебе не сказал. Вот так, Саске.
Губы Учихи искривила тень усмешки.
- Но в прошлый раз ты подставил мне Лиса… - медленно сказал он. – А теперь? Не вышло? Когда ты последний раз разговаривал с Девятихвостым, Наруто? Его больше нет, верно?
Рокудайме молчал.
«Он подставил мне Кьюби, - подумал Саске, - и Лис показался мне слабым. До странности слабым. В шестнадцать я самонадеянно решил, что удивляться нечему – ведь я так силен… а Девятихвостый просто умирал. Тот, в ком его заперли, сам оказался чудовищем».
Захлопали крылья, зашумела листва: какая-то птица снялась с ветки у окна и улетела… Дыхание Наруто было тяжелым, каким-то сдавленным, точно он боролся с чем-то внутри себя или искал и все не мог найти нужных слов.
- Тебе лучше отдохнуть пока, - наконец, сказал он и встал. – Вечером придет Сакура-чан. Она обещала, что завтра, самое большее – послезавтра ты уже будешь видеть. Я пойду. Дел много.
И он ушел. Нидайме долго ждал Сакуру – он хотел добиться от нее нескольких ответов и проверить кое-какие предположения, но она все не приходила, и в конце концов Саске задремал. Должно быть, она все же пришла, но, не желая разговаривать с ним и вообще видеть его в сознании, не стала будить, напротив, применила какое-то гипнотическое дзюцу, чтобы спокойно поработать над его глазами. Саске совершенно точно знал, что это было именно дзюцу, а не наркотик. После зелий Орочимару обычные медицинские наркотики на него практически не действовали.
Заложив руки за голову, Учиха смотрел в потолок. Предметы дрожали и расплывались, не получалось сфокусировать взгляд, глаза быстро начинали ныть и слезиться, но зрение возвращалось. Куда важнее, впрочем, было то, что Сакура сумела восстановить мертвые тенкецу, узловые точки системы обращения чакры: это значило, что через какое-то время вернутся и техники.
Все это не лезло ни в какие ворота. Будучи главой деревни, Учиха не стал бы и минуты раздумывать над тем, как распорядиться пленником собственного уровня: выпытать все секреты, выжать досуха, потом разобрать на части и изучить модификации организма. Узумаки, должно быть, такое и в кошмарном сне не приснится. Он приказал вылечить человека, который применил против него Цукиеми; и не восстановить одно лишь тело, навсегда убив способность управлять чакрой – это Саске еще мог бы понять – но сделать все возможное, чтобы тот снова мог атаковать с помощью высших техник…
«Он настолько глуп или настолько уверен в себе?» Подобными вопросами можно было задаваться только от бессилия и злости. В Конохе упразднена внутренняя разведка. С виду – такая же удивительная глупость, вполне в духе Наруто... если не знать, что предать Рокудайме физически невозможно. Какой шпион останется верен хозяевам, угодив в Золотой Вихрь?..
«Он все-таки лгал. Он всегда знал, что он такое. Недаром же он никогда не вспоминал о своей семье».
К ним нельзя приближаться, с ними нельзя разговаривать, физический контакт с обладателем Вихря может свести с ума… вероятно, только если того хочет сам Узумаки; когда Саске спал с Наруто, это было просто приятно. Очень хорошо. Несравнимо лучше любого мужчины или женщины, которых пробовал Отокаге. В ту пору иной раз он снисходительно подумывал, что и впрямь любит этого дурака… должно быть, тогда Узумаки был слабее, иначе Саске не смог бы уйти от него во второй раз.
«Я думаю о нем. Каждую минуту. Я вижу его во сне. Я – часть его Вихря», - Нидайме прикусил губу. Это как болезнь, пожирающая изнутри. Какими силами нужно обладать, чтобы справиться с этим? Есть ли способ освободиться, пока жив вихреносец? Есть ли способ его убить?..
…даже охраны нет. Любопытно, что Наруто сказал о нем людям в деревне – врачам, Анбу, старым друзьям? Впрочем, ему не нужно лгать. Достаточно заставить окружающих думать и чувствовать что-то удобное для себя. Нет охраны, и можно встать, выйти наружу… просто уйти, как много лет назад. Бесполезно, вот и все. Вихрь позовет, и пленник вернется.
«Лучшая твоя техника, Наруто. Ты всех вокруг превращаешь в свои отражения, теневые подобия, и даже шарингану не распознать этих клонов».
Золотой Вихрь… Улучшенные геномы бывают двух видов; низшие дарят новые возможности телу, высшие – психике. Три знаменитые модификации глаз считаются самыми эффективными вариантами: максимум возможностей при минимальном изменении плоти. Но Золотой Вихрь стоит еще выше. Он не изменяет плоть вовсе. Его нельзя увидеть невооруженным глазом… больше всего Нидайме злило то, что он, обладатель шарингана, способен был при некотором напряжении даже увидеть Вихрь Наруто – он просто не знал, что следует видеть.
Теперь даже глаз открывать не нужно, достаточно простого чутья, вернувшегося благодаря искусству Сакуры… Вот они, идут по улице – Шестой Хокаге в обществе командира личной гвардии и начальника внешней разведки; недурно бы разобрать, о чем они говорят, но не удается. Неджи уходит, Сай еще долго пытается что-то втолковать Наруто, и кажется, безуспешно…
Саске преодолел искушение встать и подойти к окну; как выяснилось, поступил правильно – потому что мгновение спустя на подоконник взлетел собственной персоной глава деревни.
- Саске! – выпалил он радостно, стаскивая с головы жестяную шляпу; соломенные волосы разлохматились по плечам. – Привет! Ты меня видишь?
Силясь не улыбнуться, тот отвернулся и уставился в стену. Глаза Наруто сияли такой искренней радостью…
- Уже видишь, да? Я же говорил, что Сакура-чан поможет. Я так рад! Саске, бои закончились. Мы еще полдня спорили, ничего решить не могли, а потом пришел Шикамару…
- Наруто, замолчи.
Хокаге осекся.
Потом подошел и уселся на край постели.
- Саске…
И умолк. Долго подыскивал слова.
- Саске… почему?
Нидайме закрыл глаза. Как все было просто тогда, в детстве: встать и потащить его за собой на крышу, драться и выяснять, кто царь горы… С людьми из клана Узумаки нельзя драться: для высокорангового шиноби сражение равнозначно беседе, а с ними нельзя разговаривать. И прикасаться к ним нельзя… как бы ни хотелось.
- Ты не думай, - выдавил Наруто, терзая в пальцах край простыни, - мне все равно. Я один раз решил и все. Но… ты отомстил за клан, у тебя есть Мангеке, у тебя собственная деревня… почему, Саске?
- Почему мне нужно тебя убить? – равнодушно уточнил тот.
Узумаки сглотнул. Он смотрел на Саске неотрывно, и взгляд обжигал; уже не верилось, что в душе действительно могло жить такое желание – убить его. Не верилось, что кругом враги, что Коноха – давно чужая. Истинность памяти истаивала, как дым, и за нею подымалась другая истинность – летнего дня, прохлады и тени среди беленых больничных стен… и крашеная дверь закрыта, и если Наруто сейчас полезет целоваться…
Саске усилием воли замедлил лихорадочно бившийся пульс.
- Золотой Вихрь устроен просто, - размеренно проговорил он, - проще многих низших геномов… В нем нет ничего сверхъестественного. Многие люди обладают этим даром: заставлять мир вращаться вокруг себя. Становиться тем, без кого не мыслят своей жизни. Клан Узумаки превратил эту способность в дзюцу и создал улучшенный геном.
- Ну да, - сказал Наруто и в растерянности облизнул губы. – И что?
- И что? – переспросил Учиха. – Единственный геном, чье существование держится в секрете. Единственный, предназначенный не для сражений… а для чего? Наруто, для чего нужен Золотой Вихрь?
Тот нахмурился в задумчивости.
- Но я же не хочу ничего плохого… - пробормотал он и почесал в затылке. – Просто… хотел, чтобы люди признали меня. Разве это плохо? И Вихрь – он полезная штука для Хокаге. Много чего хорошего можно устроить.
Нидайме перевернулся на бок, приподнялся на локте.
«Тот, кто создал этот геном, - мысленно сказал он, - не хотел жить жизнью шиноби: сражаться за плату, подчиняться законам дайме. Он хотел власти. Но он не любил войн. Золотой Вихрь создан для того, чтобы править. Мирно». Вслух же спросил:
- А если кто-то не хочет быть частью Вихря? Наруто, ты оставляешь за человеком право не принадлежать тебе?
Наруто смотрел на него широко открытыми глазами.
«Он не понимает, - подумал Нидайме. – Просто не понимает». Опорная рука дрожала, не выдерживая вес тела. Пришлось снова лечь.
И вдруг Узумаки отвернулся. Сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели, он сказал:
- Ты первый начал.
- Что? – беззвучно переспросил Саске.
- Это правда, что многие люди так могут, - сказал Хокаге. – Ты тоже мог. А я не мог – тогда, в Академии… даже раньше. Что, скажешь, мог? Это ты закручивал мир. И меня вместе с ним. Как же я хотел быть таким как ты! Хотел быть тобой. С тобой.
Он стремительно развернулся, подался вперед, привстал над постелью, навис над Саске, уперев руки по обе стороны от его лица. Тот даже не вздрогнул, неотрывно глядя в потемневшие глаза Рокудайме.
- Быть с тобой, - шепотом сказал Наруто. – Больше всего на свете.
Потом снова сел и отвернулся, ссутулившись.
Учиха молчал.
- Араши-кун объяснил мне про Вихрь, - сказал Рокудайме, глядя в окно. – Про то, что гнаться нужно только за тем, чего хочешь больше всего на свете, а все остальное получится само собой. Пока я гнался за тобой, я стал Хокаге… но так и не догнал. Наверно, когда я получу тебя, я получу весь мир.
Он сказал это необычайно спокойно, точно что-то само собой разумеющееся и вполне естественное: Учиха даже не понял сперва, о чем речь.
Потом лицо его перекосила усмешка. «Весь мир? - подумал он, глядя на знак Вихря, украшающий черный плащ Шестого. – Это уже было. Кто-то уже это говорил…»
- Другие деревни? – негромко спросил Учиха.
Узумаки покосился на него через плечо и недоуменно моргнул.
- Гаара… - едва слышно выговорил Саске; волосы стали дыбом от внезапной догадки. – Суна была твоей еще до того, как ты стал Хокаге…
- Но мне не нужно все это, - сказал Наруто. – Мне нужен ты… Зачем ты упираешься, Саске? Я же хочу, чтобы все было хорошо. Чтобы тебе было хорошо.
- Тогда отпусти меня, - устало сказал тот. - Выпусти из Вихря.
Точно откликаясь словам, за окном зашумел ветер.
- Я хочу, - упрямо повторил Наруто, - чтобы тебе было хорошо со мной.
4.
…Они со старым Джирайей забрели тогда в такую даль, что, казалось, это была уже не настоящая страна, а какая-то сказочная. И люди одевались не так, и еда была не такая, и кино показывали какое-то не то. Даже язык был понятен через два слова на третье.
Получив от кого-то за что-то кучу денег, жабий Саннин ушел в запой, и толку от старого извращенца не было целый месяц. У Наруто чуть крыша не поехала от скуки и отсутствия рамена. Он изучил все закоулки и подворотни, узнавал в лицо половину города, завел себе двух подружек в разных его концах (одна из них умела готовить рамен), и даже сам нашел заказчика и выполнил миссию, которую сам же и оценил на сложность-Б.
Когда Джирайя вышел из запоя, то объяснил, что гулял на деньги, выплаченные ему местными издательствами за все переводы его книг, которые тут когда-либо были сделаны. Голова у него трещала, но он все равно выглядел очень довольным: деньги еще не кончились. Он как раз в очередной раз клялся, что научит Наруто новой технике, если тот вот именно в этот вечер оставит его в покое, когда местные девушки, разводившие Джирайю на выпивку, вдруг повскакали с мест и умильно затянули: «Ара-а-аши-сама!» Даже бармен, от усталости похожий на рыбу, проснулся за стойкой и заулыбался, увидев вошедшего.
- Это что такое? – недоумевал Джирайя; девицы забыли о нем, устремившись навстречу гостю. – Это, собственно, кто?..
С лестницы кубарем скатился хозяин заведения.
- Араши-сама! – возопил он. – Вы вернулись! Вы снова в нашем городе! Какое счастье! Я так счастлив! Это такая честь! Теперь к моей гостинице вернется былая слава! Ваша стопа… ваши стопы… озарили…
- Тихо-тихо, - со смехом отмахивался тот, высокий светловолосый мужчина с синими глазами. – А вы, красавицы, принесите выпить – устал с дороги…
Девицы сладостно застонали и наперегонки кинулись служить.
Жабий Саннин все еще возмущенно рассматривал того, кто лишил его честно оплаченного женского общества, а Наруто, радуясь удаче, тянул старикана на улицу подышать воздухом, надеясь, что добьется от протрезвевшего Джирайи чего-нибудь полезного. Любопытно было, конечно, что это за Араши, вокруг которого все пляшут, но это можно было разузнать и попозже.
Джирайя вяло отмахивался, бурча, что лучше отправится на боковую, потом и впрямь встал и поплелся по лестнице наверх, совершенно игнорируя повисшего на нем Наруто, а потом Наруто почувствовал взгляд в спину.
Он обернулся, выпустив рукав Джирайи.
Снизу прямым и настороженным, странно знакомым взглядом смотрел новоприбывший гость.
- Привет, - сказал Наруто. – Ты это чего?
Тот медленно усмехнулся, и Наруто заподозрил, что Араши собирается с ним драться – неведомо из-за чего. Впрочем, такое случалось довольно часто и ничуть юного шиноби не удивляло. Драться, так драться, потом выясним, что именно не понравилось почтенному господину… Удивительно было только отсутствие на Араши повязки-хитаи со знаком деревни; движения его выдавали в нем шиноби.
Ниндзя без повязки стал медленно подниматься по лестнице, не сводя с него глаз. «Расенган», - подумал Наруто, но решил не торопиться. Разнести гостиницу в щепки легко, только потом бед не оберешься.
- Я хотел этот вопрос задать тебе, малыш, - вполголоса сказал Араши. – Я все-таки старше и имею некоторое преимущество. Это мой город.
Наруто засмеялся, уперев руки в бока.
- Как это – твой? – поинтересовался он. – Ты дайме? И что тебе не по вкусу? Нигде не написано, что в твой город нельзя заходить.
Араши вдруг с озадаченным видом нахмурился и отступил на шаг вниз.
Потом стремглав взлетел по лестнице, ухватил Наруто под руку и потащил за собой к дверям гостиницы, бросив: «Пойдем-ка поговорим, малыш». Наруто диву давался, какая сила заставила его послушно заторопиться за этим странным типом, но в себя пришел только на улице, за углом. Это было похоже на то, как если бы мысли в голове остановились на время, а собственную волю заменила чужая.
Было уже темно. Загорелись фонари. Далеко за городской стеной покрикивала ночная птица. Наруто отчаянно замотал головой, справляясь с остатками странного гендзюцу, гневно уставился на типа-без-повязки, несомненно беглеца и преступника, и, наверно, ударил бы его, если бы тот не сказал просто:
- Меня зовут Узумаки Араши.
- Узумаки?! – невольно повторил Наруто.
- Я так и думал, - пробормотал тот, взъерошив волосы удивительно знакомым жестом. – Я прихожусь тебе какой-нибудь седьмой водой на киселе. Надо же. Всегда знал, что рано или поздно встречу кого-нибудь из нашего клана, но почему-то думал, что это будет кошмар вроде дедушки Сэйтиро…
- У меня есть клан? – в бесконечном изумлении выпалил Наруто. – Что, правда?! Я – из клана? Из целого клана? Как… как Саске? Вот это да! Здорово!!
- Нет, парень, это не здорово, - с нехорошей усмешкой сказал Араши. – Видишь ли, в нашем клане любовь к родственникам измеряется расстоянием. Чем дальше родственник, тем больше любовь.
- Почему? – хлопнул глазами Наруто.
- А ты не догадываешься? – настал черед Араши изумляться. – Ладно. Я слышал, так бывает… ты либо чистокровка, либо получил Вихрь по материнской линии. Кажется, я должен кое-чему тебя научить. Как, некоторым образом, старший брат. Чтобы ты не глупил – не пытался больше заполучить чужих людей или, чем демоны не шутят, не вздумал нарочно искать других Узумаки.
«Научить, - у Наруто прямо живот заболел от нетерпения, – новым техникам!» - и он приготовился слушать.
Араши говорил недолго. Он сразу предупредил, что рядом с чужим Вихрем находиться ему неприятно и поэтому он намерен поторопиться.
- Ты сейчас куда хуже меня управляешься с Вихрем, - сказал он, усевшись на тюк сена, запасенный хозяином гостиницы для лошадей. – Я могу тебя получить. Откровенно говоря, мне очень хочется это сделать. Ты первым нарушил правила, когда влез на мои земли и забрал кучу моих людей. Но ты не знал правил, а я знаю. И это одна из вещей, которых Узумаки не позволит себе никогда.
- Что? – спросил Наруто, и Араши раздраженно хлопнул себя по лбу.
- Кажется, ты не очень быстро соображаешь… Нельзя затягивать в Вихрь людей своего клана.
- Понял, - сказал Наруто, уставившись на большие пальцы ног. – Нельзя. Нельзя чего? Ты вроде объяснил, что такое этот мой… этот наш Вихрь. Что значит «затягивать»?
И с надеждой посмотрел на Араши.
Тот тяжело вздохнул.
- Смотри на меня, - велел он. – Смотри и представляй, что я – силуэт, вырезанный из бумаги, и меня сейчас унесет ветер. Что я – дымный призрак, и скоро рассеюсь. Что я ненастоящий и вот-вот исчезну.
Наруто послушно поднял глаза и встретил взгляд других, таких же ясно-голубых – точно глядел в зеркало.
- Я делаю то же самое, - с ленцой предупредил Араши.
…и Наруто понял, что на свете нет у него никого ближе и дороже, чем старший брат. Что вот сейчас Араши скажет, и он пойдет за ним на край света, оставив все прежнее позади. Посмеется, и позабудет все, что тревожило его в детстве, откажется от глупых клятв, найдет другие мечты, главной из которых будет никогда больше не расставаться с братом…
Гендзюцу рассеялось, и в руку сам собой прыгнул кунай. В следующий миг Наруто стоял вплотную к Араши, держа лезвие у его горла.
- Если ты еще раз так сделаешь… - начал он, и голос сорвался.
- Понял? – невозмутимо осведомился тот. – Сядь. Так действует Вихрь в прямой атаке. Но так мы им пользуемся очень редко. Он не для этого предназначен. Повторяю еще раз: чтобы использовать это гендзюцу, нужно…
Наруто, двигаясь медленно и неловко, сел и уставился на Араши во все глаза. Он еще не сообразил, что можно будет сделать этой с новой техникой, но дух уже захватывало. «А старикан Джирайя еще говорил, что я не способен к гендзюцу! - торжествующе думал Наруто. – А я способен! Не хуже Саске! И у меня есть клан!.. Ха! Теперь посмотрим!»
Араши улыбнулся краем рта.
- Добрый я все-таки, - сказал он. – Встреться тебе дедушка Сэйтиро, сожрал бы тебя в один присест и Девятихвостым закусил.
- Закусил, - обалдело повторил Наруто, таращась на него. – Девятихвостым?..
Посмеиваясь, Араши пожал одним плечом.
- Я вижу твоего Лиса. Что в этом особенного? При должной сноровке ты сможешь сделать то же самое и с ним. Если захочешь. Кстати, это будет для тебя полезно.
- Полезно?
- Не переспрашивай все время, чтоб тебя! – Араши хлопнул по колену ладонью. – Ты неплохо держишь Вихрь. Но ты никогда не тренировал его, и он сейчас слаб. Он может на всю жизнь остаться таким. Хочешь стать сильнее?
- Конечно! – не раздумывая, выпалил Наруто.
- Я расскажу, как. Но завтра ты заберешь своего старика и уйдешь отсюда навсегда. Перед этим вызубришь наизусть правила и поклянешься им следовать. И будешь отныне помнить, кто ты такой!
название:"Сердце света"
бета: illegal_goddess и Pallor aka Maranta
пейринг/персонажи: Наруто/Саске
рейтинг: R
жанр: drama, angst
предупреждения: AU
дисклеймер: стандартный
саммари: пост-сюжет. Встреча Рокудайме Хокаге и Нидайме Отокаге.
Сердце света.
читать дальше
Эпиграф 1.
«…Имя Наруто значит «водоворот, вихрь». … Фамилия же Узумаки представляет собой игру слов, которая ссылается на трёхмерную «спираль», принимающую форму воронки. … «Узумаки» может также означать «пучина».
Из Википедии.
Эпиграф 2.
- Не забывай, - сказал Лис. – Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил.
- Я бы хотел приручить Саске, - ответил Наруто, - но у меня не получается.
«…Имя Наруто значит «водоворот, вихрь». … Фамилия же Узумаки представляет собой игру слов, которая ссылается на трёхмерную «спираль», принимающую форму воронки. … «Узумаки» может также означать «пучина».
Из Википедии.
Эпиграф 2.
- Не забывай, - сказал Лис. – Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил.
- Я бы хотел приручить Саске, - ответил Наруто, - но у меня не получается.
1.
…некоторое время он просто лежал, не размыкая век: осязал шершавую жесткую кору, едва чуемое биение жизни дерева, быстрый ход летних соков. В недвижном воздухе солнце грело, но малейший порыв ветра рассеивал лоскуты тепла, ронял росные капли. Ознобное раннее утро не было тихим: в шорохе листвы таились осторожные шаги, перекликания птиц сплетались с иными перекликаниями, и многие тени двигались странно.
Они уходили. Контролеры уходили с полигона, подготовив его к экзамену; как раз сейчас должен был заканчиваться первый этап, до второго оставалось немногим менее суток, этого хватит, чтобы лес стер человеческие следы – здесь агрессивная флора и почвы не такие, как вокруг…
Сколько прошло лет, а он до сих пор это помнит.
Наверняка его заметили; но не потревожили, ушли бестрепетно – сообщать Анбу, Хокаге и, вероятно, экзаменаторам. Так что одна милая девушка, должно быть, уже летит сюда разъяренной тигрицей… как бы от нее отвязаться? Убивать совсем не с руки. Ему нужен Хокаге. Любопытно, сколько на этот раз пройдет времени, прежде чем Коноха поднимется по тревоге?
Он лежал на толстой ветви и слушал.
Наконец, огромное змеиное тело задвигалось, словно само собой, кольца потекли по ветви, умаляясь и умаляясь, странным образом уходя в никуда; чешуи приподнимались на изгибах – матовые, серо-лиловые, с белесым корнем и алой закраиной чешуи… какая ирония.
Когда тело его стало совершенно человеческим, а температура стабилизировалась, он открыл глаза. Безопасно ли наблюдать отсюда? Никто в Отогакурэ не мог дать внятный ответ. Он рассчитал, что здесь можно будет услышать эхо, но услышал его много раньше. В пути, когда змеиная форма затуманивала сознание, как будто бы некая глубинная сила тянула его сюда, так животных тянет погреться на солнце: невозможно потерять цель, не свернуть с дороги… Теперь он – видел.
«На этот раз я убью его».
Над Конохой стоял золотой вихрь.
- Он пришел, - сказал командир Анбу; голос был бесстрастнее маски, и сам командир стоял неподвижно, как изваяние, только длинные волосы, точно ленты блестящего шелка, трепались на ветру. – Он здесь по крайней мере с полудня.
- Что ему нужно?!
- Кто знает, - равнодушно ответил командир. – Откровенно говоря, я бы предпочел тебе вовсе этого не говорить. Но ты в этом году второй экзаменатор и должна знать, что происходит на полигоне.
Молодая женщина задохнулась от гнева.
- И ты… - начала она.
- Разумеется, сначала я доложился Хокаге.
Глаза женщины расширились, она приоткрыла рот, - и, резко выдохнув, сомкнула губы в жесткую линию.
Балконные перила отбрасывали решетчатую тень. Белые оштукатуренные стены светились. Из приоткрытых дверей доносились детские голоса. Поигрывая пачкой сданных работ, вышел первый экзаменатор, с обычным жутковато-благожелательным видом оглядел беседующих и спросил:
- Что случилось?
На миг повисло молчание. Потом женщина бросила:
- Я тороплюсь! - и бегом кинулась к лестнице.
- Тогда тебе следовало бы прыгнуть прямо с балкона, - порекомендовал экзаменатор ей вслед и обернулся: – Что случилось, командир?
Тот молчал.
«Мы ни за что не сдадим этот экзамен! – доносилось из ближнего коридора. – Ты видел того парня из Песка? Жуть!». «А сенсей сказал, что сдадим». «Сенсей чего-то не то съел с утра…» «Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что Конохамару-сенсей…»
- Он пришел, - сказал, наконец, командир Анбу. – Глава Деревни Звука явился посмотреть на чунинский экзамен. Полагаю, Рокудайме уже в Лесу Смерти.
- И я убью тебя, Хьюга Неджи! – завопила Сакура снизу.
Командир едва заметно пожал левым плечом. Первый экзаменатор, не теряя присутствия духа, покачал головой.
- Я полагаю, Сакура-сан преувеличивает, - сказал он. – Возьмусь утверждать, что она не собирается убивать даже Отокаге. Максимум покалечить.
- Ты как всегда прав, Сай, - отвечал Хьюга.
Лицо экзаменатора оставалось таким же бесстрастным, как птичья маска Анбу.
«Она все-таки явилась первой», - раздраженно подумал Учиха. Почувствовав приближение Сакуры, он даже не повернул головы. Девчонка опять забыла подумать и вылетела на поляну с самой неудачной позиции. Солнце слепило ей глаза и озаряло ее всю – красивую, сильную, пылающую гневом. Явилась защищать того, кто в тысячу раз ее сильней… дурочка.
- Саске! Я тебя вижу! Я убью тебя!
- Сакура, не шуми.
Она осеклась.
Это проще простого: говори с ними так, будто они столь же спокойны, как ты – и они растеряются. Остановятся. Если Рокудайме придет не позже, чем через минуту, Саске успеет отослать Сакуру с миром… Должно быть, Наруто не пришлось прикладывать много усилий, чтобы заполучить ее. Она сама падает в руки.
- Ты предал Коноху!
«Как это утомительно», - подумал Саске. Теперь Сакуре нужно собраться с духом, и она какое-то время будет распалять сама себя, вслух рассуждая о том, за что же она так ненавидит Учиху Саске.
- Ты предал нас, - раздувая нежные ноздри, прошипела женщина. – Сколько раз ты нас предавал, Саске? Сегодня это закончится. Я положу этому конец и убью тебя.
«Где Наруто?» - несколько обеспокоенно подумал Саске, а вслух сказал:
- Ты хочешь защитить Рокудайме?
Зеленые глаза Сакуры яростно сузились. Она стояла на самом свету, в трех метрах от земли, прямо напротив Учихи, мирно сидевшего в развилке могучего столетнего ствола. Саске различал каждый страз на молниях ее костюма, каждый волосок в прическе.
- У меня есть и свои счеты, - процедила она.
- И из-за них ты лишишь Наруто возможности со мной подраться? Может быть, даже вернуть в Коноху? – лениво поинтересовался Саске, закладывая руки за голову. – Он расстроится.
Сакура сжала зубы; высокие точеные скулы ее стали четче.
- Замолчи, - тихо сказала она.
«Вот так уже лучше. По крайней мере, она серьезна», - Саске отвел взгляд и проговорил:
- Уйди. Ты мешаешь.
- Разумеется. Ведь я – твой противник.
Упругим прыжком она слетела на землю. Учиха следил за ней, не активируя шаринган. Если болван Наруто задержится еще немного, Сакуре придется познакомиться с парой гигантских змей… Харуно подтянула свои перчатки из грубой кожи; ее чакра превратилась в мощный панцирь, став настолько плотной, что Саске перестал чувствовать присутствие Сакуры, видя ее перед собой в нескольких десятках шагов.
- Я убью тебя!
- Эй, Сакура-чан! – донеслось сверху.
Саске не шелохнулся.
Кулак Сакуры остановился, не достигнув земли.
Шестой Хокаге стоял там же, где минуту назад была специальный джоунин Харуно Сакура. «Вот оно как, - с полуусмешкой подумал Учиха. – С возрастом он полюбил черный цвет». Соломенные лохмы Узумаки отросли ниже плеч; солнечные лучи пронизывали их, превращая в золотистую гриву. Длинный черный плащ зацепился за ветку и самым дурацким образом задрался, лишая Хокаге положенной рангу величественности.
- Эти старейшины, - проворчал Наруто и почесал нос. – По сто лет им, а такие настырные. Блин! Они бы меня еще час доставали. Но я почти не опоздал, правда, Сакура-чан, Саске?..
Он соскочил на землю, оттер Сакуру плечом и грозно уточнил, сжав кулаки, вперившись взглядом в равнодушные глаза Учихи:
- Или Нидайме Отокаге?
Подручные Орочимару делились на приятных, но ненадежных и надежных, но неприятных. Накамура относился к последним. Надежность его была, впрочем, тоже особого рода. Благодаря змеиному Саннину он смог всецело посвятить себя любимому делу, тем не менее, теплых чувств к хозяину не испытывал ни малейших – так как ушел в свое занятие до такой степени, что вообще не тратился на посторонние эмоции. Накамура работал в отдаленной лаборатории, происходящее в деревне Звука никак его не трогало. Узнав о том, что Орочимару мертв, деревня была разрушена, потом восстановлена, что в нее пришел Нидайме, заново собирающий под свою руку преступников и беглецов, Накамура отправился в Отогакурэ. Единственной целью его было удостовериться, что новый Отокаге достаточно хорошо понимает важность его, Накамуры, занятия – исследования существующих улучшенных геномов и создания новых.
…Увидев его впервые, Учиха поморщился. Исследователь, похоже, ставил опыты на себе и многие из них закончились неудачно. Левую сторону его лица перекосил паралич, левая рука слушалась плохо. Некоторое время Саске выслушивал бормотание Накамуры, потом ему надоело, и он решил, что с финансами в деревне слишком туго, чтобы обеспечивать разных уродов, прикормленных Орочимару. Прогнать ученого он не успел, потому что заявилась наглая канцеляристка, как две капли воды похожая на Карин, и заявила, что Отокаге-сама должен немедленно подписать бумаги об участии генинов Звука в чунинском экзамене, иначе заявки не успеют оформить. Экзамен опять проходит в Конохе, а Рокудайме Хокаге, как известно, вообще признает существование деревни Звука только с ужасными ругательствами, и уж конечно…
- Проклятый Узумаки, - пробормотал Саске, подтягивая к себе бумаги и жестом отсылая шумную девицу, - он до сих пор меня достает…
Забытый всеми Накамура ахнул.
- Вы встретились с человеком из клана Узумаки и остались дееспособны? – изумленно спросил он, и на искалеченном лице его проявилась почтительная гримаса.
- Что? – уронил Саске, приподняв бровь и положив ручку.
- Вы действительно величайший шиноби! – воскликнул Накамура, стукаясь лбом об пол. – Простите мою непочтительность, Отокаге-сама!
- Объяснись, - приказал Нидайме, скрывая недоумение: крыша, что ли, поехала у калеки?
Накамура поднял голову. Из угла отвисших губ тянулась стеклянистая нитка слюны. Проследив за брезгливым взглядом Отокаге, ученый быстро отер рот и сказал:
- Надеюсь, Сэйтиро уже мертв. - Накамура поежился. – Он был уже глубоким стариком, когда я был ребенком…
- Ближе к делу.
- Улучшенный геном Узумаки – один из самых… впечатляющих, - говоря это, Накамура попытался выпрямиться, стоя на коленях, но только крякнул от боли. – Если не самый эффективный из всех, которые когда-либо были созданы.
Нидайме застыл в кресле.
Потом рывком вскочил, сгреб Накамуру за ворот и поволок за собой по темным коридорам. Отсветы газовых факелов дрожали на стенах, покрытых отсыревшими резными панелями, по бревнам перекрытий проскальзывали глянцевые мокрицы; людей было мало, восстановление деревни затянулось, подземную влагу еще не отвели. Отойдя на достаточное расстояние, Саске втолкнул трепещущего от ужаса ученого в стену и велел:
- Рассказывай. Все, что знаешь.
Ответ не замедлил последовать. Учиха по-хорошему удивился: Накамура пришел в себя мгновенно и ответил с достоинством:
- Я весьма много знаю, Отокаге-сама. Всю историю клана. Это займет несколько часов.
Саске сплюнул и потащил его дальше – в собственные покои.
Там он долго слушал Накамуру, смотрел, как тот правой, здоровой рукой – твердой рукой натуралиста, привыкшего зарисовывать экспонаты – выводит на листе бумаги схемы и формулы: циркуляцию чакры в теле, направление вращения Вихря, воздействие на нервную систему, как в фоновом, так и в агрессивном состоянии. Забыв о брезгливости, Учиха нагибался над его плечом. Потом он сел в кресло и заставил Накамуру говорить – долго, пока полупарализованное горло не отказало ученому.
- Сакура-чан, - проговорил Рокудайме, не сводя с противника глаз, пылающих грозовой синевой, - уходи.
- Наруто… - пролепетала она, отступая на шаг.
Саске бездумно разглядывал облака.
- Сакура-чан, - хрипловато говорил Узумаки, - твое дело – держать остальных отсюда подальше. Мало ли что тут… выйдет. Смотри, чтобы никого не задело. Особенно детей. Пускай Неджи выставит оцепление.
- Поняла! – воскликнула она и исчезла.
«Отменно, - подумал Нидайме. - Дисциплинированный специальный джоунин…» Накамура говорил, что близость Золотого Вихря необратимо изменяет людей. Сейчас Саске готов был поверить даже в то, что Сакура подчиняется не разумному приказу, а только лишь власти Вихря.
- Эй, Саске, - услышал он и вновь перевел взгляд на Хокаге, стоявшего посреди поляны так открыто, словно он нарочно подставлялся под атаку. – Ты…
Наруто замялся, и Учиха усмехнулся, но улыбка его быстро истаяла. Отокаге подумал, что слишком прочно завяз в привычной с детства иллюзии, и не раз еще придется напоминать себе, что Узумаки – не то, чем кажется. Наруто не подыскивает слова, с которыми можно обратиться к оставившему его другу, он собирает в кулак свой Вихрь и должен как-то отвлечь противника, чтобы действие кланового дзюцу не было таким очевидным… Учиха больше не видел Вихря, ни с помощью шарингана, ни тепловым зрением, унаследованным от Орочимару, но это значило только одно: он находится в самом сердце ужасной техники.
«Сейчас Наруто ляпнет какую-нибудь глупость», - подумал он и услышал:
- Эй, Саске! Что тебе здесь надо? Уж не подыскиваешь ли новое тело, как старый змей? Или тоже решил – ха! – разрушить Коноху и убить Хокаге?
- Ты ничуть не поумнел, Наруто, - отозвался Саске и одернул себя: всему миру шиноби известно, что Учихе нельзя смотреть в глаза, но не всем посчастливилось знать, что с Узумаки нельзя еще и вступать в беседы…
- Может, и так, - весело сказал Рокудайме. Белые зубы блеснули в улыбке. – Но я все равно рад тебя видеть, Саске. Как там, в деревне Звука, не сыро?
- Жабам в самый раз, - усмехнулся Отокаге.
И прикусил язык. «Нельзя медлить, - напомнил он себе. – Ему нужно, чтобы я начал с ним разговаривать. Я уже начал…»
Ветер подымался, свистел в кронах, срывая листья. Оцепление вокруг леса уже сомкнулось, но предназначено было скорей для того, чтобы не пустить никого снаружи, нежели удержать тех, кто находился внутри. Анбу следили за лесом и за небом над ним, под землю никто из них пробраться не мог. Куда больше Отокаге беспокоило то, что его змеи тоже оказались чувствительны к Золотому Вихрю: им было приятно находиться с ним рядом… так же, как самому Нидайме. Но теперь он хорошо знал цену этому чувству. О да. Лучше, чем желал бы.
Наруто смотрел на него снизу вверх.
- Саске, - грустно сказал он, - почему ты не вернулся? После того, как Акацук поубивали, и ты отомстил? Мы тебя так ждали. Зачем тебе этот Звук? Они там все ненормальные.
«Он лжет? – с налетом недоумения предположил тот. – Представляю, как меня ждали в Конохе. Или… ему и лгать не нужно, ведь он Хокаге, глава деревни. Если кто-то из обладателей Вихря становится правителем… старейшины попали под действие Вихря, или сами рассчитали все?..» Мысль ускользнула, и в следующий миг Саске понял, что отвечает Наруто – отвечает, что новую деревню Звука собрал он сам, и если там есть кто ненормальный, так только такой, какие его устраивают.
Мороз подрал по коже.
- Ты стал сильным, - вслух подумал Учиха и спрыгнул на землю, скрывая замешательство. «Если я стану тянуть время, я рискую забыть, зачем пришел. Кончится тем, что меня уведут в Коноху за руку… и сражаться с ним нельзя – это то же самое, что разговаривать».
- Ты тоже, - Наруто расплылся в улыбке. Потом снова насторожился, будто вспомнил, как положено вести себя шиноби. – Саске… все-таки ответь… зачем ты пришел?
- Хочу посмотреть на экзамен.
- Но ты же Каге. Мог предупредить и просто приехать.
- Тогда я не смог бы встретиться с тобой один на один.
Наруто подался вперед, глаза его расширились, загорелись робкой надеждой, смешанной с недоумением.
- Саске…
- Мне нужно кое-что тебе сказать, - проговорил тот, глядя в сторону. Проклятый Накамура не знал, как близко можно подходить к обладателю Вихря, и насколько опасно смотреть в глаза… наивные голубые глаза Узумаки, в которые Саске смотрел тысячу раз. – Подойди.
Рокудайме послушно шагнул навстречу. Так же доверчиво, как… всегда, собирался Саске убить его или обнять. «Я должен его убить, - повторил про себя Учиха; он уже не чувствовал былой уверенности. – Иначе… иначе этому не будет конца. К ним нельзя приближаться, с ними нельзя разговаривать, а я…»
- Саске, блин… - недоуменно пробормотал Хокаге.
- Я все знаю, - тихо сказал Учиха. – Об улучшенном геноме Узумаки и даре Золотого Вихря.
Наруто хлопнул глазами. Непонимание на его лице было таким искренним, что на миг Отокаге допустил мысль, что его обманули.
Это какая-то нелепая шутка. Нет никакого клана Узумаки, не бывает в природе золотых вихрей, и придурок Наруто безобиден, насколько может быть безобиден Хокаге… но если бы Вихрь существовал, именно эту мысль он постарался бы Саске внушить.
«Такое не должно жить», - отрубил он тогда, в подземельях Звука. Воспоминания превращались в страх. Жутко было переосмысливать собственные слова и переживания, мысли и поступки. Свободный выбор, обдуманные решения, непокорные чувства – все укладывалось в выписанные на бумаге формулы, предположительные влияния ужасающего чужого генома. «Мне следовало убить его, - с замирающим сердцем думал Отокаге, вполуха слушая бормотание ученого. – У водопада или позже. Смогу ли я сейчас убить это? Мне нужно избавиться от него. Нужно, чтобы его не было».
Прежде он не понимал, что же, в конце концов, погнало его в разоренное, покинутое и остывшее гнездо Орочимару, что заставило принять ненужное и нелепое звание Каге – шестого из пяти. Орочимару был достаточно тщеславен, чтобы считать себя единственным. Саске слишком безразличны были люди, чтобы жаждать власти как таковой. Он хорошо, очень хорошо представлял себе, как убьет брата, но следующая цель, возрождение клана, представлялась чем-то настолько далеким и огромным, что о ней лучше было подумать потом; ясных планов на этот счет Саске не имел. Но в чем он был совершенно уверен, так это в том, что не собирался отягощать себя собственной деревней. Это – как нелепо бы ни оно звучало – вышло словно само собой. Донесся слух, что Коноха избрала Рокудайме, и на знаменитой горе появилось шестое лицо; и дорога Саске внезапно свернула к знакомым местам – захотелось взглянуть, осталось ли хоть что-то от ненавистных подземелий змеиного Саннина…
Вторая попытка убить Итачи была спланирована немногим лучше, чем первая. Нидайме Отокаге теперь вполне разделял мнение старшего брата: двенадцатилетний Учиха Саске был на редкость глупым подростком, да и шестнадцатилетний тоже… После того позорного провала Саске обязан был Наруто жизнью, отчего всеми силами души не желал его видеть – но в то же время он не мог вообразить, что с этим надоедливым дураком можно раз и навсегда распрощаться. Казалось, это то же самое, что уступить ему; а уступать не хотелось, хотелось быть на ступень выше, на крайний случай вровень, просто – на расстоянии. Издалека. И краем глаза следить за ним.
«Если бы не он, я был бы свободен, - думал Нидайме. – Мог выбирать. Моей жизнью долго управляла месть, но я сам так выбрал! А этого – я – не выбирал».
Жить, постоянно оглядываясь на Наруто. Вечно соперничать с ним – даже там, где делить нечего. Пытаться обогнать его, даже если направился в другую сторону. Можно думать о нем все, что угодно. Только не думать нельзя – не получится.
Это было унизительно.
Доведя Накамуру до полуобморока, Отокаге отпустил ученого – на шесть часов, чтобы тот мог поспать и привести горло в порядок. Потом снова вызвал к себе и приказал: выяснить, есть ли способ совладать с Вихрем и можно ли, находясь рядом с ним, не попасть под его влияние.
- Что? – переспросил Узумаки. Синий взгляд его был нестерпимо ясен, и смотрел Наруто прямо в глаза Учихе. – Ну и что? Ты чего, Саске?
Им так легко было управлять. «Казалось», - поправил себя Саске, скрипнув зубами. Против воли всплывало в памяти, каким счастьем сияли глаза Наруто, стоило только поманить его. Это было приятно. Это было весело – распоряжаться им, видеть, как он себя не помнит от любви. «Я допустил все ошибки, какие мог, - подумал Саске. – Я не понимал, что вижу Вихрь, но должен был заподозрить… Я воображал, что использую Наруто. Но мне не следовало брать его к себе в постель. Какая ирония. Мне казалось, что это моя прихоть…»
…К ним нельзя приближаться, с ними нельзя разговаривать; принципы действия Вихря держатся в строжайшей тайне, поэтому до сих пор неизвестно, как ему противостоять, а единственный способ уберечься – не вступать ни в какие контакты. Волей-неволей вспомнилось, как избегали в Конохе Наруто, когда тот был ребенком; но если причиной тому был не Лис, а нечто иное, то почему в конце концов все изменилось? Дети непонятливы и непослушны, а взрослым достаточно было один раз забыть об осторожности…
«Проклятье, - думал Нидайме, - если бы я знал раньше! Все молчали. Не может быть, чтобы никто не знал… проклятье».
Наруто, наконец, замотал головой и взъерошил волосы. Невесело засмеялся.
- Ладно, - сказал он. – Не знаю, что тебе в голову взбрело. Я так скажу: я тебя как Хокаге зову в деревню. Будем вместе смотреть экзамен. А? – и глянул с надеждой.
Саске усмехнулся.
- Или ты все-таки не за этим пришел? – посуровев, спросил Рокудайме.
- Не за этим.
- Тогда не тяни. А то, блин…
«Это Вихрь, - сказал себе Учиха. – Я стою перед ним и не могу сделать того, зачем пришел. Я слишком долго с ним разговаривал».
Накамура говорил что-то о специфических реакциях Вихря на некоторые гендзюцу, но сам признавался, что это по большей части его собственные домыслы; услыхав о том, что человек из клана Узумаки стал носителем Зверя, то есть источника бесконечной чакры, он начал заикаться и в спешке взял обратно все ранее сказанное. «Не рискну рассчитывать, - сказал он, утирая со лба пот. – Слишком… много факторов. Простите, Отокаге-сама».
Выбора не было.
Опять.
«Не тяни», - велел Узумаки, и вот: то, что намерен совершить, будет всего лишь актом повиновения.
Какая ирония.
Лишь считанные великие бойцы смогут справиться с носителем Зверя. Обладателя Золотого Вихря невероятно трудно убить. Нужны огромные силы, чтобы повергнуть Каге одной из сильнейших деревень.
Только так. Лицом к лицу, до последнего сохраняя мирный вид, не снисходя до простых техник, не тратя времени на удары вежливости, которыми обмениваются, встретившись в стычке, шиноби высшего ранга. Единственный шанс освободиться.
Саске опустил веки, активируя Мангеке. «За это я тебе благодарен, старший брат. На самом деле благодарен». На миг воскресло в памяти – ливень, молнии, рассекающие небо, дымящаяся трава и второй мир, проступающий сквозь первый – мир, который можно увидеть только через Мангеке. Первая активация сопровождалась кошмарной болью, руки у Саске дрожали; он так и не сумел закрыть мертвому Итачи глаза.
…Единственный шанс.
- Цукиеми!
Небо и земля взорвались беззвучно, распались на части и вновь сложились – иной картиной, подобной прежней как отражение в разбитом зеркале. Солнце изменило цвет и стало луной, а потом превратилось в черное, затменное солнце. Лес исчез; вместо него кругом расстилалась равнина, укрытая одеялом черного пепла. Изломанные ветви неведомого злого кустарника пронзали красный туман. Мало-помалу они никли к безжизненной почве: сила тяжести увеличивалась.
- Ты находишься в мире бога Луны… - начал Саске.
И осекся.
Саске готов был увидеть чудовище – Девятихвостого Лиса или нечто, подобное ему; готов был увидеть гигантский смерч, каковым представлял себе истинную форму Золотого Вихря; готов был, наконец, увидеть Наруто, обездвиженного волей обладателя Мангеке.
Ничего этого не было.
Мгновение черная равнина оставалась совершенно пустой; и вот медленно, один за другим, ее начали заполнять люди. Их становилось все больше – десяток, сотня, тысяча, безмятежно-спокойных, беззаботно-веселых, с улыбками на лицах, весельем в невидящих глазах. Они появлялись и замирали в странных позах – как будто бесконечно приветствовали кого-то или с кем-то прощались. Иные лица были незнакомы, иные напоминали о прежних встречах, иные трудно было не узнать, но черты их изменялись, как будто плавились на странном огне, делались старше или моложе. «Так видит людей Наруто? – успел подумать Нидайме. – Это те, кто угодил в Вихрь?..»
Смутный шелест нарастал в ушах; скоро он должен был стать голосами, бесконечным гулом слов, принесенных Вихрю. Улыбки на лицах призраков были искренни и светлы. Чужое дзюцу изумляло настолько, что Саске забыл об осторожности; возможно, причиной тому стало не изумление, а действие Вихря, но этого понять он уже не успел.
Звуки речи делались все разборчивей, доносились знакомые голоса.
Учиха обернулся. Призраки Вихря расступались – безымянный паренек из Страны Волн, диковатого вида неведомый юноша, какая-то девушка в богатых одеждах, совсем молодой Ирука-сенсей, улыбающийся Сандайме… они расступились и выпустили навстречу Саске его самого, мрачного мальчика семи лет отроду; мальчик поднял лицо и взглянул в глаза Отокаге. Призраки зашумели, волнуясь; не разобрать было слов, только обрывок фразы мелькнул, сказанный, кажется, Какаши-сенсеем: «…у фамильных техник клана Учиха есть слабое место: в гендзюцу можно поймать только одного человека за раз».
Потом призраки исчезли.
От этого мига до того, как Саске потерял сознание, прошла доля секунды, но он успел осознать, что видит.
…там не было человека.
Там уже и Лиса-то не было.
- Ну вот, - с отчаянной печалью сказал Наруто. – А я так хотел, чтобы все было хорошо.
2.
Идет по дороге женщина, рыжеволосая и синеглазая; у нее нет дома, нет денег, немногочисленная уцелевшая родня разбрелась по миру, все пожитки умещаются в одной суме, но унывать нет причины – ведь ее ждут. Ждут все и всегда, в лачугах и во дворцах, не подозревающие о ее существовании, поглощенные своими бедами и заботами люди ждут ее – ту, что умеет становиться солнцем сердец, осиянной бездной любви.
Обладательницу Золотого Вихря.
Встреться на дороге разбойничья шайка – накормят смешливую рыжую женщину, подарят ей лучшую лошадь и золотой перстенек из недавней добычи; никто не посмеет даже выругаться при ней, не то что посмотреть без почтения. Встреться обоз купца… уж лучше не надо, а то придется бросать подарки на обочине. Рыжая женщина свернет с тракта и зайдет в бедный крестьянский дом: здесь ее хотя бы не станут задаривать, просто накормят.
Она поужинает и переночует, и заплатит крестьянам – по-своему. Лицо рано постаревшей, иссушенной работой хозяйки озарится юной улыбкой; муж ее вновь поглядит на нее лукаво и восхищенно, старый отец запоет поутру за работой, встанет больная дочь, вновь обретя волю к жизни… рыжая женщина уйдет, улыбаясь.
Она уже не отпустит их, угодивших в ее Золотой Вихрь. Каждый, даже трехлетний сын хозяйки, до самой смерти будет вспоминать ее, как лучшее в жизни, как лучик света, украдкой упавший с равнины высоких небес. Она станет сказкой, рассказанной внукам, добрым духом, а там и богиней окрестных мест. Много есть на свете долин, поселков и взгорий, названных именами людей ее клана; много где поклоняются рыжим и золотоволосым синеоким богам, защитникам и берегиням. Что дурного в таких делах? Кто на земле откажется заплатить за радость, монетой ли, искренней ли благодарностью?
Рыжей женщине хорошо одной.
Она бродит по странам, не зная границ, наслаждаясь всеобщей любовью. Она сама любит людей – отчего же их не любить? Только мысль о родне заставляет ее передергивать плечами и хмуриться. Но несколько лет назад кузен Акира свихнулся и существенно сократил численность клана. (Много лет спустя, услышав о резне, которую устроил Учиха Итачи, Кушина, к тому времени давно уже носящая другое имя, засмеется: в ее клане подобное случается регулярно и имеет под собой веские основания.) Теперь обладателей Вихря снова – считанные единицы, их разделяют месяцы пути, и дышится легко и свободно.
На небе может быть только одно солнце.
Золотой Вихрь – верховный хищник и не терпит рядом с собою соперников. Чем он старше, тем больше требуется ему охотничьих угодий: преданных спутников, влюбленных сердец. Тому, чье предназначение – быть центром мира, до зарезу нужны те, кто согласен не быть центром. Каждый из вихреносцев способен сделать счастливыми сотни людей, но Узумаки не выносят близости друг друга. Тяжело, даже если смешиваешь кровь с чужой: ведь дети тоже рождаются обладателями Вихря. Каково младенцу соперничать с взрослым за целый, единственный мир? Но даже если родитель вытерпит пытку, из любви уступая малышу, сумеет ли подрастающий ребенок проявить такую же мудрость и смирение?
Когда два Вихря сталкиваются, один из них должен исчезнуть – или исчезнут оба.
…Идут годы. Она вырывает из рыжих кудрей первые седые волоски. Тело ее сделалось зрелым, сердце тайно тоскует по дому и мужчине, по детскому смеху; приходят мысли о том, что золотая кровь может иссякнуть, что нужно продолжить род. Рыжая женщина думает о сыне, маленьком львенке, которому потребуется – непременно – целая страна.
Для кого естественно было бы стать солнцем?
Узумаки Кушина направляется в город, где живет дайме.
Но дайме Страны Огня стар и немощен, а молодой сын его – уродлив и пахнет козлом. Гостья морщит вздернутый носик и сокрушенно вздыхает, привычно затягивая дворец в водоворот света. Проходит неделя, другая, уже никто не помнит, откуда она явилась, старик дайме признается, что мечтал о такой дочери, наследник его не смеет и грезить о благосклонности Кушины…
Она ждет. Вельможи двора готовы сражаться за нее; каждый день у ее дверей оказываются свежие цветы и письма с восторженными стихами.
Однажды ушей ее достигает слух: в обстановке суровой секретности дайме готовится к какой-то немыслимо важной встрече. Праздное любопытство встречено на удивление неприветливо; обычной силы Вихря не хватает, чтобы заставить старика выложить Кушине государственные секреты, но она недаром была одной из сильнейших в клане. Солнечный ураган подымается, затуманивая разум, подчиняя волю дайме – и Кушина присутствует на встрече в качестве придворной дамы-советницы.
…в тот день она впервые в жизни влюбилась.
Это было ни на что не похоже.
Девочкой и девушкой она не раз подпадала под власть Вихря старших родственников. Помрачение рассудка, сердечный трепет и звездный смех, мир в немыслимо ярких красках, вечная радость и слезы в подушку… подобным она успела объесться до оскомины.
И ничего этого не было.
Конечно, она не могла отпустить Минато. Конечно, она была в состоянии получить любого; сила Вихря – нечто, отличное от количества чакры и искусного владения техниками шиноби. Когда власть золотой крови, соединенная с настоящей любовью, выплеснулась из ее сердца, Кушина боялась только одного – что не совладает с собственным Вихрем и сведет Четвертого Хокаге с ума.
Йондайме увез ее в Коноху, отмахнувшись от всех предостережений, посмеявшись над теми, кто говорил об осторожности. Кушина сама была весьма неосторожна тогда – многие удивлялись внезапной страсти, охватившей обычно столь спокойного и мудрого Намикадзэ. Но она в те дни словно летала на крыльях, ни о чем не заботясь, сердце ее пело, и Вихрь ее мог скорей оказаться слишком сильным, нежели слишком слабым.
Печалило ее только одно. Минато хотел детей, а она знала, что родив ребенка, вскоре должна будет уйти. Ее не пугало то, что малыш останется без матери – в конце концов, разве может быть большее проявление заботы с ее стороны, чем оставить в собственность маленькому обладателю Вихря целую деревню шиноби? Но Кушина любила Минато, и не хотела, чтобы сказка заканчивалась так быстро…
Конечно, она уступила ему.
Следующий год стал самым страшным в ее жизни. Кушина всерьез задумывалась о самоубийстве. Она не знала, отчего ей выпала такая черная удача – то ли любовь ее заставила дар крови проявиться в дитяти с небывалой силой, то ли кто-то из далеких предков Намикадзэ (золотоволосого и голубоглазого) тоже был из ее клана – но еще нерожденный, Наруто сравнялся с Кушиной по силе. Второй Вихрь, поселившийся в ее теле, убивал ее. Несчастная мать сходила с ума, в отчаянии от невозможности облегчить муку, от необходимости хранить тайну. Редкие минуты, когда она чувствовала себя чуть лучше, означали угрозу выкидыша. Медики пытались помочь ей, полагая, что у нее обычный токсикоз и стресс беременных, и последние силы уходили на то, чтобы сделать вид – их снадобья действуют, нет нужды прибегать к прямому воздействию чакрой…
Она радовалась, что ее сыну не будет равных. И ненавидела его – как злейшего врага.
Когда к Конохе подошел Девятихвостый, и Минато в отчаянии признался жене, что видит только один способ совладать с чудовищем, Кушина открылась ему. Она рассказала не все. Зная, что скоро потеряет мужа навсегда, она оставила тайной то, каким образом получила его любовь. Йондайме узнал только об одном свойстве золотого Вихря – способности забирать внутреннюю тьму и злобные страсти, и преображать их в часть своей силы.
- Кьюби создан из тьмы и злобы, - сказал Хокаге; измученное лицо его осветилось. – Значит… я не поврежу сыну, сделав его носителем Зверя? Лис просто превратится в силу Наруто?
Кушина кивнула и поцеловала его.
Истерзанная беременностью и необходимостью ухаживать за младенцем, она стала слабой и переоценила возможности ребенка. Даже та малая часть чакры Девятихвостого, которая просачивалась сквозь печать, оказалась непосильна для него. Вихрь как будто прибило к земле, он исказился, изменив свойства, и жутко было смотреть на ауру, окружавшую дитя.
Кушина не привыкла к страданиям. Большую часть жизни она провела, наслаждаясь – если не роскошью, то людской любовью. Полюбив сама, она ради мужа вынесла множество мук, но Минато погиб. Она не знала, что будет с Наруто, его Вихрь теперь не походил на обычный дар золотой крови, но единственное, чем Кушина могла помочь сыну – это уйти, как можно раньше и как можно дальше.
И она ушла.
3.
Вязкие воды беспамятства расступились, вытолкнув его из дома немоты, и вновь сомкнулись. Бессветные, мягко и тошнотно они укачивали его в злой своей колыбели, и прошло несколько минут, прежде чем Саске понял, что вырвало его из небытия. Он пришел в чувство в тот момент, когда руку его накрыла чужая ладонь – жаркая и жесткая, едва ощутимо вздрагивающая.
Тот, кто разбудил его, подался вперед, стараясь дышать неглубоко и тихо. От него шло тепло – разнеживающее тепло летнего дня. Щеку Саске обожгло прерывистое дыхание, горячие пальцы сомкнулись на запястье, и сухие шершавые губы прикоснулись к его губам.
Потом Наруто поцеловал его веки.
«Ты такой идиот, - расслабленно подумал Учиха. – Пришел разбудить принцессу поцелуем?»
…и его бросило в холодный пот.
Золотой Вихрь.
«Я проиграл? Что со мной? Где я?!» Память возвращалась медленно, и в том была горькая милость; Саске не впервые приходил в себя на руках у Наруто, и не впервые – после драки с ним, и даже с поцелуями, кажется, тот при этом лез к нему не в первый раз… что было впервые – сейчас?
Наруто наклонился так близко, что невозможно не чувствовать – он дрожит. У него сердце подкатывает к горлу, живот подводит, он панически боится чего-то и при этом полон твердой решимости. Но в нем нет злобы. Даже обиды нет… Неужели это все – ложь? Саске знает его с детства – неужели он ребенком научился лгать настолько искусно?.. для шиноби, конечно, доступно и подделать такие реакции организма, но смешно было предположить, что этим искусством когда-нибудь овладеет Наруто.
Саске открыл глаза.
…Потом снова открыл.
И еще раз, пока таяло первое недоумение, и Отокаге вспоминал – да, все верно, смертоносное гендзюцу опрокинулось само в себя, и концентрация чакры достигла такого уровня, что энергия сделалась почти материальной, - сосуды начали лопаться… удивительно, что он еще жив.
Боль вернулась рывком, как часть памяти.
Голова заболела; точно по стенкам черепа внутри покатился свинцовый шарик. Глаза тоже ныли, но не сильно. Что же. Вероятно, лучший ниндзя-медик, которого только можно найти в нескольких сопредельных странах, Харуно Сакура позаботилась о его здоровье. Приблизительно за час до того она же собиралась его убить, но слово Хокаге равносильно приказу… а просьбе Наруто невозможно отказать. Никто в Конохе не может.
С чего бы Вихрю было щадить Сакуру?
Учиха с трудом протолкнул в горло вязкий комок и перевел дыхание.
- Саске, - мигом выговорил Наруто – испуганно, с беспокойной надеждой, - ты как? Ты в порядке?
«Он не врет, - с безмолвным сухим смешком подумал Учиха. – Он не притворяется. Невозможно подделывать такую глупость». Жесткие пальцы Наруто тверже сжались на его запястье. Рокудайме со свистом втянул воздух сквозь зубы и выдавил:
- Саске, придурок… Зачем? Зачем ты?..
Потом он, кажется, отвернулся. Невидящими глазами Учиха смотрел туда, где должно было быть его лицо.
- Зачем так вдруг? – жалко спросил Наруто. – Я не успел сообразить.
«Ты никогда не успеваешь сообразить», - пронеслась привычная мысль и сгинула, раздавленная другой, жуткой: «А ведь успевал… и как успевал!»
- Ты мог умереть, - сказал Наруто со злостью; в голосе взрослого мужчины воскресли болезненно знакомые детские интонации. – Вообще умереть. Или навсегда ослепнуть. Хорошо, Сакура-чан рядом оказалась, а то бы… Да я бы лучше…
- Ты бы предпочел семьдесят два часа пыток, лишь бы никто не узнал твоей тайны? – с внезапной отчетливостью проговорил Учиха
Наруто поперхнулся.
- Ты… ты… придурок! - яростно сказал он. – Лишь бы… лишь бы ты не умер! Урод змеючий! Блин! – и шумно засопел.
Мир был создан из звуков и прикосновений. В открытое окно лился поток солнечного тепла, пронизанный птичьим щебетом. Шелестели листья. За стеной по коридору кто-то шагал и катил тележку; тоненько позвякивало что-то стеклянное. Совсем далеко детские голоса наперебой выкрикивали названия техник, и текла река. Донельзя привычные звуки; дом, оставленный миллион лет назад… Под щекой была шершавая ткань больничной наволочки. Учиха перекатил голову набок.
- Я настолько сильно тебе нужен? – негромко спросил он.
Наруто скрипнул зубами так, что он это услышал.
- Я тебе уже все про это сказал, - ответил он после долгого молчания и замолчал снова.
За стеной что-то разбилось. Вернулась затихшая было головная боль.
Саске внезапно осознал, что Наруто по-прежнему сидит на краю постели, держит его за руку, и вроде бы он, Саске, ничего не имеет против. Как-то забыть успелось о том, что есть Вихрь, и что он – во власти Вихря…
Холодок потек по хребту.
- Сколько прошло времени? – спросил Учиха.
- Три дня. Скоро заключительные бои.
- Как… мои генины?
- Осталось двое. Хорошо держались все.
- Я так и думал.
Наруто вздохнул.
- Сакура-чан сердится, - проговорил он; по звуку Саске понял, что Узумаки смотрит в сторону. – Я ей ничего не рассказал, но она и так догадалась. Ты чуть не испек свой шаринган вместе с мозгами, придурок. Но она тебя вылечит. Она лучший медик на свете.
- Где она сейчас?
- На могиле Цунаде.
Мелькнула секунда молчания.
- Наруто, - спокойно, почти равнодушно сказал Саске, - как ты сумел разбить Цукиеми?
Тот грустно хмыкнул.
- Саске, дурак ты, - сказал он, - нет никакой тайны, и я ничего не разбивал. Так получилось, потому что… потому что ты у меня есть. Твое отражение в Вихре. И в гендзюцу ты поймал не меня, а его. То есть себя. Я не хотел. Честно. Я бы лучше сам…
- Так это все-таки правда? - перебил Учиха. – Золотой Вихрь?
Узумаки фыркнул.
- А то что ты тут валяешься? – проворчал он и добавил с грустью: – Но я не хотел, правда не хотел.
- И ты всю жизнь молчал? Ты, Наруто?
- Я не молчал! – так искренне обиделся тот, что невозможно было не поверить. – Я сам не знал. Я узнал, когда мне было четырнадцать. Мы со старым Джирайей встретили одного парня из моего клана. Он меня научил кое-чему. Но мы с тобой уже… потом не разговаривали. И я тебе не сказал. Вот так, Саске.
Губы Учихи искривила тень усмешки.
- Но в прошлый раз ты подставил мне Лиса… - медленно сказал он. – А теперь? Не вышло? Когда ты последний раз разговаривал с Девятихвостым, Наруто? Его больше нет, верно?
Рокудайме молчал.
«Он подставил мне Кьюби, - подумал Саске, - и Лис показался мне слабым. До странности слабым. В шестнадцать я самонадеянно решил, что удивляться нечему – ведь я так силен… а Девятихвостый просто умирал. Тот, в ком его заперли, сам оказался чудовищем».
Захлопали крылья, зашумела листва: какая-то птица снялась с ветки у окна и улетела… Дыхание Наруто было тяжелым, каким-то сдавленным, точно он боролся с чем-то внутри себя или искал и все не мог найти нужных слов.
- Тебе лучше отдохнуть пока, - наконец, сказал он и встал. – Вечером придет Сакура-чан. Она обещала, что завтра, самое большее – послезавтра ты уже будешь видеть. Я пойду. Дел много.
И он ушел. Нидайме долго ждал Сакуру – он хотел добиться от нее нескольких ответов и проверить кое-какие предположения, но она все не приходила, и в конце концов Саске задремал. Должно быть, она все же пришла, но, не желая разговаривать с ним и вообще видеть его в сознании, не стала будить, напротив, применила какое-то гипнотическое дзюцу, чтобы спокойно поработать над его глазами. Саске совершенно точно знал, что это было именно дзюцу, а не наркотик. После зелий Орочимару обычные медицинские наркотики на него практически не действовали.
Заложив руки за голову, Учиха смотрел в потолок. Предметы дрожали и расплывались, не получалось сфокусировать взгляд, глаза быстро начинали ныть и слезиться, но зрение возвращалось. Куда важнее, впрочем, было то, что Сакура сумела восстановить мертвые тенкецу, узловые точки системы обращения чакры: это значило, что через какое-то время вернутся и техники.
Все это не лезло ни в какие ворота. Будучи главой деревни, Учиха не стал бы и минуты раздумывать над тем, как распорядиться пленником собственного уровня: выпытать все секреты, выжать досуха, потом разобрать на части и изучить модификации организма. Узумаки, должно быть, такое и в кошмарном сне не приснится. Он приказал вылечить человека, который применил против него Цукиеми; и не восстановить одно лишь тело, навсегда убив способность управлять чакрой – это Саске еще мог бы понять – но сделать все возможное, чтобы тот снова мог атаковать с помощью высших техник…
«Он настолько глуп или настолько уверен в себе?» Подобными вопросами можно было задаваться только от бессилия и злости. В Конохе упразднена внутренняя разведка. С виду – такая же удивительная глупость, вполне в духе Наруто... если не знать, что предать Рокудайме физически невозможно. Какой шпион останется верен хозяевам, угодив в Золотой Вихрь?..
«Он все-таки лгал. Он всегда знал, что он такое. Недаром же он никогда не вспоминал о своей семье».
К ним нельзя приближаться, с ними нельзя разговаривать, физический контакт с обладателем Вихря может свести с ума… вероятно, только если того хочет сам Узумаки; когда Саске спал с Наруто, это было просто приятно. Очень хорошо. Несравнимо лучше любого мужчины или женщины, которых пробовал Отокаге. В ту пору иной раз он снисходительно подумывал, что и впрямь любит этого дурака… должно быть, тогда Узумаки был слабее, иначе Саске не смог бы уйти от него во второй раз.
«Я думаю о нем. Каждую минуту. Я вижу его во сне. Я – часть его Вихря», - Нидайме прикусил губу. Это как болезнь, пожирающая изнутри. Какими силами нужно обладать, чтобы справиться с этим? Есть ли способ освободиться, пока жив вихреносец? Есть ли способ его убить?..
…даже охраны нет. Любопытно, что Наруто сказал о нем людям в деревне – врачам, Анбу, старым друзьям? Впрочем, ему не нужно лгать. Достаточно заставить окружающих думать и чувствовать что-то удобное для себя. Нет охраны, и можно встать, выйти наружу… просто уйти, как много лет назад. Бесполезно, вот и все. Вихрь позовет, и пленник вернется.
«Лучшая твоя техника, Наруто. Ты всех вокруг превращаешь в свои отражения, теневые подобия, и даже шарингану не распознать этих клонов».
Золотой Вихрь… Улучшенные геномы бывают двух видов; низшие дарят новые возможности телу, высшие – психике. Три знаменитые модификации глаз считаются самыми эффективными вариантами: максимум возможностей при минимальном изменении плоти. Но Золотой Вихрь стоит еще выше. Он не изменяет плоть вовсе. Его нельзя увидеть невооруженным глазом… больше всего Нидайме злило то, что он, обладатель шарингана, способен был при некотором напряжении даже увидеть Вихрь Наруто – он просто не знал, что следует видеть.
Теперь даже глаз открывать не нужно, достаточно простого чутья, вернувшегося благодаря искусству Сакуры… Вот они, идут по улице – Шестой Хокаге в обществе командира личной гвардии и начальника внешней разведки; недурно бы разобрать, о чем они говорят, но не удается. Неджи уходит, Сай еще долго пытается что-то втолковать Наруто, и кажется, безуспешно…
Саске преодолел искушение встать и подойти к окну; как выяснилось, поступил правильно – потому что мгновение спустя на подоконник взлетел собственной персоной глава деревни.
- Саске! – выпалил он радостно, стаскивая с головы жестяную шляпу; соломенные волосы разлохматились по плечам. – Привет! Ты меня видишь?
Силясь не улыбнуться, тот отвернулся и уставился в стену. Глаза Наруто сияли такой искренней радостью…
- Уже видишь, да? Я же говорил, что Сакура-чан поможет. Я так рад! Саске, бои закончились. Мы еще полдня спорили, ничего решить не могли, а потом пришел Шикамару…
- Наруто, замолчи.
Хокаге осекся.
Потом подошел и уселся на край постели.
- Саске…
И умолк. Долго подыскивал слова.
- Саске… почему?
Нидайме закрыл глаза. Как все было просто тогда, в детстве: встать и потащить его за собой на крышу, драться и выяснять, кто царь горы… С людьми из клана Узумаки нельзя драться: для высокорангового шиноби сражение равнозначно беседе, а с ними нельзя разговаривать. И прикасаться к ним нельзя… как бы ни хотелось.
- Ты не думай, - выдавил Наруто, терзая в пальцах край простыни, - мне все равно. Я один раз решил и все. Но… ты отомстил за клан, у тебя есть Мангеке, у тебя собственная деревня… почему, Саске?
- Почему мне нужно тебя убить? – равнодушно уточнил тот.
Узумаки сглотнул. Он смотрел на Саске неотрывно, и взгляд обжигал; уже не верилось, что в душе действительно могло жить такое желание – убить его. Не верилось, что кругом враги, что Коноха – давно чужая. Истинность памяти истаивала, как дым, и за нею подымалась другая истинность – летнего дня, прохлады и тени среди беленых больничных стен… и крашеная дверь закрыта, и если Наруто сейчас полезет целоваться…
Саске усилием воли замедлил лихорадочно бившийся пульс.
- Золотой Вихрь устроен просто, - размеренно проговорил он, - проще многих низших геномов… В нем нет ничего сверхъестественного. Многие люди обладают этим даром: заставлять мир вращаться вокруг себя. Становиться тем, без кого не мыслят своей жизни. Клан Узумаки превратил эту способность в дзюцу и создал улучшенный геном.
- Ну да, - сказал Наруто и в растерянности облизнул губы. – И что?
- И что? – переспросил Учиха. – Единственный геном, чье существование держится в секрете. Единственный, предназначенный не для сражений… а для чего? Наруто, для чего нужен Золотой Вихрь?
Тот нахмурился в задумчивости.
- Но я же не хочу ничего плохого… - пробормотал он и почесал в затылке. – Просто… хотел, чтобы люди признали меня. Разве это плохо? И Вихрь – он полезная штука для Хокаге. Много чего хорошего можно устроить.
Нидайме перевернулся на бок, приподнялся на локте.
«Тот, кто создал этот геном, - мысленно сказал он, - не хотел жить жизнью шиноби: сражаться за плату, подчиняться законам дайме. Он хотел власти. Но он не любил войн. Золотой Вихрь создан для того, чтобы править. Мирно». Вслух же спросил:
- А если кто-то не хочет быть частью Вихря? Наруто, ты оставляешь за человеком право не принадлежать тебе?
Наруто смотрел на него широко открытыми глазами.
«Он не понимает, - подумал Нидайме. – Просто не понимает». Опорная рука дрожала, не выдерживая вес тела. Пришлось снова лечь.
И вдруг Узумаки отвернулся. Сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели, он сказал:
- Ты первый начал.
- Что? – беззвучно переспросил Саске.
- Это правда, что многие люди так могут, - сказал Хокаге. – Ты тоже мог. А я не мог – тогда, в Академии… даже раньше. Что, скажешь, мог? Это ты закручивал мир. И меня вместе с ним. Как же я хотел быть таким как ты! Хотел быть тобой. С тобой.
Он стремительно развернулся, подался вперед, привстал над постелью, навис над Саске, уперев руки по обе стороны от его лица. Тот даже не вздрогнул, неотрывно глядя в потемневшие глаза Рокудайме.
- Быть с тобой, - шепотом сказал Наруто. – Больше всего на свете.
Потом снова сел и отвернулся, ссутулившись.
Учиха молчал.
- Араши-кун объяснил мне про Вихрь, - сказал Рокудайме, глядя в окно. – Про то, что гнаться нужно только за тем, чего хочешь больше всего на свете, а все остальное получится само собой. Пока я гнался за тобой, я стал Хокаге… но так и не догнал. Наверно, когда я получу тебя, я получу весь мир.
Он сказал это необычайно спокойно, точно что-то само собой разумеющееся и вполне естественное: Учиха даже не понял сперва, о чем речь.
Потом лицо его перекосила усмешка. «Весь мир? - подумал он, глядя на знак Вихря, украшающий черный плащ Шестого. – Это уже было. Кто-то уже это говорил…»
- Другие деревни? – негромко спросил Учиха.
Узумаки покосился на него через плечо и недоуменно моргнул.
- Гаара… - едва слышно выговорил Саске; волосы стали дыбом от внезапной догадки. – Суна была твоей еще до того, как ты стал Хокаге…
- Но мне не нужно все это, - сказал Наруто. – Мне нужен ты… Зачем ты упираешься, Саске? Я же хочу, чтобы все было хорошо. Чтобы тебе было хорошо.
- Тогда отпусти меня, - устало сказал тот. - Выпусти из Вихря.
Точно откликаясь словам, за окном зашумел ветер.
- Я хочу, - упрямо повторил Наруто, - чтобы тебе было хорошо со мной.
4.
…Они со старым Джирайей забрели тогда в такую даль, что, казалось, это была уже не настоящая страна, а какая-то сказочная. И люди одевались не так, и еда была не такая, и кино показывали какое-то не то. Даже язык был понятен через два слова на третье.
Получив от кого-то за что-то кучу денег, жабий Саннин ушел в запой, и толку от старого извращенца не было целый месяц. У Наруто чуть крыша не поехала от скуки и отсутствия рамена. Он изучил все закоулки и подворотни, узнавал в лицо половину города, завел себе двух подружек в разных его концах (одна из них умела готовить рамен), и даже сам нашел заказчика и выполнил миссию, которую сам же и оценил на сложность-Б.
Когда Джирайя вышел из запоя, то объяснил, что гулял на деньги, выплаченные ему местными издательствами за все переводы его книг, которые тут когда-либо были сделаны. Голова у него трещала, но он все равно выглядел очень довольным: деньги еще не кончились. Он как раз в очередной раз клялся, что научит Наруто новой технике, если тот вот именно в этот вечер оставит его в покое, когда местные девушки, разводившие Джирайю на выпивку, вдруг повскакали с мест и умильно затянули: «Ара-а-аши-сама!» Даже бармен, от усталости похожий на рыбу, проснулся за стойкой и заулыбался, увидев вошедшего.
- Это что такое? – недоумевал Джирайя; девицы забыли о нем, устремившись навстречу гостю. – Это, собственно, кто?..
С лестницы кубарем скатился хозяин заведения.
- Араши-сама! – возопил он. – Вы вернулись! Вы снова в нашем городе! Какое счастье! Я так счастлив! Это такая честь! Теперь к моей гостинице вернется былая слава! Ваша стопа… ваши стопы… озарили…
- Тихо-тихо, - со смехом отмахивался тот, высокий светловолосый мужчина с синими глазами. – А вы, красавицы, принесите выпить – устал с дороги…
Девицы сладостно застонали и наперегонки кинулись служить.
Жабий Саннин все еще возмущенно рассматривал того, кто лишил его честно оплаченного женского общества, а Наруто, радуясь удаче, тянул старикана на улицу подышать воздухом, надеясь, что добьется от протрезвевшего Джирайи чего-нибудь полезного. Любопытно было, конечно, что это за Араши, вокруг которого все пляшут, но это можно было разузнать и попозже.
Джирайя вяло отмахивался, бурча, что лучше отправится на боковую, потом и впрямь встал и поплелся по лестнице наверх, совершенно игнорируя повисшего на нем Наруто, а потом Наруто почувствовал взгляд в спину.
Он обернулся, выпустив рукав Джирайи.
Снизу прямым и настороженным, странно знакомым взглядом смотрел новоприбывший гость.
- Привет, - сказал Наруто. – Ты это чего?
Тот медленно усмехнулся, и Наруто заподозрил, что Араши собирается с ним драться – неведомо из-за чего. Впрочем, такое случалось довольно часто и ничуть юного шиноби не удивляло. Драться, так драться, потом выясним, что именно не понравилось почтенному господину… Удивительно было только отсутствие на Араши повязки-хитаи со знаком деревни; движения его выдавали в нем шиноби.
Ниндзя без повязки стал медленно подниматься по лестнице, не сводя с него глаз. «Расенган», - подумал Наруто, но решил не торопиться. Разнести гостиницу в щепки легко, только потом бед не оберешься.
- Я хотел этот вопрос задать тебе, малыш, - вполголоса сказал Араши. – Я все-таки старше и имею некоторое преимущество. Это мой город.
Наруто засмеялся, уперев руки в бока.
- Как это – твой? – поинтересовался он. – Ты дайме? И что тебе не по вкусу? Нигде не написано, что в твой город нельзя заходить.
Араши вдруг с озадаченным видом нахмурился и отступил на шаг вниз.
Потом стремглав взлетел по лестнице, ухватил Наруто под руку и потащил за собой к дверям гостиницы, бросив: «Пойдем-ка поговорим, малыш». Наруто диву давался, какая сила заставила его послушно заторопиться за этим странным типом, но в себя пришел только на улице, за углом. Это было похоже на то, как если бы мысли в голове остановились на время, а собственную волю заменила чужая.
Было уже темно. Загорелись фонари. Далеко за городской стеной покрикивала ночная птица. Наруто отчаянно замотал головой, справляясь с остатками странного гендзюцу, гневно уставился на типа-без-повязки, несомненно беглеца и преступника, и, наверно, ударил бы его, если бы тот не сказал просто:
- Меня зовут Узумаки Араши.
- Узумаки?! – невольно повторил Наруто.
- Я так и думал, - пробормотал тот, взъерошив волосы удивительно знакомым жестом. – Я прихожусь тебе какой-нибудь седьмой водой на киселе. Надо же. Всегда знал, что рано или поздно встречу кого-нибудь из нашего клана, но почему-то думал, что это будет кошмар вроде дедушки Сэйтиро…
- У меня есть клан? – в бесконечном изумлении выпалил Наруто. – Что, правда?! Я – из клана? Из целого клана? Как… как Саске? Вот это да! Здорово!!
- Нет, парень, это не здорово, - с нехорошей усмешкой сказал Араши. – Видишь ли, в нашем клане любовь к родственникам измеряется расстоянием. Чем дальше родственник, тем больше любовь.
- Почему? – хлопнул глазами Наруто.
- А ты не догадываешься? – настал черед Араши изумляться. – Ладно. Я слышал, так бывает… ты либо чистокровка, либо получил Вихрь по материнской линии. Кажется, я должен кое-чему тебя научить. Как, некоторым образом, старший брат. Чтобы ты не глупил – не пытался больше заполучить чужих людей или, чем демоны не шутят, не вздумал нарочно искать других Узумаки.
«Научить, - у Наруто прямо живот заболел от нетерпения, – новым техникам!» - и он приготовился слушать.
Араши говорил недолго. Он сразу предупредил, что рядом с чужим Вихрем находиться ему неприятно и поэтому он намерен поторопиться.
- Ты сейчас куда хуже меня управляешься с Вихрем, - сказал он, усевшись на тюк сена, запасенный хозяином гостиницы для лошадей. – Я могу тебя получить. Откровенно говоря, мне очень хочется это сделать. Ты первым нарушил правила, когда влез на мои земли и забрал кучу моих людей. Но ты не знал правил, а я знаю. И это одна из вещей, которых Узумаки не позволит себе никогда.
- Что? – спросил Наруто, и Араши раздраженно хлопнул себя по лбу.
- Кажется, ты не очень быстро соображаешь… Нельзя затягивать в Вихрь людей своего клана.
- Понял, - сказал Наруто, уставившись на большие пальцы ног. – Нельзя. Нельзя чего? Ты вроде объяснил, что такое этот мой… этот наш Вихрь. Что значит «затягивать»?
И с надеждой посмотрел на Араши.
Тот тяжело вздохнул.
- Смотри на меня, - велел он. – Смотри и представляй, что я – силуэт, вырезанный из бумаги, и меня сейчас унесет ветер. Что я – дымный призрак, и скоро рассеюсь. Что я ненастоящий и вот-вот исчезну.
Наруто послушно поднял глаза и встретил взгляд других, таких же ясно-голубых – точно глядел в зеркало.
- Я делаю то же самое, - с ленцой предупредил Араши.
…и Наруто понял, что на свете нет у него никого ближе и дороже, чем старший брат. Что вот сейчас Араши скажет, и он пойдет за ним на край света, оставив все прежнее позади. Посмеется, и позабудет все, что тревожило его в детстве, откажется от глупых клятв, найдет другие мечты, главной из которых будет никогда больше не расставаться с братом…
Гендзюцу рассеялось, и в руку сам собой прыгнул кунай. В следующий миг Наруто стоял вплотную к Араши, держа лезвие у его горла.
- Если ты еще раз так сделаешь… - начал он, и голос сорвался.
- Понял? – невозмутимо осведомился тот. – Сядь. Так действует Вихрь в прямой атаке. Но так мы им пользуемся очень редко. Он не для этого предназначен. Повторяю еще раз: чтобы использовать это гендзюцу, нужно…
Наруто, двигаясь медленно и неловко, сел и уставился на Араши во все глаза. Он еще не сообразил, что можно будет сделать этой с новой техникой, но дух уже захватывало. «А старикан Джирайя еще говорил, что я не способен к гендзюцу! - торжествующе думал Наруто. – А я способен! Не хуже Саске! И у меня есть клан!.. Ха! Теперь посмотрим!»
Араши улыбнулся краем рта.
- Добрый я все-таки, - сказал он. – Встреться тебе дедушка Сэйтиро, сожрал бы тебя в один присест и Девятихвостым закусил.
- Закусил, - обалдело повторил Наруто, таращась на него. – Девятихвостым?..
Посмеиваясь, Араши пожал одним плечом.
- Я вижу твоего Лиса. Что в этом особенного? При должной сноровке ты сможешь сделать то же самое и с ним. Если захочешь. Кстати, это будет для тебя полезно.
- Полезно?
- Не переспрашивай все время, чтоб тебя! – Араши хлопнул по колену ладонью. – Ты неплохо держишь Вихрь. Но ты никогда не тренировал его, и он сейчас слаб. Он может на всю жизнь остаться таким. Хочешь стать сильнее?
- Конечно! – не раздумывая, выпалил Наруто.
- Я расскажу, как. Но завтра ты заберешь своего старика и уйдешь отсюда навсегда. Перед этим вызубришь наизусть правила и поклянешься им следовать. И будешь отныне помнить, кто ты такой!
День был ненастный, и пришлось закрыть окна, иначе бумаги со стола улетали, как птицы. Серое небо нависало над зеленеющим лесом, красными крышами деревни и желтым песчаником окрестных скал, отбирало их летние, яркие краски, вспухало дождем. Улицы были почти пусты, мостовые пятнали темные лужи.
Рокудайме сел за стол и уронил голову на руки.
- Это нечестно, - тихо сказал он сам себе. – Почему я не могу?..
«Какой я Хокаге, если не могу спасти своего друга?» - сказал он когда-то. Он поклялся вернуть Саске, и в один прекрасный день решил было, что вернул, но Саске опять ушел – он не возвращался по-настоящему, и это не считалось. Годы прошли, Наруто Рокудайме, его лицо высечено на горе над Конохой, но он так и не достиг цели. Все изменилось. Ребенком он дал обещание Сакуре, а теперь Сакура ненавидит Саске и хочет его смерти. Пришлось долго с ней говорить, даже использовать Вихрь, чтобы она не решила убить Саске спящим. Она медик, ей это просто – даже следов не останется…
«Нечестно», - подумал Наруто и закусил губу от тоски. Саске не вернулся. И не вернется. Он не хочет.
Раньше неудача означала одно: Вихрь недостаточно силен, нужно вложить больше сил, заполучить больше людей, или, на самый крайний случай, подождать, пока с возрастом увеличатся возможности генома. Но сейчас он был в состоянии получить не то что человека – целую страну. Саму землю, воду и воздух. Все, что угодно, кроме того, кого больше всего на свете желал.
Обдумывая слова Араши о Вихре, Наруто обнаружил, что следовал совету еще до того, как его услышал – с самого детства. Избрал самую трудную цель. Решил добиться дружбы Учихи Саске и добивался, потом добивался самого Учихи Саске… а все остальное вышло как-то само собой.
«Если бы можно было отыскать кого-нибудь из Узумаки… - невесело подумал Наруто. – Спросить, что делать. Когда у кого-нибудь есть клан, всегда старшие учат. А так… все равно что нет клана».
Хлопнула оконная створка. Рокудайме поднял глаза, потом вздохнул и протянул руку. Тень, замершая на подоконнике, пахла свалявшейся шерстью, сосновым костром и немного кровью. Черный блестящий нос шевельнулся, горячая лапа доверчиво легла в ладонь. «А Саске решил, что его больше нет», - сказал про себя Наруто и улыбнулся. Ему нравилось то, что получилось на самом деле. Так было лучше.
Кьюби забрался к нему на руки и распустил веер хвостов по рабочему столу Хокаге.
- Ты опять вернулся? – спросил Наруто, гладя острые вздрагивающие уши.
На свете нет создания, заключающего в себе одно лишь зло. После того, как Вихрь втянул в себя темную мощь Девятихвостого, тот не исчез совершенно. Осталась любовь к свободе; жажда убийств и разрушений оказалась умением веселиться; коварство стало игривостью. Золотой Вихрь заставил Лиса привязаться к своему носителю, и теперь, отпущенный, он все время возвращался, чтобы приласкаться и убежать снова.
- Ага, - сказал Девятихвостый. - Дай орешек.
В железных пальцах шиноби скорлупа лесного ореха треснула, как яичная; Хокаге подал Зверю карее сладкое ядрышко.
- Лис, - укорил он с улыбкой, - я же сказал – ты свободен. Можешь бежать куда захочешь.
- Нет уж, - ответил Лис. – Ты за меня в ответе. Ты же меня приручил.
Он перелез к Наруто на плечо и уселся там с довольным видом. Наруто засмеялся. «Нет, ты не самая трудная моя охота, - подумал он. – Моя самая трудная охота еще не закончена». Потом встал, сгреб Кьюби в охапку и стал ходить по комнате из угла в угол.
«Самая трудная охота, - повторял он. – Самая сладкая добыча…»
«Выбери то, что хочешь сильнее всего, – сказал Араши. – И начинай погоню. Охота окажется долгой и трудной, но когда она завершится, ничего не будет слаще достигнутой цели. Оглянись – и поймешь, что все остальное получил, даже не заметив». Он думал, что Наруто захочет уничтожить Лиса, освобождение от древнего Зверя и будет для него самой желанной победой. Но получить Кьюби оказалось легче, чем того, кого Наруто на самом деле мечтал получить…
Шестой остановился и отчаянными глазами уставился в окно. Из кабинета Хокаге мог окинуть взглядом почти всю Коноху, только знаменитая скала с изваяниями не была видна, потому что возвышалась точно над крышей. В западной части деревни – госпиталь… «Почему? – почти вслух подумал Наруто. – Почему у меня ничего не получается? Ни раньше, ни теперь. Саске не хочет быть со мной. Он слушается… но он не хочет».
Девятихвостый снова, упорствуя, забрался ему на плечо. Рокудайме машинально провел рукой по лисьим ушам; один из хвостов обвился вокруг его запястья, и Наруто почесал Лиса за ухом.
Послышался жуткий полубезумный смешок.
Наруто торопливо обернулся.
Лис подпрыгнул от испуга, прижал уши и юркнул назад в клетку – в клетку печати на теле Рокудайме, где чувствовал себя в безопасности.
- В это, - сказал Учиха, - ты превращаешь чудовищ… меня тоже ждет подобная участь?
- Что? – беззвучно переспросил Наруто.
Отокаге стоял в дверях кабинета, тяжело опираясь плечом о косяк; добраться сюда, очевидно, стоило ему огромного напряжения сил. На нем была его собственная одежда, не больничная, и оттого Саске снова показался Наруто совсем чужим – не другом, возвратившимся из далеких земель, а грозным гостем, опасным пленником.
- Если бы дело было не в Конохе, - сплюнул Учиха, - я бы сказал, что дисциплины в деревне нет. Вообще. Я свободно вышел из больницы. Прошел по улице. Меня узнавали. Я сказал, что иду к Хокаге, и меня впустили. Полагаю, если бы я потребовал назад свой меч, то получил бы его… Неделю назад я пытался тебя убить, Наруто. Я глава деревни Звука. Я не был в Конохе пятнадцать лет. Но никто не вспомнил об этом. Как будто ничего не случалось.
Хокаге молчал.
- Я просто хотел, чтобы все было как раньше, - наконец, тихо сказал Наруто.
- И поэтому заставил всю Коноху думать так, как тебе больше нравится?
Шестой резко выдохнул и помотал головой.
- Я никого не заставлял, - сказал он сквозь зубы.
- Потому что тебе не нужно, так? Они все – только части твоего Вихря.
- Я Хокаге, - ответил Узумаки. – Я защищаю Коноху. И все ее жители – как частички меня. Вот так.
- Любопытно, что скажут жители, если узнают об этом...
Неожиданно Наруто фыркнул и улыбнулся.
- Ты что, думаешь, об этом никто не знает?
Некоторое время он торжествующе смотрел в удивленные глаза Отокаге, потом продолжил:
- Неджи знает, потому что видит. Шикамару знает, потому что умный. Старейшины знают. Сандайме знал. И Какаши-сенсей с самого начала знал.
- Сенсей?..
- Он, между прочим, рад был, – нахмурившись, с тенью обиды проговорил Узумаки. – Он сам так сказал. У него все близкие люди умерли, он же говорил, помнишь? Он знал, что я могу сделать. Знал, что ему станет легче.
«Так они все же знали, - Учиха сжал зубы. – Кто-то в Конохе решил за всех… решил заплатить за силу свободой воли. Шестой Хокаге действительно способен получить весь мир. Сделать то, что не удалось Акацукам. Какая ирония. Кто принял это решение? Сандайме?..»
Потом Саске вспомнил, что видел Третьего Хокаге среди призраков Вихря.
Нить мысли ускользнула.
- А я? – с кривой усмешкой спросил он. – Мне тоже должно было стать легче?
- И стало бы, если бы ты не ушел к Орочимару… придурок! - сердито сказал Рокудайме.
- А теперь, - продолжал Саске, не зная зачем: не понимая, кому он желает причинить боль, Наруто или самому себе, - теперь станет?
Узумаки замер посреди своего кабинета. Лицо его стало растерянным, почти умоляющим.
Нидайме сражался с головокружением. От перенапряжения нервов зрение, едва восстановившееся, вновь отказывало – наплывали стены, потолок стекал вниз, исчезал мир за окном; Учиха почти ничего не видел… возможно, причина тому была иная.
Мир, центром которого был Рокудайме, сужался.
…Саске вздрогнул. Ладонь Узумаки легла ему на плечо. Наруто стоял рядом, вплотную, почти касаясь его. Их лица были близки, как перед поцелуем.
- Обязательно станет, - шепотом сказал Наруто; он взял Саске за руки и начал с нервной осторожностью ласкать его пальцы. – Я обещаю.
Учиха закрыл глаза. Лицо его было бледным, без кровинки, губы потрескались от сухости. Наруто смотрел, и сердце у него ныло и дергалось.
Когда они впервые целовались по-настоящему, он думал, что умрет от счастья. И в постели тогда не осрамился чудом, потому что и собственный, немалый для подростка опыт, и ценные указания великого развратника Джирайи разом выветрились из головы. Если любовницы всегда рисковали в пылу страсти услышать от Рокудайме «Сакура-чан!..», то из любовников он разве только Гаару не заменял в воображении на Саске; Гааре Песчаному принадлежало нечто особенное в душе Наруто, и то, что их связывало, не имело отношения к Учихе.
Кровь стучала в ушах.
- Саске, - беспомощно прошептал Наруто. Потянул его к себе за руки, закрыл дверь. – Я… я тебя очень люблю…
Страшно делалось от понимания – сейчас, здесь, в тишине своего кабинета, полуобнимая молчащего Саске, он использует Золотой Вихрь в режиме атаки. Для активации гендзюцу, подчиняющего разум и чувства, нужно вообразить, что человек перед тобой – ненастоящий и скоро исчезнет. Наруто смотрел на Саске и не мог отделаться от этой мысли. Силуэт, вырезанный из бумаги. Дымный призрак, с руками холодными и безвольными, с «гусиной кожей» на открытой груди, с синей жилкой, бьющейся на виске.
- Очень сильно люблю, Саске… я сделаю все, что ты захочешь, я только не могу тебя отпустить… Прости меня.
- Не тяни, - хрипло сказал тот, не поднимая глаз, и Наруто вздрогнул: казалось, что призрак не способен заговорить. – Собираешься прямо здесь?..
Рокудайме закусил губу: не то чтобы он стеснялся заниматься сексом в рабочем кабинете, но ведь здесь будет неудобно… На что-то боевой модус Вихря все же сгодился. Наруто никогда прежде такого себе не позволял, но сейчас – поймал на расстоянии всех шиноби, сновавших по коридорам его резиденции и окрестным улицам, и велел убраться ненадолго. Куда угодно.
Потом взял Саске за руку и повел домой.
- Я… - неуверенно проговорил он, когда дверь за ними закрылась. – Ты… правда хочешь?
- Ты же видишь…
Судорожно сглотнув, Наруто провернул ключ в замке и втолкнул Саске в стену. Тяжело, запаленно дыша, прижался полуоткрытым ртом к его губам, к виску, облизал шею, отрывисто шепча, как сильно он его любит. Потом коленом раздвинул ему ноги и просунул руку под пояс: Саске резко откинул голову назад и ударился затылком о косяк двери. «Свихнуться можно… как же… люблю…» – лихорадочно шептал Наруто. Это была правда. Ему самому делалось страшно, потому что он изо всех сил пытался сдерживаться, быть осторожней, бережней, неторопливей, но – не мог. А совладать с собой и ослабить действие Вихря нужно было любой ценой, иначе он рисковал лишить Саске рассудка. Тот ведь даже еще не выздоровел до конца…
Не получалось остановиться. Кровь стала жаркой и быстрой, как огонь. Руки тряслись, и ласки получались болезненней, чем Наруто хотел бы, но одного взгляда на искаженное наслаждением лицо Саске достаточно было, чтобы понять – можно еще сильней… Зажмурившись, тот едва слышно постанывал, впиваясь ногтями в плечи Наруто; Узумаки крепко, до боли, прижимал его к себе, зарывался носом в темные волосы, одуревая от нестерпимого желания: член стоял как железный, весь низ живота был, кажется, таким же тяжелым, и сладко-мучительно ныл. Движения становились ритмичными, еще минута – и он кончил бы, даже не раздевшись.
Наруто вцепился в Саске как в последнюю надежду и долго стоял неподвижно, смиряя клановую технику, утихомиривая сердце и плоть. «Нельзя так… - думал он. – Лучше не так». Он собирался затем поумерить пыл, но у Учихи подламывались колени, и пришлось взять его на руки, и донести до постели… «Так нельзя, - мысленно повторял Наруто со странным чувством: он точно собирался сам себя переупрямить. – Так получается – я с ним делаю, что хочу. А это нечестно. И это не любовь…»
- Саске.
Тот, расслабленно вытянувшийся на его постели, открыл глаза. Наруто перелез через него, улегся рядом, и озорно, чуть смущенно улыбнулся, пробежав пальцами по его груди.
- Саске… трахни меня.
Темные глаза расширились. Плечи Учихи вздрогнули – с каким-то запозданием, точно он не сразу понял услышанное.
- Ты так хочешь?
- Да.
Он вылез из одежды и устроился прямо поверх – мускулистый, загорелый, дрожащий от нетерпения; прозрачные волоски на руках и груди золотились, качнулась и замерла нефритовая подвеска. Учиха с усилием перевел взгляд куда-то поверх его плеча. Наруто обнял его за шею, улыбаясь, потянул к себе, обхватил ногами за талию. Саске бросило в жар, потом в холод. Подобное лихорадочное влечение, замешанное на жути, он испытывал прежде единственный раз.
Когда то же самое делал Орочимару.
…Закрыв глаза, Саске поцеловал Наруто в губы, в шею; опустился ниже и стал вылизывать его член. Пальцы Наруто вплелись ему в волосы. Он – излишне резко – сбросил его руки, прижал к постели, процедив: «Не смей трахать меня в рот».
Потом, выпрямившись, он резко всаживался в горячее тело, не открывая глаз, слушал, как Рокудайме со свистом втягивает воздух сквозь зубы, дергаясь под ним – вероятно, ему привычней была активная позиция, - и думал, что его все равно имеют, и скорей бы кончить; Узумаки долго не успокоится, пусть лучше трудится сам.
И не слушал, что говорил Наруто, когда, после блеклого оргазма, не доставившего удовольствия, но отнявшего неожиданно много сил, опустился ему на грудь. Что-то о любви, конечно. Наруто гладил его по голове и рукам, перебирал волосы, улыбался. Терпения у него хватило ненадолго, конечно. Саске, прогибая спину, безропотно лег щекой на влажные покрывала, когда Наруто развернул его и поставил на четвереньки. Узумаки растягивал удовольствие и долго забавлялся, ставя его так и эдак, пока он не выразил желание отдаваться спокойно, в положении лежа… силы еще не восстановились настолько, чтобы на равных играть с разгоряченным Наруто.
Двигаясь в нем, Наруто постанывал от удовольствия сквозь сжатые зубы. Саске молчал, не в его привычках было устраивать в постели концерты, к тому же он собирался не более чем уступить…
Золотой Вихрь – как солнце: нестерпим, когда слишком близко, опаляет и мучит, и сталь воли плавится, словно в кузнечном горне. Сила Вихря может свести с ума, если того хочет ее обладатель; может превратиться в телесный жар, в угар страсти, который невозможно не разделить.
…и когда Наруто перекатился на спину, сажая его на себя сверху, из груди Саске вырвался крик.
Минуту назад Саске сидел верхом у Наруто на коленях, и тот утыкался носом ему между лопаток, заставляя вздрагивать и отводить плечи назад. Теперь длинные соломенные волосы Узумаки падают на грудь, щекочут, пока тот прикасается губами к ключицам – едва-едва, только обжигает кожу хриплое, сбитое его дыхание. Кончиками пальцев гладит соски. Выпрямляется и насаживает Саске на себя; это уже третий раз, он может еще столько же и столько же, и он никому никогда не будет верен телом, потому что его просто никто не выдержит.
Прежде, когда Учиха льстил себе мыслью, что использует его и управляет им, приятно было сознавать, что душой Наруто верен ему одному, и ничто этого не изменит. Так оно и было: даже Цукиеми не заставило его перемениться…
Мысли еще повиновались, а тело – нет; и даже чувства проистекали не из мыслей, а из веления чужой воли, которая была, кажется, все еще вовне, но упрямо, неотступно, почти грубо рвалась в самое средоточие существа, чтобы подменить собою все прежнее.
Это было приятно.
Непереносимо приятно.
Где-то далеко, истаивая, утихая, билось отчаяние.
…Наруто закрыл глаза и с долгим счастливым вздохом вытянулся рядом. Улыбка не сходила с его лица. Минуты не прошло, как он снова порывисто притянул Саске к себе и стал целовать его волосы. Учиха поморщился: оба они с Наруто были мокрые как мыши и липкие к тому же, Узумаки никогда не отличался чрезмерной чистоплотностью, а его все больше тянуло встать и пойти смыть с себя все... глаза закрывались, наваливалась гулкая усталость, казалось, можно уснуть прямо сейчас, прижавшись к плечу Наруто.
- Хватит, - полушепотом сказал Саске. – Ты меня загнал…
- П-прости, - Наруто хлопнул глазами. – Я тебя очень люблю, правда, Саске…
Шумно дыша, он потянулся к его губам, поцеловал – долго, горячо¸ с языком.
Все в Наруто дышало жизнью и силой; кажется, сквозь сомкнутые веки можно было его увидеть, сияющего как солнце. И с ним было хорошо.
…прошло полчаса с тех пор, как Рокудайме справился с собственной клановой техникой, и действие Вихря ослабело настолько, что стало почти неощутимым, но Учиха этого не понял.
- Что ты со мной сделаешь теперь? – медленно спросил Отокаге. - Заставишь распустить деревню Звука? Вернуться в Коноху, всеми ненавидимым?
Рокудайме, повязывавший хитаи, покосился на него и беспомощно поднял брови.
Соломенные волосы Наруто потемнели от воды и повисали сосульками, на плащ с них бежали ручейки. Он не стал тратить время на возню с полотенцем, и шепотом ругался, натягивая одежду на влажное тело.
Учиха швырнул на пол испачканное покрывало и вытянулся, одетый, на простынях. В конце концов, чем-то он да имел право распоряжаться в доме Рокудайме.
Наруто еще поглядел на него, грустно хмурясь, и сокрушенно вздохнул.
- Я бы хотел, чтобы ты всегда был со мной, - признался он. – И неправда, Коноха полюбила бы тебя, Саске, потому что я тебя люблю…
- Здесь уже ни у кого нет собственной воли? – тихо спросил Отокаге. Наруто покачал головой.
- Я же понимаю, почему ты уходил. Я бы объяснил. И все бы поняли.
«Ни у кого», - перевел про себя Нидайме.
Узумаки подошел к нему и уселся на край кровати. На лице Шестого Хокаге, простом и открытом, была написана искренняя печаль.
«…Зачем? – нашептывал Вихрь, - Почему ты, Саске, так дорожишь своей внутренней тьмой, что в ней хорошего? Счастье тебе от нее? Оставь ее, отдай, я превращу ее в золотой свет, твоя жизнь станет радостью, только позволь мне забрать…»
«Ты идиот, Наруто, - отвечал он, - пусть твой улучшенный геном страшнее всех остальных, вместе взятых, но ты все-таки тот самый идиот, которого я помню. Отдать гордыню и горе, ярость и ненависть? Как ты не понимаешь, что они – это я? Ты отберешь их, и меня не станет, будет твой теневой клон в чужом теле, воспоминание об Учихе Саске. Ты этого хочешь?»
Наруто снова вздохнул, уронил голову на подушку и обхватил его руками за шею, так что губы его оказались возле уха Саске. Тот, не поворачивая головы, вплел пальцы в мокрую золотую гриву. Должно быть, отдаться Вихрю душой оказалось бы еще приятней, чем телом… впустить его в сердце.
- Знаешь, чего? - прошептал Наруто, щекоча кожу дыханием. – Если уж так, я… я не хочу, чтобы ты… ну… совсем стал моим. Может, оно так даже и лучше, если я тебя никогда не поймаю. Я хочу с тобой драться, и гоняться за тобой, и чтоб ты ругался и нос задирал. Уезжай в свой Звук дурацкий, если хочешь.
От внезапной, невозможной надежды, вспыхнувшей в груди, остановилось дыхание.
Учиха повернул голову и посмотрел Наруто в глаза.
- Ты меня отпускаешь? – раздельно спросил он.
- Ну… Будешь приезжать в гости. И думать обо мне. Иногда, - Хокаге грустновато улыбнулся.
«Нет, - понял Саске. – Не отпустит». Горло перехватило, и похолодело в груди. Все бессмысленно. Нет выхода. Золотой Вихрь способен свести с ума, если того хочет его носитель, Наруто не может хотеть зла, но… «Должно быть, я слишком упорно сопротивляюсь», - не без черной насмешки предположил Учиха. Его уже разрывает на части: мысли мечутся из стороны в сторону, он забывает, о чем думал вчера, чувства не подчиняются воле. «Он затянул в свой Вихрь деревню Песка, - подумал Нидайме, - а теперь затянет и Отогакурэ. Что дальше? Насколько может распространиться Вихрь? Насколько он распространится, прежде чем Наруто столкнется с другими Узумаки? И найдутся ли ему соперники хотя бы в собственном клане, после того, как он поглотил Кьюби?»
Наруто ткнулся лбом ему в плечо и замер так.
«Я не могу его убить, - повторял про себя Саске. – Никогда не мог… Тебя больше нет, Итачи, а ты мне так нужен… мне не хватает ненависти…»
- Наруто.
Тот поднял голову, готовый ловить каждое его слово.
- Тот, кто сопротивляется Вихрю, сходит с ума? – вслух подумал Учиха.
- Нет, - ответил Наруто; поднялся, и лицо его стало озабоченным. – То есть, мое гендзюцу может, вроде как… но я никогда!..
Учиха молча смотрел на него. «Я не сойду с ума. Я просто исчезну. Меня затянет в водоворот, я захлебнусь и пойду на дно… Я больше никогда не буду собой, вот и все».
- Никогда, я лучше умру! – взволнованно говорил Наруто. – Саске…
«Я бы хотел умереть вместе с тобой, - подумал тот, – живым ты меня не отпустишь, а сам ты жить не должен… Четвертый Хокаге пожертвовал собой, чтобы запечатать чудовище, но взамен породил на свет еще одно. Кажется, я единственный, кого ты до сих пор не сумел проглотить. Погибнуть, забрав с собой врага… или друга… что же, это выход».
Уже читала это на Вашем дневнике, но там не стала высказываться, не желая перебивать дискутирующих
Что я могу сказать? Великолепный фанфик. Наруто просто идеален — всегда смотрела на него немного вот так. Помнится, Вы говорили про солнечного злодея, так вот теперь я очень хорошо понимаю, что это означает)) И это мне безумно нравится.
Философская основа очень глубокая. И ведь никакого решения этой проблеме нет! Вроде и Наруто прав, по-своему, и Саске прав — опять же по-своему. Идеальная концовка с моей точки зрения. Но, самое главное, всё получилось настолько логично, что если в каноне теперь будет не так — я решу, что Кишимото умудрился каким-то образом прочитать Ваш фик и срочно поменял сюжет, дабы не быть обвинённым в плагиате
З.Ы. Как я поняла, сюжет этого фика соотносится с сюжетами Ваших прошлых драбблов по Наруто. В результате получается ощущение одного глобального романа, написанного "мазками". А кто сказал, что романы не должны писаться именно так?)))
Да, все драбблы из той же линии
Как я поняла, сюжет этого фика соотносится с сюжетами Ваших прошлых драбблов по Наруто. В результате получается ощущение одного глобального романа, написанного "мазками". А кто сказал, что романы не должны писаться именно так?)))
Вот, у меня тоже создалось такое ощущение. Уж очень ровно укладывается и драббл про Гаару - и иллюзия влияния, и описание секса, с теми же фишками - из драббла про Саске и Наруто.
И драббл Кисаме/Итачи, в принципе, тоже.
Ауренг, ещё раз спасибо за такое удовольствие!
Здорово!
З.Ы. Кьюби-пушистик теперь мой фетиш!)))))))
впервые темный, воистину темный ангст(даже тот факт, что в вашем фике никто не умирает , валяясь в лужах крови, и все живы не меняет того, что это действительно АНГСТ) вызвал у меня желание подарить цветочки автору. Примите от восторженных читателей
Мев,
Самое смешное, на мой взгляд, те, кого поглотил Вихрь, действительно счастливы. И Наруто здесь уже не человек, скорее бог. Мдя... похоже, именно это претит Саске больше всего. Интересно, что было бы, если подобной силой обладал сам младший Учиха? Вряд ли бы он отказался от такой силы.
Блин, вот теперь сижу и думаю: а я бы отказалась от Золотого Вихря? Боюсь, что не отказалась бы, слишком это соблазнительно - быть для всех солнцем.
спасибо большее за 15 приятных минут.
Блин, вот теперь сижу и думаю: а я бы отказалась от Золотого Вихря? Боюсь, что не отказалась бы, слишком это соблазнительно - быть для всех солнцем.
И нахапать на свою голову ответственность за такое количество людей?.. Окружить себя безвольными куклами, которые умеют только обожать тебя?..
Как скучно
Кстати, идеей он мне немного напомнил фик Шаян.
Luminosus, gygyli,
ну где же там безвольные куклы? Разве та же Сакура - безвольная кукла?
О да - ибо отказать Наруто она не может %)
ну где же там безвольные куклы?
народ очень впечатлился ПОВом Саске
народ очень впечатлился ПОВом Саске
Да
ну так кто сказал, что Учиха понимает правильно?
драматизирует он)
Я бы тоже на его месте драматизировала
нет, сначала бы, конечно, убрала свою тушку за энное количество километров %)*прочухалась*
если мне не изменяет память, титул "каге" - привелегия правителей селений Пяти Великих Стран Синоби, а страна, где расположено Селение Скрытого Звука, в их число не входит. Это тапок ))))
улучшенный геном Узумаки рулит ^_______________________^
пойду, впечатлюсь ещё раз.
Вызывает внутреннюю дрожь.
Пожалуй, тоже скорее ассоциирую себя здесь с Саске, чем с Наруто.
Neshinigami, кланяюсь
Вот хоть убейте меня... Ну люблю я хэппи-энды(((
Но... Так красиво. Замечательное произведение. И действительно - безвыходная ситуация оба по-своему правы.
Улучшеный геном Узумаки - все время было обидно за Наруто: у Саске - Шаринган, у Сакуры - идеальный контроль чакры, у Неджи и Хинаты Бьякуган и т.д. А у него Девятихвостый, от которого проблем больше, чем пользы. Теперь обидно, но меньше)
Блин, вот теперь сижу и думаю: а я бы отказалась от Золотого Вихря? Боюсь, что не отказалась бы, слишком это соблазнительно - быть для всех солнцем.
А я бы отказалась однозначно. Потому что нельзя кому-то давать право решать, что лучше для других.
Это "лучше" у каждого свое.
Улучшеный геном Узумаки - все время было обидно за Наруто: у Саске - Шаринган, у Сакуры - идеальный контроль чакры, у Неджи и Хинаты Бьякуган и т.д. А у него Девятихвостый, от которого проблем больше, чем пользы. Теперь обидно, но меньше)
Вот-вот, у меня точно то же.
Блин, вот теперь сижу и думаю: а я бы отказалась от Золотого Вихря? Боюсь, что не отказалась бы, слишком это соблазнительно - быть для всех солнцем.
Я отказалась бы по той простой причине, что люблю завоевывать все сама. А так - когда никто не сопротивляется - слишком скучно.
Прекрасная, сильная вещь, которая - действительно, редкость нынче, - заставляет задуматься.
Великолепно выстроенный логически вариант истории (или точнее будет сказать - предыстории) самого Наруто, и я тоже совсем не удивлюсь, если Кишимото в итоге выстроит нечто подобное
И, конечно, сама идея Вихря - это завораживающе. И какая прекрасная пища для размышлений! Ведь если смотреть с точки зрения большой политики, носитель Золотого Вихря - идеальный Хокаге. Для управления страной, народом, людьми в массе всегда необходимо что-то объединяющее, ведущее за собой - будь то идеология, религия, или харизма лидера. А ведь харизма - это, по сути, и есть ваш Золотой Вихрь в миниатюре... А тут еще положительные личные качества... В общем, если смотреть беспристрастно, лучшего Хокаге для Конохи и не придумаешь. Тем более что все-таки полного оболванивания людей я не увидела...
С Саске, конечно, все сложнее и хуже... Вот где наглядная иллюстрация на тему "многия знания - многия печали"