...ну а что – вот представь – что б если вдруг лазурными стали травы, а зелёными стали – песни?
Название: Рассвет
Автор: Mokushiroku
Бета: Essy Ergana
Персонажи (Пейринг): Итачи/Саске. На заднем плане Саске/Сакура и Наруто/Хината
Рейтинг: Полагаю, что дотягивает до NC-17. Хотя не факт
Жанр: angst, darkfic
Состояние: закончен
Дисклеймер: Все Саске, Итачи, Наруто и Сакуры — г-на Кишимото. Все ООС, глюки персонажей и второстепенные герои — мои.
Предупреждение: Яой, инцест, смерть персонажа, POV Саске, ООС Саске. (Прим. автора: я не терплю того Саске, которого нам на данный момент показывают в манге — крутого, высокомерного и самоуверенного, поэтому всегда довожу его до некоторого ООС. Но стараюсь делать это логически обоснованным).
От автора: Всё мрачно, глючно и грустно. Потому что, несмотря на всё моё желание, я не вижу, как устроить парочке любимых братьев счастливое совместное существование, не прибегая к АУ.
Summary: Саске совершил свою месть, вернулся в Коноху и воссоединился с друзьями. Хэппи-энд? У Кишимото, не у меня.
З.Ы. Я не умею писать маленькие тексты, так что в один пост всё, разумеется, не влезло. Продолжение в комментариях.
читать дальшеВ девять часов вечера солнце, наконец, начинает оседать к горизонту, невидимому за крышами густо налепленных разноцветных домов. Весь день меня не покидало ощущение, что время застыло вместе с пылающим белым диском в одной точке неба, — и теперь оно как будто стремительно набирает скорость после вынужденной остановки, догоняя уходящие календарные сутки.
Прищурившись, провожаю взглядом последние лучи, раззолотившие на прощание окна и стены домов фальшивым блеском. Я помню, как однажды пожаловался маме, что мне всегда становится грустно на закате. На что она весело ответила, что закат — это всего лишь ожидание рассвета. С тех пор я полюбил следить за заходящим солнцем. Я думал о том, что, значит, скоро наступит утро следующего дня, и мне становилось радостно. В детстве я всё время чего-то ждал: обещанных тобой тренировок, дня, когда отец научит меня Катону, момента поступления в Академию. Потом — того, что новый день принесёт мне новую силу.
Теперь мне нечего ждать.
Когда прохладные синие тени поглощают последнее золотисто-рыжее пятно в воздухе, у меня появляется чувство, похожее на удовлетворение. Но это просто из-за того, что я не люблю солнце.
Краем глаза я замечаю встревоженный взгляд Сакуры. Она всегда так смотрит, когда я щурюсь. Полагаю, наслушалась историй о том, что частое использование шарингана разрушает радужку, и теперь беспокоится за моё зрение. Они все за меня беспокоятся, и иногда это невероятно раздражает. Но чаще мне всё равно.
Сейчас мы сидим в Ичираку Рамен и ждём, когда нам подадут по гигантской порции этой лапши с отвратительным запахом. Обычно ужином занимаются Сакура или Хината, но сегодня обе задержались, и Наруто объявил, что не может ждать ещё целый час, пока приготовится еда. Его предложение пойти в Ичираку было встречено без особого энтузиазма, но проголодаться успели действительно все, исключая меня. Так что в итоге мы оказались здесь, и мне приходится ковыряться палочками в этой пластилиновой дряни. С другой стороны, все знают, что мне не нравится рамен, и я могу позволить себе есть его очень медленно. В это время никто хотя бы не станет приставать ко мне с разговорами или вопросами.
Однако как бы долго я ни тянул время, в конце концов моя чашка оказывается пустой. Я чувствую себя отвратительно переполненным, а Наруто кричит на всю улицу, что это только начало и что он собирается съесть ещё минимум четыре порции.
Я закатываю глаза и тут же чувствую на плече тёплую ладонь Сакуры, а на щеке — её влажное дыхание. От неё так сильно пахнет духами, что я еле сдерживаюсь, чтобы не чихнуть. Когда-то я от нечего делать поинтересовался их названием. Она тут же восприняла это как знак того, что мне понравился аромат, и теперь пользуется только этой маркой. Я не разубеждаю её, потому что в этом случае меня ждёт получасовой допрос на тему того, а какие же духи я всё-таки люблю и что ей, Сакуре, сделать, чтобы нравиться мне ещё больше.
— Эй, Саске, может, вы всё-таки потерпите до дома? — хихикает Наруто, подглядывая за нами.
Сильнее расспросов Сакуры я ненавижу только его пошлые шуточки. А он сыплет ими направо и налево — видимо, сказалось влияние Эро-саннина, этого его так называемого учителя.
Сакура отвешивает Наруто дежурный подзатыльник и снова наклоняется ко мне:
— Саске-кун, тебе скучно? Хочешь, пойдём домой?..
— Нет, — отвечаю я, глядя в противоположную сторону.
Какая разница, где скучать — здесь или дома?
Точнее, уж лучше здесь. Особенно если учесть, что Сакура непременно потащит меня в постель, как только мы вернёмся: я чувствую это по её участившемуся дыханию и настойчивости, с которой она терзает губами мою мочку, делая вид, что шепчет мне что-то на ухо.
Кто бы мог подумать, что женщины бывают настолько похотливыми? Я никогда особенно ими не интересовался, но как-то наивно придерживался общераспространённого мнения, что это мужчина настаивает на сексе, а женщина периодически отказывает ему, ссылаясь на головную боль, критические дни и тому подобное.
Как оказалось, я ошибался.
Сакура хочет всегда и везде.
Я даже не представляю, кто бы мог её удовлетворить. Наверное, только неутомимый Наруто с этой его лисьей чакрой.
Но уж точно не я.
Не могу сказать, что секс мне совсем не нужен. Нужен, а как же, и я бы с удовольствием спал с Сакурой этак… раз в месяц или даже в два, остальное время обходясь собственными силами. Но не каждый день. И уж тем более не по нескольку раз в сутки, как хочется ей.
Впрочем, я бы, наверное, пережил и это, если бы не завидное упорство, с которым окружающие толкают меня в постель к Сакуре, считая, что в этом нуждаюсь в первую очередь я сам. Уж не знаю, от кого пошла идея, что секс — лучшее лекарство от всех проблем, но Наруто озвучивает её постоянно, а все остальные используют любую возможность, чтобы начать со мной разговор о возрождении клана, перемежая реплики с понимающими улыбочками, подмигиваниями и похлопываниями по плечу.
Сакура якобы ненарочно касается меня грудью, и я устало прикрываю глаза. С чего она взяла, что это меня возбуждает?
Наруто снова хихикает где-то сбоку, и я раздражённо отворачиваюсь от них обоих — смотрю в темноту, к которой привык за столько лет скитаний по пещерам, за столько лет воспоминаний о твоём чёрно-белом мире, созданном при помощи Мангекьо.
Однако сегодня мне не везёт: хозяин Ичираку зажигает прямо напротив меня фонарь, и его красноватый свет разгоняет тени, привлекая ночных бабочек и светлячков.
Ненавижу фонари.
Точно такие же мама зажигала каждый вечер в нашем саду. Из моей комнаты их не было видно, и я иногда приходил к тебе, залезал на подоконник и любовался разноцветным сиянием до тех пор, пока ты не сгребал меня, полусонного, в охапку и не нёс на руках обратно.
Ненавижу светлячков.
…Ты же помнишь, как в мой пятый день рождения родители объявили, что я уже слишком большой для того, чтобы спать с включенным светом? Они унесли из моей комнаты лампу, а ты наловил светлячков и незаметно поставил банку с ними мне на окно, потому что знал, что иначе я не смогу уснуть. Наутро я всех их выпустил и больше не боялся засыпать в темноте.
Мне бы хотелось найти сейчас ту банку и швырнуть её тебе в лицо, но это всего лишь минутный импульс, вызванный непрошеными воспоминаниями. Иногда они всё ещё бывают болезненными. А так мне уже всё равно.
Закрываю глаза, чтобы не видеть ни фонаря, ни беспорядочно мелькающих под ним насекомых, но это моё действие не остаётся незамеченным. Ко мне тут же подлетает Наруто и толкает в грудь с радостным воплем:
— Не спаааать, Учиха, даттебайо!..
Сакура взвивается.
— Наруто, ты дурак! Ему, наоборот, надо спать больше!
Она осторожно проводит пальцами по моим опухшим векам и по коже под глазами, указывая на явственные доказательства моей бессонницы. Вот этого я не терплю совершенно — когда до меня дотрагиваются безо всякого повода — и шарахаюсь от неё просто на автомате. Сакуры мне на сегодня более чем достаточно. Но по другую сторону от меня — Наруто, и я не могу даже отодвинуться.
Он хлопает глазами, наклоняется надо мной, всматривается в лицо.
— Хм, а ведь и правда, Саске... Выглядишь ты не очень. Скоро станешь похож на Гаару.
Я холодно усмехаюсь.
— Спасибо за комплимент.
— Нет, серьёзно. Что с тобой такое?
— Ничего.
Его лицо становится сосредоточенным, он хмурится: наверное, вспоминает недавние события и старается понять, что могло довести меня до бессонницы. Когда Наруто сталкивается с чем-то, чего не понимает, то всегда ведёт себя так. Обычно он долго не замечает того, что творится у него под носом, но когда его ткнут в происходящее, то сразу пытается взять ситуацию под контроль, докопаться до сути проблемы, найти вариант решения и тут же осуществить его.
Наконец, его лицо светлеет и расплывается в широкой улыбке. Кажется, до чего-то додумался.
До чего же забавным бывает этот идиот. Иногда.
Я подавляю вздох и скучающе смотрю на его довольное лицо.
Он качает головой.
— Сакура-чан… Да мы все тут уже дохнем с тоски. Нам просто не хватает хорошей миссии. Как только она подвернётся, я буду не я, но заставлю бабулю Цунаде отпустить Саске с нами! И уж тогда ему придётся встряхнуться, если он хочет попробовать надрать мне задницу!
Ах, да. Вот ещё одно заблуждение относительно меня, которое считается стопроцентной истиной. Все вокруг уверены, что для полного счастья мне, помимо полноценной сексуальной жизни, необходима только победа над Наруто.
— Не желаю иметь ничего общего с твоей задницей.
Разумеется, он понимает это как двусмысленную шутку и громко хохочет.
— Как и я с твоей, идиот. Но неужели ты так просто готов признать своё поражение?
…Поражение? Ха. Я отлично знаю, что разделаюсь одним пальцем с любым. Кроме Наруто, да. Но он заблуждается, считая, что мне до сих пор интересно это детское соперничество.
— Мне всё равно.
Он смеётся и не верит. Они не верят ничему, что я говорю, полагая, что я просто не хочу показывать свои истинные чувства. Возможно, когда-то… когда-то, в другой жизни, которая не имеет со мной нынешним ничего общего, так и было. Но не теперь.
Мои слова — правда, но никто и не пытается задуматься над тем, что я, наверное, изменился со времён двенадцатилетнего возраста. А, может быть, им просто хочется в это верить.
— Тогда какого чёрта ты тренируешься, как ненормальный, каждое утро? — Наруто хитро улыбается, словно поймал меня на чём-то, что я изо всех сил пытался скрыть.
Идиот.
— Не стоит судить о чём-то, исходя только из своих дурацких предубеждений! — произношу я с неожиданной даже для себя злобой, и его глаза удивлённо расширяются.
…Сам не понимаю, отчего я так взбесился, но, возможно, на этот раз Наруто добился бы своего и спровоцировал меня на драку — по крайней мере, я почти потерял над собой контроль. Однако это просто не судьба: позади нас раздаётся чей-то голос.
— Прошу прощения, кажется, я опять опоздал.
Какаши.
Нет, я ошибся. Судьба тут ни при чём. Ставлю двадцать против одного, что он стоял где-то поблизости, слушая наш разговор, и просто решил вмешаться, чтобы разрядить обстановку. Фокус сработал, внимание Наруто тут же переключается на него:
— Ооо, сэнсей! А вам теперь придётся долго ждать, я только что забрал последнюю порцию готового рамена…
— Ничего, Наруто, я не тороплюсь, — он улыбается своей странной, едва различимой из-за маски улыбкой. — А вот тебе бы стоило поторопиться: я только что от Цунаде, она хочет тебя видеть. У неё для тебя какие-то новости…
— Новости?! Какие? — глаза Наруто тут же вспыхивают возбуждённым блеском. — Миссия?!
— Не знаю, Наруто. Сходи к ней.
— О! Тогда я прямо сейчас! Сакура-чан… я быстро… можешь съесть мою порцию рамена, если Какаши-сэнсей не захочет.
Он смеётся, вскакивает, торопливо кивает нам троим, и уже через секунду я вижу его оранжевый комбинезон метрах в двадцати от Ичираку. Сакура тоже встаёт: ей с противоположной стороны улицы машет рукой Ино, и я наконец-то остаюсь один.
Впрочем, не совсем один.
Какаши садится рядом со мной и тихо спрашивает, не глядя в мою сторону:
— Как ты?
— Как всегда, — равнодушно отвечаю я.
Он чуть слышно вздыхает и молчит пару секунд.
— Саске. Почему ты даже не хочешь попытаться?
…Что мне нравится в Какаши — так это то, что он хотя бы сразу переходит к делу. Впрочем, это не означает, что я поддамся.
— Попытаться — что?
— Жить.
— А я что, по-вашему, делаю?
— Ты понимаешь, о чём я говорю.
Я понимаю. И он тоже понимает — меня. Пожалуй, лучше, чем кто-либо другой. Но тогда к чему эти бесполезные вопросы?
— Саске, — начинает он, не дождавшись от меня никакой реакции. — Они пытаются устроить, как лучше. Они делают для тебя всё, что могут.
Я снова чувствую злобу.
— Они не имеют обо мне не малейшего понятия!
Какаши смотрит на меня очень внимательно и, кажется, с каким-то подозрением. Не имею представления, в чём он может меня подозревать, — и не желаю иметь.
— В самом деле, Саске? Ну хорошо, но… неужели у тебя не осталось никаких желаний?
— Всё, чего я желал — это убить его. Я это сделал. Больше мне ничего не нужно, — резко отвечаю я и отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен.
Так мы и сидим, молча, не глядя друг на друга, пока не возвращается Наруто. Он прижимает к себе кипу бумажек и ворчит, что надеялся на миссию, а Цунаде вручила ему гору отчётов для проверки. Дескать, пусть привыкает к работе Хокаге, раз рассчитывает рано или поздно получить эту должность.
Иногда я завидую тому, что у него всё ещё есть цель.
Впрочем, я мало вслушиваюсь в его болтовню. Время приближается к одиннадцати, и во мне поднимается смутное раздражение. Мы явно засиделись, а Наруто поглощает очередную порцию рамена, заявляя, что не уйдёт отсюда, пока не наестся до отвала, ведь завтрашний день ему придётся посвятить отчётам, а не походам в Ичираку.
Домой мы возвращаемся уже после двенадцати. Я не задерживаюсь внизу, сразу иду в свою комнату, игнорируя недвусмысленный взгляд Сакуры. Нет уж, не сегодня. Я слишком устал.
Закрываю дверь, поворачиваю ключ в замке, — это хорошо ещё, что здесь нормальные двери, а не раздвижные, как были у нас в доме, — и сползаю на пол, опуская голову на колени. Иногда мне действительно так хочется спать, что я почти теряю чувство реальности — особенно по ночам.
Воздух в комнате спёртый и душный; пыль оседает крупными хлопьями, и это вызывает во мне тошнотворное воспоминание о клочьях серого пепла, в который… который…
Твою мать, какая тварь закрыла окно?!
Что за чёрт, разве я не говорил, чтобы они не смели ничего трогать в моей комнате?!
Ненавижу.
Ненавижу духоту.
Распахиваю окно с такой силой, что стекло звенит и содрогается, и почти падаю на подоконник, вывешиваясь на улицу и глотая холодный воздух.
Не переношу, когда в комнате становится слишком жарко.
Поэтому я так злюсь.
Поэтому… а вовсе не потому, что я жду тебя.
Ты появляешься часа через полтора.
Я лежу на кровати, перевернувшись на живот, и вдавливаю лицо в подушку с такой силой, что перед глазами вспыхивают разноцветные точки. Знаю, что всё равно не смогу уснуть, но так я хотя бы ничего не вижу — и у меня не появляется этого отвратительного мутного ощущения, что предметы сползаются друг к другу и нагромождаются в уродливое построение величиной во всю комнату. Такое всегда происходит перед твоим приходом.
...Половина второго.
Похоже, мои внутренние часы работают довольно точно.
Я не слышу ни шагов, ни шорохов, но когда мне кажется, что время подошло, я оборачиваюсь к окну — и вижу твой силуэт на фоне беззвёздного неба. Ты сидишь в своей любимой позе на подоконнике. Ну что ж, теперь осталось немного — дотерпеть до рассвета. Потом я смогу поспать.
Осталось придумать, как протянуть эти четыре-пять часов.
Я вспоминаю сегодняшний вечер, и в голову внезапно приходит мысль, заставляющая меня усмехнуться. Я выхожу в коридор и на цыпочках пробираюсь в комнату Наруто. Хотя такие предосторожности вряд ли необходимы — этот идиот храпит на весь дом, и разбудить его может, в лучшем случае, отряд вооружённых ниндзя, ворвавшихся в дом. Беру с его тумбочки кипу отчётов и возвращаюсь к себе.
Краем глаза вижу, как ты с ленивым интересом наблюдаешь за моими передвижениями. Разумеется, ты не спросишь, чем это я занимаюсь, ну и я ещё не совсем рехнулся, чтобы начать комментировать свои действия. Поэтому молча сажусь за стол и быстро перебираю бумажки, ставлю галочки и подписи. Интересно будет посмотреть на реакцию Наруто утром. Он разозлится, что его работу сделал кто-то другой, или обрадуется, что теперь день свободен, и можно посвятить его походу в Ичираку?
Иногда я делаю подобные или даже ещё более идиотские вещи — например, меняю местами миски с раменом за обеденным столом. Следующие полчаса Наруто возмущается и пытается выяснить, кто сожрал половину его порции, пока он отлучался на пару минут. Разумеется, никому и в голову не приходит, что это мог быть я; все думают на Кибу. А я… иногда я сам не понимаю, зачем делаю это. Наверное, чтобы день хоть чем-то запомнился, — иначе он сольётся вместе с остальными в единое тусклое полотно без начала и конца. Сказать по правде, я не помню, сколько времени прошло с того момента, как я вернулся в Коноху. Может, месяцы, а, может, и годы.
Но сегодня мне просто хочется занять себя чем-то, чтобы не сидеть и не пялиться на твой идиотский плащ в красных облаках. Хотя не то чтобы твои визиты меня раздражали. В конце концов, я же тебя убил, нет? И то, что твой неприкаянный дух никак не может раствориться в астрале и постоянно возвращается к своему убийце, меня почти радует. Это делает мою месть более совершенной.
От тебя даже есть кое-какая польза. Например, ты всегда приходишь в половине второго ночи, и я отслеживаю по твоим появлениям время. Какая незавидная послесмертная участь для гениального Учихи Итачи — служить часами для своего глупого младшего брата! Ты так не думаешь?
Поворачиваю к тебе голову.
Ты сидишь на окне, подставив лицо — такое спокойное и безмятежное, как будто это не ты умирал в страшных мучениях — лунному свету, и он мягко струится по твоим распущенным волосам и плащу. Иногда я не могу оторвать от тебя глаз: это красиво, твоя фигура в серебристом свечении. Ангел Тьмы. Лунный Бог.
Надо бы почитать что-нибудь про призраков, чтобы иметь представление, чего от тебя можно ждать. Наверное, в деревне все долго будут смеяться, если увидят Учиху Саске с книжками про привидения, но мне наплевать. Завтра же схожу в библиотеку и возьму. Кроме того, будет, чем заняться во время твоих ночных визитов. Не вечно же Цунаде будет загружать Наруто своей работой, а я — её выполнять.
Перевожу взгляд на кипу документов перед собой и замечаю, что, отвлёкшись, машинально начал рисовать на бумажках какую-то бессмыслицу. Или не бессмыслицу? Вглядываюсь внимательнее: круги, запятые, точки, зигзаги.
...Шаринган?
Иногда мне его не хватает — твоего кровавого взгляда, который постоянно стоял у меня перед глазами до тех пор, пока я тебя не убил. Иногда мне хочется снова увидеть на твоём лице то же выражение, что и в день смерти родителей, — жестокое, отрешённое и печальное. Иногда мне хочется иметь Мангекьо просто для того, чтобы устроить себе ещё разок погружение в чёрно-белый мир с кровавым небом и бегущими по нему облаками.
Странные желания, да?
Однако ты их как-то угадываешь — и активируешь шаринган. Решил после смерти рассчитаться со мной за все невыполненные в детстве обещания?
Я смотрю в твои глаза, и мне всё сильнее начинает казаться, что меня поглощает багровое море. Каждый раз, когда я видел этот взгляд, рядом лилась кровь — кровь родителей, родственников, моя собственная; и сейчас я со странным безразличием понимаю, что мне не хватает её. Крови.
Встаю, не отрывая взгляда от твоего лица, выдвигаю ящик стола, достаю кунай и вспарываю себе руку от локтя и до запястья.
Ты не шевелишься; смотришь, как будто так и должно быть. Потом деактивируешь шаринган.
Я судорожно вздыхаю и прикрываю глаза, чувствуя себя измождённым.
Ты снова равнодушно смотришь в окно. В какие-то ночи ты разговариваешь со мной, в какие-то — не произносишь ни слова. Сегодняшняя, видимо, из числа последних. Впрочем, я и сам не горю ни малейшим желанием общаться. У меня полно других дел.
Перевязываю пораненную руку и обматываю её эластичным бинтом — хорошо ещё, что в Конохе принято так ходить, и ни у кого не возникнет лишних вопросов.
Оставшееся до рассвета время я трачу на отчёты, вымещая на них неизвестно откуда взявшуюся злобу и… страх? Яростно листаю бумажки, раскидываю по разным стопкам, чиркаю подписи — с такой силой, как будто наношу порезы на тело смертельного врага.
Интересно… ты… я поступил с тобой так же?
Иногда мне отчаянно жаль, что я не помню этот момент. Но, с другой стороны, это оставляет простор для фантазии.
Чувствую, как губы искривляет страдальческая ухмылка. Почему всё каждый раз заканчивается одним и тем же? Я же не собирался ни о чём с тобой говорить, а всё-таки не выдерживаю, поддаюсь тягуче-тёмной тоске, горячо разливающейся по венам, мучительному напряжению, сковывающему тело. Поворачиваю голову, раскрываю пересохшие губы, вышёптываю — с трудом, как будто кто-то заставляет меня произносить слова, дёргая за невидимые ниточки:
— Расскажи мне.
Ты смотришь на меня долго, пронзительно долго, а потом застёгиваешь наглухо плащ и закидываешь ноги на подоконник. Я не вижу твоих губ, и твой голос звучит ровно, но чуть сузившиеся глаза выдают усмешку:
— В другой раз, Саске.
Это первые и последние слова, которые ты произносишь за сегодняшнюю ночь.
О, да. Тебе пора уходить — за окном светлеет небо.
Я вздыхаю почти облегчённо и сползаю грудью на стол. Деревянная поверхность холодит лоб, и я снова чувствую в голове ясность вопреки неутихающей жаркой дрожи в теле, которое кажется сейчас не своим.
Мне необходим ветер.
Сгребаю отчёты в охапку, переношу их в комнату Наруто, — он переворачивается в постели и что-то бормочет, но не просыпается, — небрежно кидаю на тумбочку и возвращаюсь.
К чёрту, поспать всё равно не удастся.
Собираю кунаи, свитки и шурикены в сумку, прикрепляю её к поясу и забираюсь на подоконник — кажется, будто руки обжигает ещё не рассеявшимся теплом твоего тела, пропитавшим сухое дерево. Хотя какое тепло может быть у призраков?
В следующую минуту я легко спрыгиваю на землю, откидываю упавшие на лицо волосы и устремляюсь в сторону леса.
Иногда я думаю, что в моих тренировках больше нет смысла.
Я достиг всего, чего только можно достичь, я обучен практически всем дзюцу, которые может знать шиноби, я взял от этой деревни и от этой жизни всё, что мог.
Тем не менее, я продолжаю приходить почти каждое утро на эту поляну — ту самую, где до сих пор ржавеют на деревьях развешенные тобой мишени. Я давно уже повторил и превзошёл твоё достижение: я могу попасть в мишень, скрытую за камнем, двумя, тремя, четырьмя кунаями одновременно. Не знаю, зачем я здесь.
Краем глаза отмечаю тень, мелькнувшую где-то за деревом.
О, разумеется. За мной следят. Я ведь опасный преступник s-класса и бывший предатель. Если бы не Наруто с Сакурой, к которым Годайме Хокаге имеет особую слабость, меня бы, наверное, заковали в кандалы, лишили возможности пользоваться чакрой и заперли в помещении без окон и дверей.
Иногда я думаю, что это было бы лучшим выходом. Может, такое обращение разбудило бы в моей душе ненависть, которой мне так не хватает.
Однако благодаря стараниям моих… бывших сокомандников мне предоставили практически идеальные условия для существования.
Я живу в большом доме, могу ходить, куда мне вздумается, и использовать любые дзюцу. Естественно, все боятся, что я могу что-нибудь выкинуть, — например, сбежать, хотя куда мне бежать? — и ни на минуту не оставляют меня без присмотра. На улице за мной постоянно следует кто-нибудь из АНБУ, дома я тоже никогда не бываю один. Именно поэтому мы живём всемером — я, Наруто, Сакура, Какаши, Хината, Киба и Ино. Люди, которые призваны стать моей второй семьей.
Если бы это было возможно.
Прикрываю глаза и взлетаю в воздух. Метаю, не глядя, кунаи и точно знаю, что все они попадут в цель. О да, ощущение собственной силы, безграничной и опасной, иногда ещё заставляет меня чувствовать себя живым. Вот только всё имеет свою оборотную сторону. Мне больше не к чему стремиться, не на кого равняться. В детстве я мечтал стать сильным, чтобы заслужить похвалу отца. Потом — чтобы превзойти тебя. А сейчас… мне просто скучно. Да, есть Наруто, единственный во всей Конохе, кто не слабее меня. Но, как ни крути, мы всегда будем оставаться с ним примерно на одном уровне. А это не то, что мне нужно. Мне нужен кто-то, чьи способности несоизмеримо выше моих. Как ты.
…Да какого чёрта я думаю об этом?! Никто мне не нужен!
Приземляюсь на землю, стиснув зубы, и с неудовольствием замечаю, что один из кунаев отскочил от мишени — вот что происходит, когда поддаёшься эмоциям. В кустах тут же раздаётся странный звук, похожий на удивлённый возглас. Странно. Не может быть, чтобы дзёнин позволил себе такое.
Преодолев секундное замешательство, я подскакиваю к кустам и вытаскиваю из них орущее и брыкающееся нечто.
Мальчишка.
Хм. Я был уверен, что это хвост из АНБУ, а оказалось — всего-навсего мальчишка. Лет пяти или семи, не разбираюсь в этом.
— Не бейте меня! Пожалуйста, не бейте! — голосит он и дёргается в моих руках.
— Да прекрати ты орать! — прикрикиваю я и ставлю его на землю, тряхнув напоследок, чтобы скорей успокоился. — Что ты тут делаешь?
Пару минут он молчит, сжавшись в комок и прикрывая голову руками, а потом, убедившись, что я не собираюсь предпринимать по отношению к нему чего-нибудь агрессивного, вытягивает шею и начинает разглядывать меня с откровенным любопытством. Так и не дождавшись ответа, я произношу его за мальчишку сам:
— Следил за мной. Так?
Он снова смотрит на меня испуганно, а потом робко кивает и тут же автоматически отскакивает на пару шагов.
Я устало вздыхаю. Как будто я только и мечтаю о том, чтобы начать избивать семилетнего ребёнка.
— Зачем?
— Нууу… — он опускает голову и заливается румянцем.
— Что «ну»? — тороплю его я. Не то чтобы меня особенно интересовал его ответ, да и я, пожалуй, и так его знаю, но… Я чувствую что-то странное, глядя в его большие чёрные глаза, исполненные опасливого восхищения.
— Просто… все говорят, что вы — самый сильный шиноби в деревне… я хотел посмотреть…
Ну понятно. Так я и думал.
— И как? — усмехаюсь. — Посмотрел?
— Д-да… Если честно, я тут не в первый раз… — шепчет он и снова краснеет, а потом торопливо прибавляет, восторженно сверкая глазами: — Вы попадаете точно в центр каждой мишени, даже той, которая спрятана за камнем!..
Я подавляю вздох, узнавая собственные слова, сказанные когда-то давно. Очень давно…
— Это дело тренировок… Как тебя зовут?
— Хачиро… Я много тренируюсь, и учителя в Академии меня хвалят, но так, как у вас, у меня всё равно не получается! Как я ни стараюсь…
Хм, Академия, — значит, ему всё-таки семь.
— Хачиро. Нет ничего невозможного. У меня тоже когда-то не получалось.
Он смотрит на меня и явно не верит. Что ж, ничего удивительного; я и сам иногда не могу поверить, что мне было когда-то семь лет. Словно все воспоминания о детстве принадлежат какому-то другому человеку, и попали в мою голову по ошибке. Странное ощущение.
— Продолжай тренироваться и не сдавайся.
Он кивает головой.
— Ну я так и делаю! Смотрю за вами, а потом, когда вы уходите, пытаюсь копировать движения. Только я боялся, что вы очень рассердитесь, если узнаете…
…Дети. Иногда я завидую их наивности и их маленьким страхам, которые кажутся в этом возрасте проблемами вселенского масштаба.
Присаживаюсь на корточки рядом с ним и даже выдавливаю из себя подобие улыбки. Этот паренёк меня забавляет.
— Не рассержусь. Можешь приходить и смотреть, сколько хочешь.
Его лицо озаряется ликующей улыбкой.
— Правда?! Я обязательно, обязательно приду! Вот только… — он внезапно мрачнеет, и радость в его глазах сменяется какой-то тяжёлой, виноватой тоской, — …только не рассказывайте никому, что я был здесь, хорошо? Мне сильно достанется.
Я удивлённо приподнимаю брови.
— Почему? Ты прогуливаешь занятия в Академии, чтобы приходить сюда?
— Да нет, я ещё успею туда…
— А что тогда?
— Ну… — мальчишка запинается, краснеет и снова молчит. Неужели опять придётся вытаскивать из него ответ? Чёрт, сколько же терпения нужно с этими детьми.
— Ну — что?
— Я боюсь, что вы разозлитесь, если я скажу, — признаётся он.
— Я разозлюсь, если ты не скажешь.
Хачиро вздыхает, переминается с ноги на ногу и неуверенно начинает:
— В общем… Я как-то спросил у мамы про вас, и она… она сказала, чтобы я не смел к вам приближаться. Потому что… потому что это очень опасно, и вы можете сделать со мной что-нибудь плохое. Она говорит, что вы злой и нехороший человек и любите убивать…
Ах, вот как.
Всё-таки детская логика не поддаётся моему пониманию. Мог бы просто сказать, что родители не пускают, — нет ведь, вывалил предполагаемому маньяку все подробности.
Смотрю на него оценивающим взглядом. Он весь трясётся, но не опускает голову, смотрит с надеждой. Ками-сама, какие же доверчивые существа эти дети… Стоит один раз вызывать их восхищение, и всё: считай, эта маленькая, глупая жизнь — твоя.
— А ты не думаешь, что лучше послушать маму?
— Я думаю, что мама ошибается!.. — возражает он с жаром. — Она просто не знает…
Это ты не знаешь, Хачиро.
Вздыхаю и поднимаюсь на ноги.
— В общем, смотри сам. Я повторю ещё раз: можешь приходить. Я про тебя никому не скажу.
Он улыбается — широко, искренне, беззаботно.
— Да, Саске-сан! А теперь я пойду, а то и правда опоздаю на занятия… Я сильно задержался…
Киваю ему, и он машет мне рукой — уже на бегу, скрываясь за деревьями.
Забавный мальчишка…
Я прохожу по поляне, подбираю кунаи и шурикены и тут внезапно слышу поблизости женский вопль:
— ХАЧИРО!!!
Я останавливаюсь, непроизвольно прислушиваясь.
— Мама… — он что-то лепечет, пытается оправдаться; звонкий голосок теряется в шуме листвы и скрипе качающихся под налетевшим ветром деревьев.
— Я же сказала, чтобы ты не смел к нему приближаться! Сегодня же вечером расскажу отцу, и ты из дома вообще больше шагу не ступишь, кроме как в Академию!
— Но…
— Его братец перерезал всю их семью, весь клан — взрослых, детей, стариков! И этот такой же! Проклятая кровь Учиха… Ты не понимаешь, он проткнёт тебя катаной — и глазом не моргнёт. Весь в брата, такой же сумасшедший... Куда только Хокаге смотрит, как позволяет ему на свободе разгуливать? Сколько мы ни жаловались, что детей теперь на улицу страшно отпускать, всё без толку… Не понимаю…
Её разгневанный голос и хныканье Хачиро постепенно затихают вдали.
Я не прерываю своего занятия; продолжаю складывать в сумку кунаи и шурикены. Холодный ветер треплет мои волосы.
Хха… Вот, значит, как…
Да к чёрту, разве новость, что ко мне так относятся в Конохе? Плевать я на это хотел.
Только руки сильно дрожат, и я понимаю, что продолжать тренироваться вряд ли смогу.
Домой я возвращаюсь поздно, часам к восьми. Сакура уже стоит на крыльце, всматриваясь вдаль, — поджидает меня, как поджидала когда-то мама. Она явно волновалась, но старается делать вид, будто ничего не произошло.
— Привет, — произносит она преувеличенно жизнерадостно, целуя меня в щёку. И всё-таки не удерживается, прибавляет: — Ты сегодня задержался…
Она старается говорить будничным тоном, чтобы я не решил, что она пытается меня контролировать, не разозлился. Вряд ли Сакура сможет понять, если я скажу, что эта излишняя предупредительность и попытки казаться идеальной женой, которые иногда на неё находят, раздражают меня ещё больше.
— Я тренировался.
— Да, но обычно ты возвращаешься не позже полудня…
Сегодня я шесть часов просидел на крыше, не думая ни о чём и тупо уставившись вниз на пыльную мостовую, но ей об этом знать совершенно не обязательно.
— А сегодня я решил вернуться позже, и закроем эту тему.
Сакура кивает, не сумев скрыть наполовину разочарованного, наполовину обеспокоенного вздоха, и прижимается ко мне.
— Послушай, но ты же, наверное, голодный?
Я отрицательно качаю головой, и она, слава Богам, не настаивает — не начинает эту извечную песню про то, как вредно для здоровья долго не есть, и так далее.
— Я скучала… — шепчет она вместо этого, касаясь губами моей шеи.
— Сакура…
Чёрт, я же столько раз просил её не делать этого на людях.
Её руки обвиваются вокруг моей талии, голос становится хрипловатым, страстным и почти невменяемым.
— Перестань, никто не увидит, никого нет…
— А Наруто?
— Наруто… Он всё утро орал что-то про свои отчёты — я так толком и не поняла, что с ними случилось — а потом отправился к Цунаде и уже не вернулся. Киба сказал, что ему, кажется, дали какую-то миссию.
Я невольно улыбаюсь. Вот ведь идиот. Нет, чтобы наслаждаться свободным днём, — он сразу побежал к старушке и схлопотал очередную глупую миссию на свою задницу. Впрочем, сам же жаловался, что ему скучно…
Сакура тянет меня в дом, и я не сопротивляюсь. Может, мне и в самом деле станет легче?
Когда мы добираемся до комнаты, она первым делом запирается на пару минут в ванной и возвращается, переодевшись в шёлковый пеньюар.
— Я купила это вчера… — она кокетливо улыбается и присаживается рядом со мной на кровать. — Тебе нравится?
Чёрная блестящая ткань, алые кружева — к её ярко-розовым волосам это не идёт совершенно. К тому же такое сочетание цветов в первую очередь напоминает мне о твоей одежде.
— Лучше без него, — я заставляю себя усмехнуться.
Кажется, такой ответ устраивает Сакуру больше любого другого. Она перекидывает через меня ногу, наклоняется, и я чувствую себя придавленным её телом, её ароматом, её ненасытным желанием. Проскальзываю рукой под шёлковую прохладную ткань, провожу пальцами по упругой груди. У Сакуры нежная кожа. Гладкая и почти такая же белая, как у меня и…
Она протяжно стонет, ощущая моё желание, и пытается стянуть с себя пеньюар, но я перехватываю её руки и качаю головой — вопреки собственным словам, произнесённым минуту назад. Впрочем, она слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на это несоответствие, и моментально переключается на пояс моих штанов.
Я прикрываю глаза и смотрю на неё сквозь ресницы, так что мне не видно её лица, только белые руки, скользящие по моей груди, и чёрный шёлк, обтягивающий стройное тело.
…Позже мы долго лежим в постели, и я даже умудряюсь отключиться на пару-тройку часов. Сакура не мешает мне дремать, просто лежит рядом и перебирает мои волосы. Заметив, что я, наконец, открыл глаза, она улыбается и трётся носом о мою щёку.
— Поспал?
Я киваю.
— А ты?
Она тихо смеётся и качает головой.
— Неет… Но я не скучала. Думала… о всяком.
— О чём? — спрашиваю я без особого интереса.
— Нуу… Вот скажи, Саске… — она замирает на секунду и осторожно продолжает: — А как ты относишься к детям?
— К детям? — мне в голову тут же приходит сегодняшний парнишка, и я усмехаюсь. — Да нормально, если они не слишком громко кричат.
— А свои? Тебе бы хотелось иметь своих? — в её голосе отчётливо проскальзывает тревога и одновременно надежда, и я несколько напрягаюсь.
— Не знаю. Не уверен.
— Но… ведь раньше ты говорил, что хочешь. Как же… клан… шаринган?
Я отворачиваю от неё голову и долго смотрю в окно. Представляю себе это: мой ребёнок — наследник клана Учиха, надежда всей деревни и её же проклятье. Бесконечные тренировки, обследования, эксперименты. Еженедельные проверки и психологические тесты, проводимые бригадой лучших медиков во главе с самой Хокаге. Едва он начнёт что-то понимать, его станут приучать к тому, что он несет ответственность перед всей Конохой. А дети наверняка будут бояться и сторониться его, наслушавшись рассказов родителей о двух безумных братьях Учиха.
— Сакура… — я поднимаюсь и начинаю одеваться. — Не думаю, что мне стоит заводить ребёнка.
— Но… — она смотрит на меня растерянно.
— Не будем сейчас говорить об этом. Спокойной ночи, — произношу я жёстко и выхожу из комнаты, мимоходом взглянув на часы и с удивлением отмечая позднее время.
Без десяти два. Ты уже должен быть здесь.
Интересно, а ты когда-нибудь задумывался о детях, Итачи?..
С этой странной мыслью я возвращаюсь к себе, открываю дверь и первым делом встречаю твой насмешливый взгляд.
О, только не говори, что ты умеешь читать в моём сознании, ублюдок.
Ты смотришь на меня, и уголки твоих глаз приподнимаются ещё чуть-чуть вверх. Вот по таким еле заметным признакам я и понимаю всегда, какое у тебя настроение. Кто-то другой, наверное, не увидел бы разницы, но я так много думал о тебе, вызывал в памяти твой образ, заново проигрывал в воображении каждую сцену с твоим участием, что научился читать твои эмоции по движениям ресниц, бровей, уголков губ.
Похоже, сегодня ты в хорошем расположении духа.
И настроен общаться.
— Как прошёл день, отото?
Я закусываю губу, подавляя импульс кинуться к тебе и по-детски начать жаловаться. Идиотское желание уткнуться носом тебе в колени — жгучее и нестерпимое, как подступающие к глазам слёзы в момент, когда уже больше не можешь себя контролировать.
Нет. О, нет. И не надейся. Не для того я столько лет давил в себе все эмоции, чтобы сейчас так глупо сорваться.
— Отлично.
Я сейчас не в том состоянии, чтобы лгать убедительно, и ты, разумеется, только усмехаешься. Но надо же было мне что-то ответить!
…О, ч-черт, не надо было мне ничего отвечать.
Ты опираешься рукой на подоконник и чуть подаёшься вперёд в знак заинтересованности. Как будто что-либо может тебя заинтересовать.
— Почему ты не уйдёшь от них, раз тебе так плохо?
Ха, беспокоишься обо мне? Захотелось поиграть в заботливого старшего брата?
Я медленно прохожу по комнате, усаживаюсь на кровать, подобрав под себя ноги, и только потом небрежно бросаю в твою сторону:
— Плохо? С чего ты взял, что мне плохо? Моя жизнь не кончилась после того, как ты отправился на тот свет!
Ты чуть наклоняешь голову и разглядываешь меня с откровенной иронией во взгляде. Да прекратишь ты издеваться надо мной или нет, ублюдок?!
— Хочешь сказать, что теперь ты счастлив?
Хочешь сказать, что тебе это не безразлично?!
— Да, — зло выдыхаю я сквозь стиснутые зубы. — Да! И не надейся, что ты был единственным, что привязывало меня к жизни!
— Да я и не претендую, Саске, — ты пожимаешь плечами и снова поворачиваешься ко мне боком.
Я падаю на кровать лицом вниз и дрожу, вцепляясь зубами и пальцами в покрывало. Как же жаль, что я не могу убить тебя во второй раз! От жгучей, бессильной злобы у меня сводит челюсти, но единственное, что я могу, — это яростнее вдавливать лицо в подушку. Проклятье, я не доставлю тебе удовольствия потешаться над моими гримасами!
Больше не доставлю!
Какого чёрта опять происходит то же самое?.. Какого чёрта тебе опять всё равно?..
Минут двадцать я лежу так, прокусывая губы и слизывая кровь, чтобы удержаться от бессмысленных проклятий, которые сделают меня ещё более жалким в твоих глазах. Потом злоба, так и не найдя выхода, отпускает меня, и я обессиленно переворачиваюсь на спину.
Ты сидишь в той же позе — поставив согнутую в колене ногу на подоконник и обхватив её руками — и не смотришь на меня. Я полагаю, ни разу не взглянул за всё это время.
Будь это другая ситуация и другие мы, я бы, может, даже был тебе за это благодарен.
Я вздыхаю, и ты вдруг мягко произносишь:
— Не стоит, Саске. Не обманывай себя. Ты не сможешь жить их жизнью.
— Да? Это ещё почему?
Ты долго не отвечаешь. Смотришь сначала куда-то в темноту, потом — на собственные руки, на фосфоресцирующий в ярком электрическом свете фиолетовый лак, покрывающий ногти, и мне уже начинает казаться, что о моём вопросе просто забыли, когда ты, в конце концов, произносишь задумчиво-отстранённое:
— Потому что ты мой брат.
Я горько и устало усмехаюсь:
— Особенные братья, да?
Ты снова молчишь, а потом поворачиваешься ко мне, выпрямляя ноги и спуская их с подоконника, и с совершенной невозмутимостью меняешь тему разговора:
— Жарко сегодня.
Я опускаю голову, занавешивая лицо волосами, — прячу искривившиеся болезненно губы. Да и в самом деле, что ты мог мне ответить? Это был вопрос в пустоту.
Ты расстёгиваешь свой плащ и сбрасываешь его с себя; он с тихим шелестом соскальзывает частью на подоконник, частью на пол, застилая неровную стену алым ослепительным шёлком.
— Да, — глухо соглашаюсь я с опозданием. — Жарко.
Ты прислоняешься к раме и снова отворачиваешь голову, всматриваясь в черноту ночи. Потом сообщаешь:
— Ненадолго. Завтра будет дождь.
— Откуда ты знаешь? — вяло интересуюсь я.
— Смотри, — ты кивком головы указываешь на квадрат неба в окне.
Я послушно перебираюсь на другую сторону кровати, укладываясь ногами к изголовью, чтобы лучше был виден кусок улицы, и ты продолжаешь:
— Чёрные круги около звёзд — признак ненастья. Красные или белые предвещают сухую и жаркую погоду.
Я бормочу с некоторым удивлением:
— Не знал, что ты в этом разбираешься.
— Саске, мне приходилось бывать во многих местах. В горах — особенно часто, а там такие вещи имеют решающее значение. Ясная солнечная погода может через пару минут обернуться снегопадом на несколько суток, и если не знать этого и не сообразить сделать стоянку, легко замёрзнуть насмерть.
Ты замолкаешь на пару минут и смотришь перед собой невидящим взглядом. Потом резко, будто очнувшись, поднимаешь голову и спрашиваешь:
— Саске, скажи, а ты был когда-нибудь в Стране Камня?
— Н-нет… — растерянно отвечаю я.
— Там находятся самые высокие в мире горы и самые крутые горные перевалы. Большинство из них считаются непроходимыми. Наверху и в самом деле очень опасно, но… — твой обычно монотонный голос внезапно начинает звучать оживлённо, — туда стоит попасть только ради того, чтобы это увидеть. Саске, ты знаешь, сколько оттенков бывает у белого цвета? Ты не можешь даже предположить, насколько много, пока не побываешь там.
Твой взгляд становится задумчивым и печальным, я бы даже сказал — мечтательным, если бы такое определение вообще было к тебе применимо.
— Снег и лёд творят чудеса. Представь себе дворцы, реки, водопады изо льда. Когда восходит солнце, всё это сверкает так, что глаза болят нестерпимо, но… поверь мне, ни в одном другом месте ты подобного не увидишь и не почувствуешь. В горах ты настолько близок к солнцу, насколько это вообще возможно. Там… там другое измерение, другое пространство, там начинаешь мыслить по-другому, Саске. Я любил встречать рассвет в горах.
Ты прикрываешь глаза и чуть улыбаешься своим воспоминаниям.
Я смотрю на тебя и не могу поверить. Не могу поверить, что ты, оказывается, тоже что-то любил.
— Пожалуй, если бы меня спросили, скучаю ли я по чему-нибудь, я бы ответил, что скучаю по этим местам.
Я молчу, пораженный твоим внезапным откровенным порывом. Никогда в жизни ты не рассказывал о себе так много. Не могу понять, что я чувствую, но это… это причиняет мне боль. Мне хочется спросить, почему же ты не можешь вернуться туда, раз возвращаешься ко мне, но я прикусываю губу, уже предчувствуя, что твой ответ, каким бы ни был, заставит меня разрыдаться. Впервые за много лет.
— Знаешь, если бы можно было начать всё сначала, я бы взял тебя с собой туда. Тебе бы обязательно там понравилось, Саске.
На секунду я представляю себе это: рассвет в горах и утро нового дня, наполненное радостью вместо жажды мести или безразличия, как сейчас.
…Наверное, такая боль — от мыслей о том, что могло бы быть, — самая сильная. По крайней мере, в горле у меня жжёт хуже, чем в тот день, когда я перепутал в детстве графины с водой и саке и отхлебнул из второго большой глоток.
Мне остаётся только встать и выйти из комнаты, потому что я чувствую, что сдерживать дальше слёзы не смогу.
...Проклятье, ты всё-таки нашёл моё слабое место.
Поверить не могу, что ты довёл меня до такого.
Медленно спускаюсь по лестнице и застываю, наклонившись к перилам и опираясь на них руками.
Знаю… знаю, ты просто издевался надо мной. Нашёл новый изощрённый способ, к которому я был не готов. Ничего, в следующий раз я не поведусь на такое, и не рассчитывай.
Чёртов ублюдок, как же я тебя ненавижу!..
Порыв тёплого ветра заставляет меня поднять голову.
Я и не услышал, как открылась дверь, и кто-то вошёл. Вглядываюсь в темноту: Наруто. Он медленно проходит по комнате, останавливается посередине, сбрасывает на пол чунинскую жилетку и заплечный мешок. Вернулся с миссии?
Как ни странно, я почти ему рад.
Он не замечает меня, а мои глаза уже привыкли к темноте, и я хорошо вижу его лицо: усталое, озабоченное, до удивления взрослое без этой вечной глупой ухмылки. Странно видеть его таким.
Я нашариваю на стене выключатель: не вижу смысла прятаться.
Комнату затапливает слабый электрический свет. Наруто моргает и поворачивается ко мне, смотрит недоумённо:
— Саске? — и тут же начинает улыбаться. — Ты почему здесь?
Я чуть морщусь: предпочёл бы его сейчас без улыбки, но, похоже, это у него уже просто рефлекс. А, может, в какой-то степени маска — как у меня была когда-то. Только наоборот.
— Жарко, — пожимаю плечами. — Захотелось воды со льдом.
Наруто кивает и сдёргивает с себя бандану, откидывая взмокшие волосы и вытирая со лба пот.
— Может, пойдём чаю выпьем? — предлагает он без особой уверенности. Видимо, действительно сильно устал, раз растерял свой энтузиазм, казавшийся неисчерпаемым.
— Ну пойдём, — соглашаюсь я.
Потом мы сидим за столом, Наруто заваривает чай, и по кухне распространяется аромат луговых цветов, мёда и яблок. Не слишком люблю травяные чаи с различными примесями, но сейчас мне почему-то не хочется сообщать об этом. Кроме того, аромат действительно приятный.
Наруто протягивает мне чашку; на вкус чай отдаёт древесиной, но я стараюсь не обращать на это внимания.
— Что за миссия была?
Наруто смотрит на меня удивлённо. Наверное, это на меня не похоже — интересоваться его жизнью.
— Ну её к чёрту… — он кривится. — Отстой и скукотища. Даже вспоминать не хочу.
— Ты выглядишь измотанным, — замечаю я.
— Да это из-за жары… — он стаскивает с себя куртку, оставаясь в одной только майке, и закидывает руки за голову.
— Сегодня будет дождь.
— Э? Откуда ты знаешь?
Я на секунду прикрываю глаза, прежде чем ответить:
— Чёрные круги вокруг звёзд. К непогоде.
Наруто даже перестаёт раскачиваться на стуле.
— Ой. Не знал, что ты разбираешься в таких вещах.
— Разбираюсь… Мне приходилось бывать во многих местах, в том числе, в горах. А там это важно.
— Ооо… Здорово.
Я вздыхаю, подпираю руками голову и невыразительно сообщаю:
— Я люблю горы. Рассвет в горах.
Наруто моргает; по его лицу, как всегда, легко прочесть всё, что он испытывает: недоумение, растерянность, замешательство. Чувствует, что что-то не так с моими словами, хотя я, вроде бы, говорю самые обычные вещи. Не надо, Наруто. Я сам не понимаю.
— Ааа, ну да… — наконец, произносит он. — Мне бы хотелось побывать в горах. Не с миссией, а так, просто. Свозить туда Хинату, она хочет.
Он начинает рассказывать про Хинату, постепенно всё более оживляясь. Такая схема — он рассказывает, я слушаю и никак не реагирую — для него привычна и кажется естественной. Удобной.
— А кстати, где Хината? Она сегодня здесь осталась?
У них давно уже роман, и все прекрасно об этом знают. Даже я, уж насколько и мало интересуюсь тем, что происходит вокруг. Вот только почему-то они пока не объявляют об этом, и все усердно делают вид, что верят в их исключительно дружеские отношения.
— Кажется, она пошла домой, — припоминаю я с некоторым трудом. — Я так понял, она решила, что ты сегодня ещё не вернёшься.
— Угу, мы управились быстрее, чем рассчитывали, — соглашается Наруто и добавляет обеспокоенно: — А её кто-нибудь проводил?
Иногда меня это удивляет: насколько ответственным и заботливым становится Наруто, беспечный, ребячливый, неуклюжий Наруто, когда дело касается тех, кого он любит.
— Не знаю.
Наверное, её проводил Киба. Он постоянно шутливо толкает Наруто и предупреждает, чтобы тот не смел обижать Хинату, потому что он ей как брат и порвёт за неё любого. Когда он произносит это слово — «брат», мне начинает казаться, что я слышу звук скребущего по стеклу ножа. Но больше меня в этих двоих ничего не интересует.
Как и в остальных. Увы.
Я отставляю в сторону чашку и сообщаю равнодушным голосом:
— Терпеть не могу травяные чаи.
Наруто моргает, удивлённый внезапной переменой в моём настроении, и резонно интересуется:
— А чего сразу не сказал? Когда я заваривал?
Я молчу.
Он вздыхает и вытягивается вперёд, почти ложась грудью на стол и находя мою руку. Я не отдёргиваю её, но и никак не отвечаю на его пожатие.
— Саске… Послушай, я тебе не сказал самое важное. Я сегодня забегал с отчётом к бабуле Цунаде и случайно встретил послов из Страны Волн. Я разговорился с одной женщиной из делегации, про тебя сказал и… Саске, оказалось, она тебя знает! Она была подругой твоей матери!
Смотрю на него ничего не выражающим взглядом.
— И что?
— Вы должны встретиться! Она сказала, что хорошо помнит и тебя, и Ит… — Наруто спотыкается, густо краснеет и тут же поспешно продолжает: — Ты должен её тоже помнить! Её зовут Ясуока Изуми.
— Нет. Не помню.
Он заметно грустнеет.
— Ну… ну, может, ты узнаешь её при встрече? А, Саске? Она очень хочет тебя увидеть. Можно, я её приглашу?
Я молчу с минуту.
Впрочем, какая разница?
— Хорошо.
— Отлично! Тогда я всё устрою. Завтра. Да, Саске?
— Как хочешь.
Наруто радостно кивает и сжимает мою руку.
— Договорились. Всё, тогда я сейчас немного посплю, а с утра — бегом к бабуле. Ага?
Я чуть наклоняю голову в знак согласия. Он вскакивает с непонятно откуда взявшейся энергией и чуть ли не бегом устремляется к двери, останавливаясь лишь на секунду, чтобы махнуть мне рукой и крикнуть уже из коридора:
— Ты бы тоже шёл спать… Рассвело уже. Кстати, похоже, ты был прав с этими звёздами…
Я откидываюсь на стуле и поворачиваю голову к окну. О, да, ты был прав: восходящее солнце еле различимо из-за мутно-серой пелены облаков, затянувших всё небо. Скоро будет дождь.
Я не понимаю, почему Наруто так загорается идеей устроить мне встречу с этой женщиной. У моей матери было много подруг, в том числе и в Конохе, и ни одна из них не озаботилась, к примеру, моей судьбой после того, как клан был уничтожен. Не понимаю, чем эта лучше других?
Хорошо ещё, что Сакура уговорила Наруто не приглашать её к нам, а пойти всем вместе куда-нибудь поужинать. Так это скорее закончится.
Я уже жалею о том, что согласился. Вокруг толпа народа, суета, ненавистная атмосфера праздника. В детстве я всегда чувствовал себя неуютно на семейных торжествах, когда у нас в доме собирался весь клан. В такие дни я был вынужден целый вечер выслушивать дежурные напутствия и комментарии вроде «кажется, ты немного подрос за этот год, малыш Саске». Однако я никогда и не смел заикнуться отцу о том, чтобы не присутствовать. Ты — другое дело. Помню, что однажды какой-то наш двоюродный дядюшка завёл посреди ужина очередную речь о твоей будущей женитьбе, а ты встал из-за стола, не дожидаясь её окончания, вежливо поклонился и исчез. Это потрясло и восхитило меня до глубины души. Больше всего мне хотелось бы последовать твоему примеру, но, разумеется, я не решился. Вечером из своей комнаты я слышал крики отца: он устроил тебе страшную выволочку и, кажется, даже побил. Но так и не дождался от тебя ничего, кроме стандартного «прошу прощения». И больше ни слова.
— Саске, ну что, ты её помнишь? — шепчет мне на ухо Сакура и указывает на только что вошедшую вместе с Наруто миниатюрную блондинку. Понятия не имею, видел ли её когда-нибудь, и если они ждут, что я сейчас радостно побегу к ним и начну предаваться воспоминаниям детства, то мне придётся их разочаровать.
Я еле заставляю себя поднять голову, когда они подходят, и кивнуть в знак приветствия. Зато реакция этой так называемой маминой подруги превосходит все ожидания: она дёргается и сдавленно восклицает:
— Итачи?!
Все вокруг застывают и, как по команде, оборачиваются ко мне. Словно я диковинный монстр, который сейчас выкинет что-то неожиданное и, возможно, опасное.
Ха.
Напряжение в воздухе ощущается почти физически. А мне внезапно невыносимо хочется рассмеяться, так глупо всё это выглядит. Но я сдерживаю себя, потому что в таком случае они непременно решат, что у меня тяжелейший нервный срыв. Сакура станет обнимать меня и гладить по волосам, Наруто — подбадривать, Какаши положит руку на плечо. Уж как-нибудь обойдусь.
— И-изуми-сан… — решается, наконец, Наруто и глубоко вдыхает перед тем, как продолжить. — Э-это не Итачи, это Саске.
Я смотрю на них равнодушно.
Чего они от меня ждут? Что я подскочу с воплями, или приставлю кунай к её горлу, или начну рыдать?
Она заливается краской, прямо до корней волос, и переминается на месте, не зная, куда деть руки.
— Ох… Саске, пожалуйста, прости меня. Как же это я могла…
Она торопливо кланяется, и всем вокруг так же мучительно неловко, как и ей. Отвратительная ситуация. В детстве чужое смущение было для меня пыткой похуже собственного, но сейчас мне по-прежнему хочется смеяться.
— Ничего страшного, — отвечаю предельно доброжелательно. — Я знаю, что очень похож на брата, так что неудивительно, что вы меня с ним спутали.
И улыбаюсь.
Кажется, в этом и правда что-то есть, в этой твоей невозмутимой вежливости, неизменной в любой ситуации.
Она улыбается в ответ и поспешно кивает. Постепенно все вокруг успокаиваются и снова начинают оживлённо болтать, только Какаши и Сакура периодически кидают на меня обеспокоенные взгляды.
— Извините меня, я ненадолго, — встаю из-за стола с очередной милой улыбкой. Чёрт, это и в самом деле начинает меня забавлять — Наруто смотрит так, как будто видит моё лицо впервые. Надеюсь только, они не решат, что это свидетельство моего неустойчивого психического состояния. А ведь могут, идиоты.
Задерживаюсь в уборной, мимоходом кидая взгляд на своё отражение в зеркале. Я, что, и в самом деле так на тебя похож?
Глаза у меня всегда были твои, это да, а теперь ещё под ними появились круги и две тонкие тёмные морщины — Сакура говорит, что виновата бессонница.
Вот что никогда не было у нас одинаковым — так это причёска, и я очень заботился о поддержании этого отличия. Но теперь ты мёртв, и какая разница? У меня нет ни малейшего желания заниматься своими волосами — и они отросли, хотя по-прежнему торчат как попало. Вот если только…
Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как завязку. В конце концов, отрываю конец собственного бинта и собираю волосы в хвост. Получается не очень хорошо, всё-таки они ещё довольно короткие, и половина прядей выбивается из причёски — но я не могу не задрожать.
Из зеркала на меня смотрит твоя точнейшая копия.
Прийти, что ли, к ним так и посмотреть на реакцию?
Я усмехаюсь. Нет, этого они точно не поймут. Распускаю волосы с некоторым сожалением — по-моему, мне идёт, — и возвращаюсь.
Однако идея позабавиться над окружающими прочно засела у меня в голове.
Весь вечер я старательно поддерживаю впечатление о себе как о благовоспитанном молодом человеке: общаюсь с этой Изуми, демонстрирую оживлённый интерес, на ходу сочиняю какие-то истории, тут же выдавая ей их под видом реально происходивших событий и развлекаюсь откровенно шокированным видом Сакуры и Наруто. Но ведь они хотели от меня именно этого?
Не знал, что это может быть так забавно, — разыгрывать из себя того, кого все вокруг хотят видеть.
Заодно и время проходит быстрее.
Дома Наруто смотрит на меня изумлённо:
— Саске… Что это было — сегодня?..
Я усмехаюсь.
— Разве я сделал что-то не так?
Он в явном замешательстве: запускает руки в волосы и долго не может ответить.
— Нет, но… Я… я правда тебя не понимаю.
Сказать тебе, что эти слова радуют меня, как ничто другое?
— Похоже, у тебя сегодня хорошее настроение, — отмечаешь ты пару часов спустя.
— О, да, — я забираюсь на кровать с ногами и довольно потягиваюсь. — Я отлично развлёкся.
Ты усмехаешься.
— Неужели мой маленький брат наконец-то научился правильно развлекаться?
— Наконец-то? — повторяю я с лёгким недовольством. — Ты говоришь так, будто когда-нибудь показывал мне, как это делать.
Ты пожимаешь плечами.
— Нет, но ты мог бы наблюдать за мной и учиться.
Я вздрагиваю и смотрю на тебя пристально:
— Да? То есть, всё, что ты делал, — было развлечения ради?
Ты молчишь.
— Итачи, скажи, — настаиваю я.
— Ты всегда воспринимал всё слишком серьёзно, маленький брат, — неопределенно говоришь ты в конце концов. — Жизнь в гораздо большей степени игра, чем это может тебе показаться.
Чёрт бы тебя побрал с твоими загадками.
— Почему ты хотел, чтобы я убил тебя? — задаю я новый вопрос, отчаявшись получить вразумительный ответ на предыдущий. — Зачем ты этого добивался?
Ты как будто меня не слышишь.
Ну и к чёрту, я не позволю тебе испортить мне настроение. Раз уж речь зашла о развлечениях, то… поиграем в мою любимую игру. Позавчера мы не успели, но сегодня до рассвета ещё много времени.
— А как я тебя убил?
Я и в самом деле не помню. Уверен только, что ты умирал в страшных мучениях, ведь правда?
Ты всегда с удовольствием отвечаешь на этот вопрос. Только почему-то каждую ночь говоришь разное. Иногда — что я задушил тебя твоими собственными волосами, иногда — что бросил раненым посреди пустыни и сидел рядом неделю, наблюдая, как ты медленно умираешь от голода, жажды и зноя.
Но я всегда думал, что правда ближе всего к тому, что ты рассказываешь мне сегодня.
— Катана, — ты спускаешь ноги с подоконника на пол и чуть отклоняешься назад, подставляя спину прохладному ветру.
— Я просто проткнул тебя катаной?
Не верится, чтобы я мог подарить тебе такую лёгкую смерть.
— Нет, — ты невозмутимо расстёгиваешь плащ, достаёшь катану из ножен, прицепленных к поясу, и вертишь ею в руках. — Сначала ты вколол мне парализующий яд, а потом вырезал на моём теле иероглифы с именами тех, кого я убил. И ждал, пока кровь вытечет из меня до капли.
Я смотрю на тебя с интересом.
— Да? — не могу удержаться, чтобы не встать с кровати и не подойти поближе. — Расскажи подробнее, как я это делал.
Вообще-то, я стараюсь не подходить к окну, когда ты в комнате. Не понимаю, что на меня сегодня нашло.
— Ты сидел на мне сверху, — начинаешь ты, слегка улыбаясь, и внезапно резко обхватываешь меня за талию и тянешь к себе, усаживая на колени. — Вот почти так.
…Странно, я думал, что призраки бесплотны. Но ты такой же, как раньше — как десять лет тому назад, когда я в последний раз сидел у тебя на коленях. Я очень хорошо помню эти ощущения. И твой запах. Он не изменился.
Я точно чего-то не понимаю в призраках. Ведь хотел же почитать книжку, почему я этого не сделал?..
Ты, тем временем, вкладываешь катану мне в руку.
— Тебе же нравится это представлять, маленький брат? Попробуй ещё раз, если хочешь.
Я поднимаю на тебя глаза и снова встречаю кроваво-холодный взгляд. Однако на этот раз он не выглядит непроницаемым. Мне кажется, что ты чего-то от меня ждёшь — нет, не в данной ситуации, а вообще.
…О, как бы дорого я отдал за такое лет десять тому назад. За толику интереса во взгляде, обращённом ко мне. Если бы это ты, ты, а не отец, так желал моих успехов в Академии, я бы, наверное, закончил её за полгода.
— Так что, Саске? — повторяешь ты, приподнимая и отводя назад мою расслабленную руку с катаной так, чтобы лезвие коснулось твоего лица.
Я слегка надавливаю и завороженно слежу за тем, как на алебастровой коже появляется тонкая красная полоска. Мне бы хотелось превратить этот порез в иероглиф моего имени, но я не буду. Твоё лицо совершенно, и я почему-то уверен, что если всё, что ты мне рассказываешь — правда, то я и тогда не мог его изуродовать. К чёрту эстетство, это… это просто на уровне инстинктов.
По твоей щеке бежит алая струйка, и я снова удивляюсь. Настоящая кровь? Собираю её кончиком пальца и слизываю. Настоящая. Тогда, значит…
— Тебе больно? — неожиданно для себя произношу возникший вопрос вслух.
Ты смеёшься и треплешь меня по волосам, совсем как в детстве.
— Нет, конечно, глупый.
— Потому что ты умер? — тупо спрашиваю я и ещё больше чувствую себя шестилетним ребёнком. Впрочем, не уверен, что это очень меня огорчает.
— Потому что я знаю много дзюцу, которые позволяют не чувствовать боли — как минимум, от таких мелких повреждений, — ты щёлкаешь меня пальцами по лбу, и эффект погружения в детство становится почти стопроцентным.
Продолжаю легко водить лезвием по твоей коже, не оставляя порезов, но потом ты внезапно перехватываешь мою руку и отбираешь катану.
— Саске, — говоришь с серьёзным видом. — Я тоже хочу поиграть.
Я смеюсь и сам себе поражаюсь — не помню, сколько лет назад делал это в последний раз. Ну и что с того? Ты же мёртв, меня никто не видит, я могу себе это позволить.
Ты улыбаешься мне так ласково, как никогда не улыбался при жизни, и это ещё более странно по контрасту с острой болью в плече. Я вскрикиваю и прижимаю руку к нанесённой тобой ране; она глубокая, и тёплая кровь течёт по моим пальцам — ты, как обычно, безжалостен, несмотря на все улыбки. Сейчас бы мне не помешало твоё обезболивающее дзюцу, но чёрта с два я попрошу об этом или ещё хоть раз закричу.
Ты смотришь на меня с лёгкой насмешкой, и, как будто прочитав мои мысли, делаешь следующий порез ещё более глубоким и длинным. Проверяешь, долго ли я выдержу? Я упрямо молчу.
Следующим движением катаны ты в нескольких местах рассекаешь на мне футболку и прочерчиваешь остриём зигзаг на обнажённой груди. Потом слегка отклоняешься и любуешься.
Кровь течёт по твоей щеке, кровь течёт по моей коже, и я внезапно начинаю дрожать от странного желания, которое ты тут же угадываешь и выполняешь, прижимаясь лицом к моей ране.
Сердце колотится с бешеной скоростью, и ты, наверняка, чувствуешь его неестественно быстрый ритм — смотришь на меня как-то вопросительно. Я не очень понимаю, что означает этот твой взгляд, и никак не реагирую. Тогда ты с лёгким вздохом, больше похожим на стон, начинаешь слизывать кровь, текущую из раны.
Я задыхаюсь, перед глазами всё расплывается, и мне остаётся только закрыть их и чувствовать, как твои сильные руки приподнимают меня и пересаживают на подоконник. Холодные пальцы пробегают по моей голой спине, но жар в теле от этого только усиливается; влажный язык скользит по моей коже, собирая капли крови, всё ниже и ниже, касаясь самых чувствительных мест.
О..ох.
Я открываю глаза: ты стоишь на коленях между моих широко разведённых ног. Штаны валяются неподалёку — я и не заметил, что ты успел их с меня снять.
Ты поднимаешь голову и улыбаешься, твои губы тёмно-алые от моей крови.
— Саске, держись, иначе вывалишься из окна.
Я послушно вцепляюсь пальцами в раму, и правильно делаю, потому что когда ты наклоняешься к моему члену, меня начинает трясти. Твои распущенные волосы щекочут мои бёдра, и я протягиваю свободную руку, перебирая шелковистые пряди. Ками-сама, какие же они мягкие…
Я непроизвольно подаюсь вперёд, и ты закашливаешься, а, может, смеёшься — чёрт его разберёт. Не могу сейчас об этом думать. Крепко держусь обеими руками за подоконник и толкаюсь в твой рот, всё быстрее и быстрее. Ты тяжело и хрипло дышишь, а, может, это я тяжело и хрипло дышу. Усиливающийся ветер безжалостно треплет мои волосы, ветки дерева, растущего за окном, хлещут голую спину, раны ноют от резких движений, и всё это только усиливает моё мучительное, невыносимое наслаждение.
Замираю с последним толчком и выгибаюсь всем телом, машинально отпуская руки. Ты обхватываешь меня за талию, но это всё равно не удерживает меня от того, чтобы через пару секунд неуклюже соскользнуть с подоконника на пол.
Ты вытираешь рукой губы, и я не могу удержаться — хватаю твои пальцы и начинаю жадно слизывать с них собственную кровь и сперму.
Ты наблюдаешь за мной с лёгкой улыбкой. Потом отбираешь руку и мягко спрашиваешь:
— Хочешь продолжить, Саске?..
Автор: Mokushiroku
Бета: Essy Ergana
Персонажи (Пейринг): Итачи/Саске. На заднем плане Саске/Сакура и Наруто/Хината
Рейтинг: Полагаю, что дотягивает до NC-17. Хотя не факт
Жанр: angst, darkfic
Состояние: закончен
Дисклеймер: Все Саске, Итачи, Наруто и Сакуры — г-на Кишимото. Все ООС, глюки персонажей и второстепенные герои — мои.
Предупреждение: Яой, инцест, смерть персонажа, POV Саске, ООС Саске. (Прим. автора: я не терплю того Саске, которого нам на данный момент показывают в манге — крутого, высокомерного и самоуверенного, поэтому всегда довожу его до некоторого ООС. Но стараюсь делать это логически обоснованным).
От автора: Всё мрачно, глючно и грустно. Потому что, несмотря на всё моё желание, я не вижу, как устроить парочке любимых братьев счастливое совместное существование, не прибегая к АУ.
Summary: Саске совершил свою месть, вернулся в Коноху и воссоединился с друзьями. Хэппи-энд? У Кишимото, не у меня.
З.Ы. Я не умею писать маленькие тексты, так что в один пост всё, разумеется, не влезло. Продолжение в комментариях.
читать дальшеВ девять часов вечера солнце, наконец, начинает оседать к горизонту, невидимому за крышами густо налепленных разноцветных домов. Весь день меня не покидало ощущение, что время застыло вместе с пылающим белым диском в одной точке неба, — и теперь оно как будто стремительно набирает скорость после вынужденной остановки, догоняя уходящие календарные сутки.
Прищурившись, провожаю взглядом последние лучи, раззолотившие на прощание окна и стены домов фальшивым блеском. Я помню, как однажды пожаловался маме, что мне всегда становится грустно на закате. На что она весело ответила, что закат — это всего лишь ожидание рассвета. С тех пор я полюбил следить за заходящим солнцем. Я думал о том, что, значит, скоро наступит утро следующего дня, и мне становилось радостно. В детстве я всё время чего-то ждал: обещанных тобой тренировок, дня, когда отец научит меня Катону, момента поступления в Академию. Потом — того, что новый день принесёт мне новую силу.
Теперь мне нечего ждать.
Когда прохладные синие тени поглощают последнее золотисто-рыжее пятно в воздухе, у меня появляется чувство, похожее на удовлетворение. Но это просто из-за того, что я не люблю солнце.
Краем глаза я замечаю встревоженный взгляд Сакуры. Она всегда так смотрит, когда я щурюсь. Полагаю, наслушалась историй о том, что частое использование шарингана разрушает радужку, и теперь беспокоится за моё зрение. Они все за меня беспокоятся, и иногда это невероятно раздражает. Но чаще мне всё равно.
Сейчас мы сидим в Ичираку Рамен и ждём, когда нам подадут по гигантской порции этой лапши с отвратительным запахом. Обычно ужином занимаются Сакура или Хината, но сегодня обе задержались, и Наруто объявил, что не может ждать ещё целый час, пока приготовится еда. Его предложение пойти в Ичираку было встречено без особого энтузиазма, но проголодаться успели действительно все, исключая меня. Так что в итоге мы оказались здесь, и мне приходится ковыряться палочками в этой пластилиновой дряни. С другой стороны, все знают, что мне не нравится рамен, и я могу позволить себе есть его очень медленно. В это время никто хотя бы не станет приставать ко мне с разговорами или вопросами.
Однако как бы долго я ни тянул время, в конце концов моя чашка оказывается пустой. Я чувствую себя отвратительно переполненным, а Наруто кричит на всю улицу, что это только начало и что он собирается съесть ещё минимум четыре порции.
Я закатываю глаза и тут же чувствую на плече тёплую ладонь Сакуры, а на щеке — её влажное дыхание. От неё так сильно пахнет духами, что я еле сдерживаюсь, чтобы не чихнуть. Когда-то я от нечего делать поинтересовался их названием. Она тут же восприняла это как знак того, что мне понравился аромат, и теперь пользуется только этой маркой. Я не разубеждаю её, потому что в этом случае меня ждёт получасовой допрос на тему того, а какие же духи я всё-таки люблю и что ей, Сакуре, сделать, чтобы нравиться мне ещё больше.
— Эй, Саске, может, вы всё-таки потерпите до дома? — хихикает Наруто, подглядывая за нами.
Сильнее расспросов Сакуры я ненавижу только его пошлые шуточки. А он сыплет ими направо и налево — видимо, сказалось влияние Эро-саннина, этого его так называемого учителя.
Сакура отвешивает Наруто дежурный подзатыльник и снова наклоняется ко мне:
— Саске-кун, тебе скучно? Хочешь, пойдём домой?..
— Нет, — отвечаю я, глядя в противоположную сторону.
Какая разница, где скучать — здесь или дома?
Точнее, уж лучше здесь. Особенно если учесть, что Сакура непременно потащит меня в постель, как только мы вернёмся: я чувствую это по её участившемуся дыханию и настойчивости, с которой она терзает губами мою мочку, делая вид, что шепчет мне что-то на ухо.
Кто бы мог подумать, что женщины бывают настолько похотливыми? Я никогда особенно ими не интересовался, но как-то наивно придерживался общераспространённого мнения, что это мужчина настаивает на сексе, а женщина периодически отказывает ему, ссылаясь на головную боль, критические дни и тому подобное.
Как оказалось, я ошибался.
Сакура хочет всегда и везде.
Я даже не представляю, кто бы мог её удовлетворить. Наверное, только неутомимый Наруто с этой его лисьей чакрой.
Но уж точно не я.
Не могу сказать, что секс мне совсем не нужен. Нужен, а как же, и я бы с удовольствием спал с Сакурой этак… раз в месяц или даже в два, остальное время обходясь собственными силами. Но не каждый день. И уж тем более не по нескольку раз в сутки, как хочется ей.
Впрочем, я бы, наверное, пережил и это, если бы не завидное упорство, с которым окружающие толкают меня в постель к Сакуре, считая, что в этом нуждаюсь в первую очередь я сам. Уж не знаю, от кого пошла идея, что секс — лучшее лекарство от всех проблем, но Наруто озвучивает её постоянно, а все остальные используют любую возможность, чтобы начать со мной разговор о возрождении клана, перемежая реплики с понимающими улыбочками, подмигиваниями и похлопываниями по плечу.
Сакура якобы ненарочно касается меня грудью, и я устало прикрываю глаза. С чего она взяла, что это меня возбуждает?
Наруто снова хихикает где-то сбоку, и я раздражённо отворачиваюсь от них обоих — смотрю в темноту, к которой привык за столько лет скитаний по пещерам, за столько лет воспоминаний о твоём чёрно-белом мире, созданном при помощи Мангекьо.
Однако сегодня мне не везёт: хозяин Ичираку зажигает прямо напротив меня фонарь, и его красноватый свет разгоняет тени, привлекая ночных бабочек и светлячков.
Ненавижу фонари.
Точно такие же мама зажигала каждый вечер в нашем саду. Из моей комнаты их не было видно, и я иногда приходил к тебе, залезал на подоконник и любовался разноцветным сиянием до тех пор, пока ты не сгребал меня, полусонного, в охапку и не нёс на руках обратно.
Ненавижу светлячков.
…Ты же помнишь, как в мой пятый день рождения родители объявили, что я уже слишком большой для того, чтобы спать с включенным светом? Они унесли из моей комнаты лампу, а ты наловил светлячков и незаметно поставил банку с ними мне на окно, потому что знал, что иначе я не смогу уснуть. Наутро я всех их выпустил и больше не боялся засыпать в темноте.
Мне бы хотелось найти сейчас ту банку и швырнуть её тебе в лицо, но это всего лишь минутный импульс, вызванный непрошеными воспоминаниями. Иногда они всё ещё бывают болезненными. А так мне уже всё равно.
Закрываю глаза, чтобы не видеть ни фонаря, ни беспорядочно мелькающих под ним насекомых, но это моё действие не остаётся незамеченным. Ко мне тут же подлетает Наруто и толкает в грудь с радостным воплем:
— Не спаааать, Учиха, даттебайо!..
Сакура взвивается.
— Наруто, ты дурак! Ему, наоборот, надо спать больше!
Она осторожно проводит пальцами по моим опухшим векам и по коже под глазами, указывая на явственные доказательства моей бессонницы. Вот этого я не терплю совершенно — когда до меня дотрагиваются безо всякого повода — и шарахаюсь от неё просто на автомате. Сакуры мне на сегодня более чем достаточно. Но по другую сторону от меня — Наруто, и я не могу даже отодвинуться.
Он хлопает глазами, наклоняется надо мной, всматривается в лицо.
— Хм, а ведь и правда, Саске... Выглядишь ты не очень. Скоро станешь похож на Гаару.
Я холодно усмехаюсь.
— Спасибо за комплимент.
— Нет, серьёзно. Что с тобой такое?
— Ничего.
Его лицо становится сосредоточенным, он хмурится: наверное, вспоминает недавние события и старается понять, что могло довести меня до бессонницы. Когда Наруто сталкивается с чем-то, чего не понимает, то всегда ведёт себя так. Обычно он долго не замечает того, что творится у него под носом, но когда его ткнут в происходящее, то сразу пытается взять ситуацию под контроль, докопаться до сути проблемы, найти вариант решения и тут же осуществить его.
Наконец, его лицо светлеет и расплывается в широкой улыбке. Кажется, до чего-то додумался.
До чего же забавным бывает этот идиот. Иногда.
Я подавляю вздох и скучающе смотрю на его довольное лицо.
Он качает головой.
— Сакура-чан… Да мы все тут уже дохнем с тоски. Нам просто не хватает хорошей миссии. Как только она подвернётся, я буду не я, но заставлю бабулю Цунаде отпустить Саске с нами! И уж тогда ему придётся встряхнуться, если он хочет попробовать надрать мне задницу!
Ах, да. Вот ещё одно заблуждение относительно меня, которое считается стопроцентной истиной. Все вокруг уверены, что для полного счастья мне, помимо полноценной сексуальной жизни, необходима только победа над Наруто.
— Не желаю иметь ничего общего с твоей задницей.
Разумеется, он понимает это как двусмысленную шутку и громко хохочет.
— Как и я с твоей, идиот. Но неужели ты так просто готов признать своё поражение?
…Поражение? Ха. Я отлично знаю, что разделаюсь одним пальцем с любым. Кроме Наруто, да. Но он заблуждается, считая, что мне до сих пор интересно это детское соперничество.
— Мне всё равно.
Он смеётся и не верит. Они не верят ничему, что я говорю, полагая, что я просто не хочу показывать свои истинные чувства. Возможно, когда-то… когда-то, в другой жизни, которая не имеет со мной нынешним ничего общего, так и было. Но не теперь.
Мои слова — правда, но никто и не пытается задуматься над тем, что я, наверное, изменился со времён двенадцатилетнего возраста. А, может быть, им просто хочется в это верить.
— Тогда какого чёрта ты тренируешься, как ненормальный, каждое утро? — Наруто хитро улыбается, словно поймал меня на чём-то, что я изо всех сил пытался скрыть.
Идиот.
— Не стоит судить о чём-то, исходя только из своих дурацких предубеждений! — произношу я с неожиданной даже для себя злобой, и его глаза удивлённо расширяются.
…Сам не понимаю, отчего я так взбесился, но, возможно, на этот раз Наруто добился бы своего и спровоцировал меня на драку — по крайней мере, я почти потерял над собой контроль. Однако это просто не судьба: позади нас раздаётся чей-то голос.
— Прошу прощения, кажется, я опять опоздал.
Какаши.
Нет, я ошибся. Судьба тут ни при чём. Ставлю двадцать против одного, что он стоял где-то поблизости, слушая наш разговор, и просто решил вмешаться, чтобы разрядить обстановку. Фокус сработал, внимание Наруто тут же переключается на него:
— Ооо, сэнсей! А вам теперь придётся долго ждать, я только что забрал последнюю порцию готового рамена…
— Ничего, Наруто, я не тороплюсь, — он улыбается своей странной, едва различимой из-за маски улыбкой. — А вот тебе бы стоило поторопиться: я только что от Цунаде, она хочет тебя видеть. У неё для тебя какие-то новости…
— Новости?! Какие? — глаза Наруто тут же вспыхивают возбуждённым блеском. — Миссия?!
— Не знаю, Наруто. Сходи к ней.
— О! Тогда я прямо сейчас! Сакура-чан… я быстро… можешь съесть мою порцию рамена, если Какаши-сэнсей не захочет.
Он смеётся, вскакивает, торопливо кивает нам троим, и уже через секунду я вижу его оранжевый комбинезон метрах в двадцати от Ичираку. Сакура тоже встаёт: ей с противоположной стороны улицы машет рукой Ино, и я наконец-то остаюсь один.
Впрочем, не совсем один.
Какаши садится рядом со мной и тихо спрашивает, не глядя в мою сторону:
— Как ты?
— Как всегда, — равнодушно отвечаю я.
Он чуть слышно вздыхает и молчит пару секунд.
— Саске. Почему ты даже не хочешь попытаться?
…Что мне нравится в Какаши — так это то, что он хотя бы сразу переходит к делу. Впрочем, это не означает, что я поддамся.
— Попытаться — что?
— Жить.
— А я что, по-вашему, делаю?
— Ты понимаешь, о чём я говорю.
Я понимаю. И он тоже понимает — меня. Пожалуй, лучше, чем кто-либо другой. Но тогда к чему эти бесполезные вопросы?
— Саске, — начинает он, не дождавшись от меня никакой реакции. — Они пытаются устроить, как лучше. Они делают для тебя всё, что могут.
Я снова чувствую злобу.
— Они не имеют обо мне не малейшего понятия!
Какаши смотрит на меня очень внимательно и, кажется, с каким-то подозрением. Не имею представления, в чём он может меня подозревать, — и не желаю иметь.
— В самом деле, Саске? Ну хорошо, но… неужели у тебя не осталось никаких желаний?
— Всё, чего я желал — это убить его. Я это сделал. Больше мне ничего не нужно, — резко отвечаю я и отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен.
Так мы и сидим, молча, не глядя друг на друга, пока не возвращается Наруто. Он прижимает к себе кипу бумажек и ворчит, что надеялся на миссию, а Цунаде вручила ему гору отчётов для проверки. Дескать, пусть привыкает к работе Хокаге, раз рассчитывает рано или поздно получить эту должность.
Иногда я завидую тому, что у него всё ещё есть цель.
Впрочем, я мало вслушиваюсь в его болтовню. Время приближается к одиннадцати, и во мне поднимается смутное раздражение. Мы явно засиделись, а Наруто поглощает очередную порцию рамена, заявляя, что не уйдёт отсюда, пока не наестся до отвала, ведь завтрашний день ему придётся посвятить отчётам, а не походам в Ичираку.
Домой мы возвращаемся уже после двенадцати. Я не задерживаюсь внизу, сразу иду в свою комнату, игнорируя недвусмысленный взгляд Сакуры. Нет уж, не сегодня. Я слишком устал.
Закрываю дверь, поворачиваю ключ в замке, — это хорошо ещё, что здесь нормальные двери, а не раздвижные, как были у нас в доме, — и сползаю на пол, опуская голову на колени. Иногда мне действительно так хочется спать, что я почти теряю чувство реальности — особенно по ночам.
Воздух в комнате спёртый и душный; пыль оседает крупными хлопьями, и это вызывает во мне тошнотворное воспоминание о клочьях серого пепла, в который… который…
Твою мать, какая тварь закрыла окно?!
Что за чёрт, разве я не говорил, чтобы они не смели ничего трогать в моей комнате?!
Ненавижу.
Ненавижу духоту.
Распахиваю окно с такой силой, что стекло звенит и содрогается, и почти падаю на подоконник, вывешиваясь на улицу и глотая холодный воздух.
Не переношу, когда в комнате становится слишком жарко.
Поэтому я так злюсь.
Поэтому… а вовсе не потому, что я жду тебя.
***
Ты появляешься часа через полтора.
Я лежу на кровати, перевернувшись на живот, и вдавливаю лицо в подушку с такой силой, что перед глазами вспыхивают разноцветные точки. Знаю, что всё равно не смогу уснуть, но так я хотя бы ничего не вижу — и у меня не появляется этого отвратительного мутного ощущения, что предметы сползаются друг к другу и нагромождаются в уродливое построение величиной во всю комнату. Такое всегда происходит перед твоим приходом.
...Половина второго.
Похоже, мои внутренние часы работают довольно точно.
Я не слышу ни шагов, ни шорохов, но когда мне кажется, что время подошло, я оборачиваюсь к окну — и вижу твой силуэт на фоне беззвёздного неба. Ты сидишь в своей любимой позе на подоконнике. Ну что ж, теперь осталось немного — дотерпеть до рассвета. Потом я смогу поспать.
Осталось придумать, как протянуть эти четыре-пять часов.
Я вспоминаю сегодняшний вечер, и в голову внезапно приходит мысль, заставляющая меня усмехнуться. Я выхожу в коридор и на цыпочках пробираюсь в комнату Наруто. Хотя такие предосторожности вряд ли необходимы — этот идиот храпит на весь дом, и разбудить его может, в лучшем случае, отряд вооружённых ниндзя, ворвавшихся в дом. Беру с его тумбочки кипу отчётов и возвращаюсь к себе.
Краем глаза вижу, как ты с ленивым интересом наблюдаешь за моими передвижениями. Разумеется, ты не спросишь, чем это я занимаюсь, ну и я ещё не совсем рехнулся, чтобы начать комментировать свои действия. Поэтому молча сажусь за стол и быстро перебираю бумажки, ставлю галочки и подписи. Интересно будет посмотреть на реакцию Наруто утром. Он разозлится, что его работу сделал кто-то другой, или обрадуется, что теперь день свободен, и можно посвятить его походу в Ичираку?
Иногда я делаю подобные или даже ещё более идиотские вещи — например, меняю местами миски с раменом за обеденным столом. Следующие полчаса Наруто возмущается и пытается выяснить, кто сожрал половину его порции, пока он отлучался на пару минут. Разумеется, никому и в голову не приходит, что это мог быть я; все думают на Кибу. А я… иногда я сам не понимаю, зачем делаю это. Наверное, чтобы день хоть чем-то запомнился, — иначе он сольётся вместе с остальными в единое тусклое полотно без начала и конца. Сказать по правде, я не помню, сколько времени прошло с того момента, как я вернулся в Коноху. Может, месяцы, а, может, и годы.
Но сегодня мне просто хочется занять себя чем-то, чтобы не сидеть и не пялиться на твой идиотский плащ в красных облаках. Хотя не то чтобы твои визиты меня раздражали. В конце концов, я же тебя убил, нет? И то, что твой неприкаянный дух никак не может раствориться в астрале и постоянно возвращается к своему убийце, меня почти радует. Это делает мою месть более совершенной.
От тебя даже есть кое-какая польза. Например, ты всегда приходишь в половине второго ночи, и я отслеживаю по твоим появлениям время. Какая незавидная послесмертная участь для гениального Учихи Итачи — служить часами для своего глупого младшего брата! Ты так не думаешь?
Поворачиваю к тебе голову.
Ты сидишь на окне, подставив лицо — такое спокойное и безмятежное, как будто это не ты умирал в страшных мучениях — лунному свету, и он мягко струится по твоим распущенным волосам и плащу. Иногда я не могу оторвать от тебя глаз: это красиво, твоя фигура в серебристом свечении. Ангел Тьмы. Лунный Бог.
Надо бы почитать что-нибудь про призраков, чтобы иметь представление, чего от тебя можно ждать. Наверное, в деревне все долго будут смеяться, если увидят Учиху Саске с книжками про привидения, но мне наплевать. Завтра же схожу в библиотеку и возьму. Кроме того, будет, чем заняться во время твоих ночных визитов. Не вечно же Цунаде будет загружать Наруто своей работой, а я — её выполнять.
Перевожу взгляд на кипу документов перед собой и замечаю, что, отвлёкшись, машинально начал рисовать на бумажках какую-то бессмыслицу. Или не бессмыслицу? Вглядываюсь внимательнее: круги, запятые, точки, зигзаги.
...Шаринган?
Иногда мне его не хватает — твоего кровавого взгляда, который постоянно стоял у меня перед глазами до тех пор, пока я тебя не убил. Иногда мне хочется снова увидеть на твоём лице то же выражение, что и в день смерти родителей, — жестокое, отрешённое и печальное. Иногда мне хочется иметь Мангекьо просто для того, чтобы устроить себе ещё разок погружение в чёрно-белый мир с кровавым небом и бегущими по нему облаками.
Странные желания, да?
Однако ты их как-то угадываешь — и активируешь шаринган. Решил после смерти рассчитаться со мной за все невыполненные в детстве обещания?
Я смотрю в твои глаза, и мне всё сильнее начинает казаться, что меня поглощает багровое море. Каждый раз, когда я видел этот взгляд, рядом лилась кровь — кровь родителей, родственников, моя собственная; и сейчас я со странным безразличием понимаю, что мне не хватает её. Крови.
Встаю, не отрывая взгляда от твоего лица, выдвигаю ящик стола, достаю кунай и вспарываю себе руку от локтя и до запястья.
Ты не шевелишься; смотришь, как будто так и должно быть. Потом деактивируешь шаринган.
Я судорожно вздыхаю и прикрываю глаза, чувствуя себя измождённым.
Ты снова равнодушно смотришь в окно. В какие-то ночи ты разговариваешь со мной, в какие-то — не произносишь ни слова. Сегодняшняя, видимо, из числа последних. Впрочем, я и сам не горю ни малейшим желанием общаться. У меня полно других дел.
Перевязываю пораненную руку и обматываю её эластичным бинтом — хорошо ещё, что в Конохе принято так ходить, и ни у кого не возникнет лишних вопросов.
Оставшееся до рассвета время я трачу на отчёты, вымещая на них неизвестно откуда взявшуюся злобу и… страх? Яростно листаю бумажки, раскидываю по разным стопкам, чиркаю подписи — с такой силой, как будто наношу порезы на тело смертельного врага.
Интересно… ты… я поступил с тобой так же?
Иногда мне отчаянно жаль, что я не помню этот момент. Но, с другой стороны, это оставляет простор для фантазии.
Чувствую, как губы искривляет страдальческая ухмылка. Почему всё каждый раз заканчивается одним и тем же? Я же не собирался ни о чём с тобой говорить, а всё-таки не выдерживаю, поддаюсь тягуче-тёмной тоске, горячо разливающейся по венам, мучительному напряжению, сковывающему тело. Поворачиваю голову, раскрываю пересохшие губы, вышёптываю — с трудом, как будто кто-то заставляет меня произносить слова, дёргая за невидимые ниточки:
— Расскажи мне.
Ты смотришь на меня долго, пронзительно долго, а потом застёгиваешь наглухо плащ и закидываешь ноги на подоконник. Я не вижу твоих губ, и твой голос звучит ровно, но чуть сузившиеся глаза выдают усмешку:
— В другой раз, Саске.
Это первые и последние слова, которые ты произносишь за сегодняшнюю ночь.
О, да. Тебе пора уходить — за окном светлеет небо.
Я вздыхаю почти облегчённо и сползаю грудью на стол. Деревянная поверхность холодит лоб, и я снова чувствую в голове ясность вопреки неутихающей жаркой дрожи в теле, которое кажется сейчас не своим.
Мне необходим ветер.
Сгребаю отчёты в охапку, переношу их в комнату Наруто, — он переворачивается в постели и что-то бормочет, но не просыпается, — небрежно кидаю на тумбочку и возвращаюсь.
К чёрту, поспать всё равно не удастся.
Собираю кунаи, свитки и шурикены в сумку, прикрепляю её к поясу и забираюсь на подоконник — кажется, будто руки обжигает ещё не рассеявшимся теплом твоего тела, пропитавшим сухое дерево. Хотя какое тепло может быть у призраков?
В следующую минуту я легко спрыгиваю на землю, откидываю упавшие на лицо волосы и устремляюсь в сторону леса.
***
Иногда я думаю, что в моих тренировках больше нет смысла.
Я достиг всего, чего только можно достичь, я обучен практически всем дзюцу, которые может знать шиноби, я взял от этой деревни и от этой жизни всё, что мог.
Тем не менее, я продолжаю приходить почти каждое утро на эту поляну — ту самую, где до сих пор ржавеют на деревьях развешенные тобой мишени. Я давно уже повторил и превзошёл твоё достижение: я могу попасть в мишень, скрытую за камнем, двумя, тремя, четырьмя кунаями одновременно. Не знаю, зачем я здесь.
Краем глаза отмечаю тень, мелькнувшую где-то за деревом.
О, разумеется. За мной следят. Я ведь опасный преступник s-класса и бывший предатель. Если бы не Наруто с Сакурой, к которым Годайме Хокаге имеет особую слабость, меня бы, наверное, заковали в кандалы, лишили возможности пользоваться чакрой и заперли в помещении без окон и дверей.
Иногда я думаю, что это было бы лучшим выходом. Может, такое обращение разбудило бы в моей душе ненависть, которой мне так не хватает.
Однако благодаря стараниям моих… бывших сокомандников мне предоставили практически идеальные условия для существования.
Я живу в большом доме, могу ходить, куда мне вздумается, и использовать любые дзюцу. Естественно, все боятся, что я могу что-нибудь выкинуть, — например, сбежать, хотя куда мне бежать? — и ни на минуту не оставляют меня без присмотра. На улице за мной постоянно следует кто-нибудь из АНБУ, дома я тоже никогда не бываю один. Именно поэтому мы живём всемером — я, Наруто, Сакура, Какаши, Хината, Киба и Ино. Люди, которые призваны стать моей второй семьей.
Если бы это было возможно.
Прикрываю глаза и взлетаю в воздух. Метаю, не глядя, кунаи и точно знаю, что все они попадут в цель. О да, ощущение собственной силы, безграничной и опасной, иногда ещё заставляет меня чувствовать себя живым. Вот только всё имеет свою оборотную сторону. Мне больше не к чему стремиться, не на кого равняться. В детстве я мечтал стать сильным, чтобы заслужить похвалу отца. Потом — чтобы превзойти тебя. А сейчас… мне просто скучно. Да, есть Наруто, единственный во всей Конохе, кто не слабее меня. Но, как ни крути, мы всегда будем оставаться с ним примерно на одном уровне. А это не то, что мне нужно. Мне нужен кто-то, чьи способности несоизмеримо выше моих. Как ты.
…Да какого чёрта я думаю об этом?! Никто мне не нужен!
Приземляюсь на землю, стиснув зубы, и с неудовольствием замечаю, что один из кунаев отскочил от мишени — вот что происходит, когда поддаёшься эмоциям. В кустах тут же раздаётся странный звук, похожий на удивлённый возглас. Странно. Не может быть, чтобы дзёнин позволил себе такое.
Преодолев секундное замешательство, я подскакиваю к кустам и вытаскиваю из них орущее и брыкающееся нечто.
Мальчишка.
Хм. Я был уверен, что это хвост из АНБУ, а оказалось — всего-навсего мальчишка. Лет пяти или семи, не разбираюсь в этом.
— Не бейте меня! Пожалуйста, не бейте! — голосит он и дёргается в моих руках.
— Да прекрати ты орать! — прикрикиваю я и ставлю его на землю, тряхнув напоследок, чтобы скорей успокоился. — Что ты тут делаешь?
Пару минут он молчит, сжавшись в комок и прикрывая голову руками, а потом, убедившись, что я не собираюсь предпринимать по отношению к нему чего-нибудь агрессивного, вытягивает шею и начинает разглядывать меня с откровенным любопытством. Так и не дождавшись ответа, я произношу его за мальчишку сам:
— Следил за мной. Так?
Он снова смотрит на меня испуганно, а потом робко кивает и тут же автоматически отскакивает на пару шагов.
Я устало вздыхаю. Как будто я только и мечтаю о том, чтобы начать избивать семилетнего ребёнка.
— Зачем?
— Нууу… — он опускает голову и заливается румянцем.
— Что «ну»? — тороплю его я. Не то чтобы меня особенно интересовал его ответ, да и я, пожалуй, и так его знаю, но… Я чувствую что-то странное, глядя в его большие чёрные глаза, исполненные опасливого восхищения.
— Просто… все говорят, что вы — самый сильный шиноби в деревне… я хотел посмотреть…
Ну понятно. Так я и думал.
— И как? — усмехаюсь. — Посмотрел?
— Д-да… Если честно, я тут не в первый раз… — шепчет он и снова краснеет, а потом торопливо прибавляет, восторженно сверкая глазами: — Вы попадаете точно в центр каждой мишени, даже той, которая спрятана за камнем!..
Я подавляю вздох, узнавая собственные слова, сказанные когда-то давно. Очень давно…
— Это дело тренировок… Как тебя зовут?
— Хачиро… Я много тренируюсь, и учителя в Академии меня хвалят, но так, как у вас, у меня всё равно не получается! Как я ни стараюсь…
Хм, Академия, — значит, ему всё-таки семь.
— Хачиро. Нет ничего невозможного. У меня тоже когда-то не получалось.
Он смотрит на меня и явно не верит. Что ж, ничего удивительного; я и сам иногда не могу поверить, что мне было когда-то семь лет. Словно все воспоминания о детстве принадлежат какому-то другому человеку, и попали в мою голову по ошибке. Странное ощущение.
— Продолжай тренироваться и не сдавайся.
Он кивает головой.
— Ну я так и делаю! Смотрю за вами, а потом, когда вы уходите, пытаюсь копировать движения. Только я боялся, что вы очень рассердитесь, если узнаете…
…Дети. Иногда я завидую их наивности и их маленьким страхам, которые кажутся в этом возрасте проблемами вселенского масштаба.
Присаживаюсь на корточки рядом с ним и даже выдавливаю из себя подобие улыбки. Этот паренёк меня забавляет.
— Не рассержусь. Можешь приходить и смотреть, сколько хочешь.
Его лицо озаряется ликующей улыбкой.
— Правда?! Я обязательно, обязательно приду! Вот только… — он внезапно мрачнеет, и радость в его глазах сменяется какой-то тяжёлой, виноватой тоской, — …только не рассказывайте никому, что я был здесь, хорошо? Мне сильно достанется.
Я удивлённо приподнимаю брови.
— Почему? Ты прогуливаешь занятия в Академии, чтобы приходить сюда?
— Да нет, я ещё успею туда…
— А что тогда?
— Ну… — мальчишка запинается, краснеет и снова молчит. Неужели опять придётся вытаскивать из него ответ? Чёрт, сколько же терпения нужно с этими детьми.
— Ну — что?
— Я боюсь, что вы разозлитесь, если я скажу, — признаётся он.
— Я разозлюсь, если ты не скажешь.
Хачиро вздыхает, переминается с ноги на ногу и неуверенно начинает:
— В общем… Я как-то спросил у мамы про вас, и она… она сказала, чтобы я не смел к вам приближаться. Потому что… потому что это очень опасно, и вы можете сделать со мной что-нибудь плохое. Она говорит, что вы злой и нехороший человек и любите убивать…
Ах, вот как.
Всё-таки детская логика не поддаётся моему пониманию. Мог бы просто сказать, что родители не пускают, — нет ведь, вывалил предполагаемому маньяку все подробности.
Смотрю на него оценивающим взглядом. Он весь трясётся, но не опускает голову, смотрит с надеждой. Ками-сама, какие же доверчивые существа эти дети… Стоит один раз вызывать их восхищение, и всё: считай, эта маленькая, глупая жизнь — твоя.
— А ты не думаешь, что лучше послушать маму?
— Я думаю, что мама ошибается!.. — возражает он с жаром. — Она просто не знает…
Это ты не знаешь, Хачиро.
Вздыхаю и поднимаюсь на ноги.
— В общем, смотри сам. Я повторю ещё раз: можешь приходить. Я про тебя никому не скажу.
Он улыбается — широко, искренне, беззаботно.
— Да, Саске-сан! А теперь я пойду, а то и правда опоздаю на занятия… Я сильно задержался…
Киваю ему, и он машет мне рукой — уже на бегу, скрываясь за деревьями.
Забавный мальчишка…
Я прохожу по поляне, подбираю кунаи и шурикены и тут внезапно слышу поблизости женский вопль:
— ХАЧИРО!!!
Я останавливаюсь, непроизвольно прислушиваясь.
— Мама… — он что-то лепечет, пытается оправдаться; звонкий голосок теряется в шуме листвы и скрипе качающихся под налетевшим ветром деревьев.
— Я же сказала, чтобы ты не смел к нему приближаться! Сегодня же вечером расскажу отцу, и ты из дома вообще больше шагу не ступишь, кроме как в Академию!
— Но…
— Его братец перерезал всю их семью, весь клан — взрослых, детей, стариков! И этот такой же! Проклятая кровь Учиха… Ты не понимаешь, он проткнёт тебя катаной — и глазом не моргнёт. Весь в брата, такой же сумасшедший... Куда только Хокаге смотрит, как позволяет ему на свободе разгуливать? Сколько мы ни жаловались, что детей теперь на улицу страшно отпускать, всё без толку… Не понимаю…
Её разгневанный голос и хныканье Хачиро постепенно затихают вдали.
Я не прерываю своего занятия; продолжаю складывать в сумку кунаи и шурикены. Холодный ветер треплет мои волосы.
Хха… Вот, значит, как…
Да к чёрту, разве новость, что ко мне так относятся в Конохе? Плевать я на это хотел.
Только руки сильно дрожат, и я понимаю, что продолжать тренироваться вряд ли смогу.
***
Домой я возвращаюсь поздно, часам к восьми. Сакура уже стоит на крыльце, всматриваясь вдаль, — поджидает меня, как поджидала когда-то мама. Она явно волновалась, но старается делать вид, будто ничего не произошло.
— Привет, — произносит она преувеличенно жизнерадостно, целуя меня в щёку. И всё-таки не удерживается, прибавляет: — Ты сегодня задержался…
Она старается говорить будничным тоном, чтобы я не решил, что она пытается меня контролировать, не разозлился. Вряд ли Сакура сможет понять, если я скажу, что эта излишняя предупредительность и попытки казаться идеальной женой, которые иногда на неё находят, раздражают меня ещё больше.
— Я тренировался.
— Да, но обычно ты возвращаешься не позже полудня…
Сегодня я шесть часов просидел на крыше, не думая ни о чём и тупо уставившись вниз на пыльную мостовую, но ей об этом знать совершенно не обязательно.
— А сегодня я решил вернуться позже, и закроем эту тему.
Сакура кивает, не сумев скрыть наполовину разочарованного, наполовину обеспокоенного вздоха, и прижимается ко мне.
— Послушай, но ты же, наверное, голодный?
Я отрицательно качаю головой, и она, слава Богам, не настаивает — не начинает эту извечную песню про то, как вредно для здоровья долго не есть, и так далее.
— Я скучала… — шепчет она вместо этого, касаясь губами моей шеи.
— Сакура…
Чёрт, я же столько раз просил её не делать этого на людях.
Её руки обвиваются вокруг моей талии, голос становится хрипловатым, страстным и почти невменяемым.
— Перестань, никто не увидит, никого нет…
— А Наруто?
— Наруто… Он всё утро орал что-то про свои отчёты — я так толком и не поняла, что с ними случилось — а потом отправился к Цунаде и уже не вернулся. Киба сказал, что ему, кажется, дали какую-то миссию.
Я невольно улыбаюсь. Вот ведь идиот. Нет, чтобы наслаждаться свободным днём, — он сразу побежал к старушке и схлопотал очередную глупую миссию на свою задницу. Впрочем, сам же жаловался, что ему скучно…
Сакура тянет меня в дом, и я не сопротивляюсь. Может, мне и в самом деле станет легче?
Когда мы добираемся до комнаты, она первым делом запирается на пару минут в ванной и возвращается, переодевшись в шёлковый пеньюар.
— Я купила это вчера… — она кокетливо улыбается и присаживается рядом со мной на кровать. — Тебе нравится?
Чёрная блестящая ткань, алые кружева — к её ярко-розовым волосам это не идёт совершенно. К тому же такое сочетание цветов в первую очередь напоминает мне о твоей одежде.
— Лучше без него, — я заставляю себя усмехнуться.
Кажется, такой ответ устраивает Сакуру больше любого другого. Она перекидывает через меня ногу, наклоняется, и я чувствую себя придавленным её телом, её ароматом, её ненасытным желанием. Проскальзываю рукой под шёлковую прохладную ткань, провожу пальцами по упругой груди. У Сакуры нежная кожа. Гладкая и почти такая же белая, как у меня и…
Она протяжно стонет, ощущая моё желание, и пытается стянуть с себя пеньюар, но я перехватываю её руки и качаю головой — вопреки собственным словам, произнесённым минуту назад. Впрочем, она слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на это несоответствие, и моментально переключается на пояс моих штанов.
Я прикрываю глаза и смотрю на неё сквозь ресницы, так что мне не видно её лица, только белые руки, скользящие по моей груди, и чёрный шёлк, обтягивающий стройное тело.
…Позже мы долго лежим в постели, и я даже умудряюсь отключиться на пару-тройку часов. Сакура не мешает мне дремать, просто лежит рядом и перебирает мои волосы. Заметив, что я, наконец, открыл глаза, она улыбается и трётся носом о мою щёку.
— Поспал?
Я киваю.
— А ты?
Она тихо смеётся и качает головой.
— Неет… Но я не скучала. Думала… о всяком.
— О чём? — спрашиваю я без особого интереса.
— Нуу… Вот скажи, Саске… — она замирает на секунду и осторожно продолжает: — А как ты относишься к детям?
— К детям? — мне в голову тут же приходит сегодняшний парнишка, и я усмехаюсь. — Да нормально, если они не слишком громко кричат.
— А свои? Тебе бы хотелось иметь своих? — в её голосе отчётливо проскальзывает тревога и одновременно надежда, и я несколько напрягаюсь.
— Не знаю. Не уверен.
— Но… ведь раньше ты говорил, что хочешь. Как же… клан… шаринган?
Я отворачиваю от неё голову и долго смотрю в окно. Представляю себе это: мой ребёнок — наследник клана Учиха, надежда всей деревни и её же проклятье. Бесконечные тренировки, обследования, эксперименты. Еженедельные проверки и психологические тесты, проводимые бригадой лучших медиков во главе с самой Хокаге. Едва он начнёт что-то понимать, его станут приучать к тому, что он несет ответственность перед всей Конохой. А дети наверняка будут бояться и сторониться его, наслушавшись рассказов родителей о двух безумных братьях Учиха.
— Сакура… — я поднимаюсь и начинаю одеваться. — Не думаю, что мне стоит заводить ребёнка.
— Но… — она смотрит на меня растерянно.
— Не будем сейчас говорить об этом. Спокойной ночи, — произношу я жёстко и выхожу из комнаты, мимоходом взглянув на часы и с удивлением отмечая позднее время.
Без десяти два. Ты уже должен быть здесь.
Интересно, а ты когда-нибудь задумывался о детях, Итачи?..
С этой странной мыслью я возвращаюсь к себе, открываю дверь и первым делом встречаю твой насмешливый взгляд.
О, только не говори, что ты умеешь читать в моём сознании, ублюдок.
Ты смотришь на меня, и уголки твоих глаз приподнимаются ещё чуть-чуть вверх. Вот по таким еле заметным признакам я и понимаю всегда, какое у тебя настроение. Кто-то другой, наверное, не увидел бы разницы, но я так много думал о тебе, вызывал в памяти твой образ, заново проигрывал в воображении каждую сцену с твоим участием, что научился читать твои эмоции по движениям ресниц, бровей, уголков губ.
Похоже, сегодня ты в хорошем расположении духа.
И настроен общаться.
— Как прошёл день, отото?
Я закусываю губу, подавляя импульс кинуться к тебе и по-детски начать жаловаться. Идиотское желание уткнуться носом тебе в колени — жгучее и нестерпимое, как подступающие к глазам слёзы в момент, когда уже больше не можешь себя контролировать.
Нет. О, нет. И не надейся. Не для того я столько лет давил в себе все эмоции, чтобы сейчас так глупо сорваться.
— Отлично.
Я сейчас не в том состоянии, чтобы лгать убедительно, и ты, разумеется, только усмехаешься. Но надо же было мне что-то ответить!
…О, ч-черт, не надо было мне ничего отвечать.
Ты опираешься рукой на подоконник и чуть подаёшься вперёд в знак заинтересованности. Как будто что-либо может тебя заинтересовать.
— Почему ты не уйдёшь от них, раз тебе так плохо?
Ха, беспокоишься обо мне? Захотелось поиграть в заботливого старшего брата?
Я медленно прохожу по комнате, усаживаюсь на кровать, подобрав под себя ноги, и только потом небрежно бросаю в твою сторону:
— Плохо? С чего ты взял, что мне плохо? Моя жизнь не кончилась после того, как ты отправился на тот свет!
Ты чуть наклоняешь голову и разглядываешь меня с откровенной иронией во взгляде. Да прекратишь ты издеваться надо мной или нет, ублюдок?!
— Хочешь сказать, что теперь ты счастлив?
Хочешь сказать, что тебе это не безразлично?!
— Да, — зло выдыхаю я сквозь стиснутые зубы. — Да! И не надейся, что ты был единственным, что привязывало меня к жизни!
— Да я и не претендую, Саске, — ты пожимаешь плечами и снова поворачиваешься ко мне боком.
Я падаю на кровать лицом вниз и дрожу, вцепляясь зубами и пальцами в покрывало. Как же жаль, что я не могу убить тебя во второй раз! От жгучей, бессильной злобы у меня сводит челюсти, но единственное, что я могу, — это яростнее вдавливать лицо в подушку. Проклятье, я не доставлю тебе удовольствия потешаться над моими гримасами!
Больше не доставлю!
Какого чёрта опять происходит то же самое?.. Какого чёрта тебе опять всё равно?..
Минут двадцать я лежу так, прокусывая губы и слизывая кровь, чтобы удержаться от бессмысленных проклятий, которые сделают меня ещё более жалким в твоих глазах. Потом злоба, так и не найдя выхода, отпускает меня, и я обессиленно переворачиваюсь на спину.
Ты сидишь в той же позе — поставив согнутую в колене ногу на подоконник и обхватив её руками — и не смотришь на меня. Я полагаю, ни разу не взглянул за всё это время.
Будь это другая ситуация и другие мы, я бы, может, даже был тебе за это благодарен.
Я вздыхаю, и ты вдруг мягко произносишь:
— Не стоит, Саске. Не обманывай себя. Ты не сможешь жить их жизнью.
— Да? Это ещё почему?
Ты долго не отвечаешь. Смотришь сначала куда-то в темноту, потом — на собственные руки, на фосфоресцирующий в ярком электрическом свете фиолетовый лак, покрывающий ногти, и мне уже начинает казаться, что о моём вопросе просто забыли, когда ты, в конце концов, произносишь задумчиво-отстранённое:
— Потому что ты мой брат.
Я горько и устало усмехаюсь:
— Особенные братья, да?
Ты снова молчишь, а потом поворачиваешься ко мне, выпрямляя ноги и спуская их с подоконника, и с совершенной невозмутимостью меняешь тему разговора:
— Жарко сегодня.
Я опускаю голову, занавешивая лицо волосами, — прячу искривившиеся болезненно губы. Да и в самом деле, что ты мог мне ответить? Это был вопрос в пустоту.
Ты расстёгиваешь свой плащ и сбрасываешь его с себя; он с тихим шелестом соскальзывает частью на подоконник, частью на пол, застилая неровную стену алым ослепительным шёлком.
— Да, — глухо соглашаюсь я с опозданием. — Жарко.
Ты прислоняешься к раме и снова отворачиваешь голову, всматриваясь в черноту ночи. Потом сообщаешь:
— Ненадолго. Завтра будет дождь.
— Откуда ты знаешь? — вяло интересуюсь я.
— Смотри, — ты кивком головы указываешь на квадрат неба в окне.
Я послушно перебираюсь на другую сторону кровати, укладываясь ногами к изголовью, чтобы лучше был виден кусок улицы, и ты продолжаешь:
— Чёрные круги около звёзд — признак ненастья. Красные или белые предвещают сухую и жаркую погоду.
Я бормочу с некоторым удивлением:
— Не знал, что ты в этом разбираешься.
— Саске, мне приходилось бывать во многих местах. В горах — особенно часто, а там такие вещи имеют решающее значение. Ясная солнечная погода может через пару минут обернуться снегопадом на несколько суток, и если не знать этого и не сообразить сделать стоянку, легко замёрзнуть насмерть.
Ты замолкаешь на пару минут и смотришь перед собой невидящим взглядом. Потом резко, будто очнувшись, поднимаешь голову и спрашиваешь:
— Саске, скажи, а ты был когда-нибудь в Стране Камня?
— Н-нет… — растерянно отвечаю я.
— Там находятся самые высокие в мире горы и самые крутые горные перевалы. Большинство из них считаются непроходимыми. Наверху и в самом деле очень опасно, но… — твой обычно монотонный голос внезапно начинает звучать оживлённо, — туда стоит попасть только ради того, чтобы это увидеть. Саске, ты знаешь, сколько оттенков бывает у белого цвета? Ты не можешь даже предположить, насколько много, пока не побываешь там.
Твой взгляд становится задумчивым и печальным, я бы даже сказал — мечтательным, если бы такое определение вообще было к тебе применимо.
— Снег и лёд творят чудеса. Представь себе дворцы, реки, водопады изо льда. Когда восходит солнце, всё это сверкает так, что глаза болят нестерпимо, но… поверь мне, ни в одном другом месте ты подобного не увидишь и не почувствуешь. В горах ты настолько близок к солнцу, насколько это вообще возможно. Там… там другое измерение, другое пространство, там начинаешь мыслить по-другому, Саске. Я любил встречать рассвет в горах.
Ты прикрываешь глаза и чуть улыбаешься своим воспоминаниям.
Я смотрю на тебя и не могу поверить. Не могу поверить, что ты, оказывается, тоже что-то любил.
— Пожалуй, если бы меня спросили, скучаю ли я по чему-нибудь, я бы ответил, что скучаю по этим местам.
Я молчу, пораженный твоим внезапным откровенным порывом. Никогда в жизни ты не рассказывал о себе так много. Не могу понять, что я чувствую, но это… это причиняет мне боль. Мне хочется спросить, почему же ты не можешь вернуться туда, раз возвращаешься ко мне, но я прикусываю губу, уже предчувствуя, что твой ответ, каким бы ни был, заставит меня разрыдаться. Впервые за много лет.
— Знаешь, если бы можно было начать всё сначала, я бы взял тебя с собой туда. Тебе бы обязательно там понравилось, Саске.
На секунду я представляю себе это: рассвет в горах и утро нового дня, наполненное радостью вместо жажды мести или безразличия, как сейчас.
…Наверное, такая боль — от мыслей о том, что могло бы быть, — самая сильная. По крайней мере, в горле у меня жжёт хуже, чем в тот день, когда я перепутал в детстве графины с водой и саке и отхлебнул из второго большой глоток.
Мне остаётся только встать и выйти из комнаты, потому что я чувствую, что сдерживать дальше слёзы не смогу.
...Проклятье, ты всё-таки нашёл моё слабое место.
Поверить не могу, что ты довёл меня до такого.
Медленно спускаюсь по лестнице и застываю, наклонившись к перилам и опираясь на них руками.
Знаю… знаю, ты просто издевался надо мной. Нашёл новый изощрённый способ, к которому я был не готов. Ничего, в следующий раз я не поведусь на такое, и не рассчитывай.
Чёртов ублюдок, как же я тебя ненавижу!..
Порыв тёплого ветра заставляет меня поднять голову.
Я и не услышал, как открылась дверь, и кто-то вошёл. Вглядываюсь в темноту: Наруто. Он медленно проходит по комнате, останавливается посередине, сбрасывает на пол чунинскую жилетку и заплечный мешок. Вернулся с миссии?
Как ни странно, я почти ему рад.
Он не замечает меня, а мои глаза уже привыкли к темноте, и я хорошо вижу его лицо: усталое, озабоченное, до удивления взрослое без этой вечной глупой ухмылки. Странно видеть его таким.
Я нашариваю на стене выключатель: не вижу смысла прятаться.
Комнату затапливает слабый электрический свет. Наруто моргает и поворачивается ко мне, смотрит недоумённо:
— Саске? — и тут же начинает улыбаться. — Ты почему здесь?
Я чуть морщусь: предпочёл бы его сейчас без улыбки, но, похоже, это у него уже просто рефлекс. А, может, в какой-то степени маска — как у меня была когда-то. Только наоборот.
— Жарко, — пожимаю плечами. — Захотелось воды со льдом.
Наруто кивает и сдёргивает с себя бандану, откидывая взмокшие волосы и вытирая со лба пот.
— Может, пойдём чаю выпьем? — предлагает он без особой уверенности. Видимо, действительно сильно устал, раз растерял свой энтузиазм, казавшийся неисчерпаемым.
— Ну пойдём, — соглашаюсь я.
Потом мы сидим за столом, Наруто заваривает чай, и по кухне распространяется аромат луговых цветов, мёда и яблок. Не слишком люблю травяные чаи с различными примесями, но сейчас мне почему-то не хочется сообщать об этом. Кроме того, аромат действительно приятный.
Наруто протягивает мне чашку; на вкус чай отдаёт древесиной, но я стараюсь не обращать на это внимания.
— Что за миссия была?
Наруто смотрит на меня удивлённо. Наверное, это на меня не похоже — интересоваться его жизнью.
— Ну её к чёрту… — он кривится. — Отстой и скукотища. Даже вспоминать не хочу.
— Ты выглядишь измотанным, — замечаю я.
— Да это из-за жары… — он стаскивает с себя куртку, оставаясь в одной только майке, и закидывает руки за голову.
— Сегодня будет дождь.
— Э? Откуда ты знаешь?
Я на секунду прикрываю глаза, прежде чем ответить:
— Чёрные круги вокруг звёзд. К непогоде.
Наруто даже перестаёт раскачиваться на стуле.
— Ой. Не знал, что ты разбираешься в таких вещах.
— Разбираюсь… Мне приходилось бывать во многих местах, в том числе, в горах. А там это важно.
— Ооо… Здорово.
Я вздыхаю, подпираю руками голову и невыразительно сообщаю:
— Я люблю горы. Рассвет в горах.
Наруто моргает; по его лицу, как всегда, легко прочесть всё, что он испытывает: недоумение, растерянность, замешательство. Чувствует, что что-то не так с моими словами, хотя я, вроде бы, говорю самые обычные вещи. Не надо, Наруто. Я сам не понимаю.
— Ааа, ну да… — наконец, произносит он. — Мне бы хотелось побывать в горах. Не с миссией, а так, просто. Свозить туда Хинату, она хочет.
Он начинает рассказывать про Хинату, постепенно всё более оживляясь. Такая схема — он рассказывает, я слушаю и никак не реагирую — для него привычна и кажется естественной. Удобной.
— А кстати, где Хината? Она сегодня здесь осталась?
У них давно уже роман, и все прекрасно об этом знают. Даже я, уж насколько и мало интересуюсь тем, что происходит вокруг. Вот только почему-то они пока не объявляют об этом, и все усердно делают вид, что верят в их исключительно дружеские отношения.
— Кажется, она пошла домой, — припоминаю я с некоторым трудом. — Я так понял, она решила, что ты сегодня ещё не вернёшься.
— Угу, мы управились быстрее, чем рассчитывали, — соглашается Наруто и добавляет обеспокоенно: — А её кто-нибудь проводил?
Иногда меня это удивляет: насколько ответственным и заботливым становится Наруто, беспечный, ребячливый, неуклюжий Наруто, когда дело касается тех, кого он любит.
— Не знаю.
Наверное, её проводил Киба. Он постоянно шутливо толкает Наруто и предупреждает, чтобы тот не смел обижать Хинату, потому что он ей как брат и порвёт за неё любого. Когда он произносит это слово — «брат», мне начинает казаться, что я слышу звук скребущего по стеклу ножа. Но больше меня в этих двоих ничего не интересует.
Как и в остальных. Увы.
Я отставляю в сторону чашку и сообщаю равнодушным голосом:
— Терпеть не могу травяные чаи.
Наруто моргает, удивлённый внезапной переменой в моём настроении, и резонно интересуется:
— А чего сразу не сказал? Когда я заваривал?
Я молчу.
Он вздыхает и вытягивается вперёд, почти ложась грудью на стол и находя мою руку. Я не отдёргиваю её, но и никак не отвечаю на его пожатие.
— Саске… Послушай, я тебе не сказал самое важное. Я сегодня забегал с отчётом к бабуле Цунаде и случайно встретил послов из Страны Волн. Я разговорился с одной женщиной из делегации, про тебя сказал и… Саске, оказалось, она тебя знает! Она была подругой твоей матери!
Смотрю на него ничего не выражающим взглядом.
— И что?
— Вы должны встретиться! Она сказала, что хорошо помнит и тебя, и Ит… — Наруто спотыкается, густо краснеет и тут же поспешно продолжает: — Ты должен её тоже помнить! Её зовут Ясуока Изуми.
— Нет. Не помню.
Он заметно грустнеет.
— Ну… ну, может, ты узнаешь её при встрече? А, Саске? Она очень хочет тебя увидеть. Можно, я её приглашу?
Я молчу с минуту.
Впрочем, какая разница?
— Хорошо.
— Отлично! Тогда я всё устрою. Завтра. Да, Саске?
— Как хочешь.
Наруто радостно кивает и сжимает мою руку.
— Договорились. Всё, тогда я сейчас немного посплю, а с утра — бегом к бабуле. Ага?
Я чуть наклоняю голову в знак согласия. Он вскакивает с непонятно откуда взявшейся энергией и чуть ли не бегом устремляется к двери, останавливаясь лишь на секунду, чтобы махнуть мне рукой и крикнуть уже из коридора:
— Ты бы тоже шёл спать… Рассвело уже. Кстати, похоже, ты был прав с этими звёздами…
Я откидываюсь на стуле и поворачиваю голову к окну. О, да, ты был прав: восходящее солнце еле различимо из-за мутно-серой пелены облаков, затянувших всё небо. Скоро будет дождь.
***
Я не понимаю, почему Наруто так загорается идеей устроить мне встречу с этой женщиной. У моей матери было много подруг, в том числе и в Конохе, и ни одна из них не озаботилась, к примеру, моей судьбой после того, как клан был уничтожен. Не понимаю, чем эта лучше других?
Хорошо ещё, что Сакура уговорила Наруто не приглашать её к нам, а пойти всем вместе куда-нибудь поужинать. Так это скорее закончится.
Я уже жалею о том, что согласился. Вокруг толпа народа, суета, ненавистная атмосфера праздника. В детстве я всегда чувствовал себя неуютно на семейных торжествах, когда у нас в доме собирался весь клан. В такие дни я был вынужден целый вечер выслушивать дежурные напутствия и комментарии вроде «кажется, ты немного подрос за этот год, малыш Саске». Однако я никогда и не смел заикнуться отцу о том, чтобы не присутствовать. Ты — другое дело. Помню, что однажды какой-то наш двоюродный дядюшка завёл посреди ужина очередную речь о твоей будущей женитьбе, а ты встал из-за стола, не дожидаясь её окончания, вежливо поклонился и исчез. Это потрясло и восхитило меня до глубины души. Больше всего мне хотелось бы последовать твоему примеру, но, разумеется, я не решился. Вечером из своей комнаты я слышал крики отца: он устроил тебе страшную выволочку и, кажется, даже побил. Но так и не дождался от тебя ничего, кроме стандартного «прошу прощения». И больше ни слова.
— Саске, ну что, ты её помнишь? — шепчет мне на ухо Сакура и указывает на только что вошедшую вместе с Наруто миниатюрную блондинку. Понятия не имею, видел ли её когда-нибудь, и если они ждут, что я сейчас радостно побегу к ним и начну предаваться воспоминаниям детства, то мне придётся их разочаровать.
Я еле заставляю себя поднять голову, когда они подходят, и кивнуть в знак приветствия. Зато реакция этой так называемой маминой подруги превосходит все ожидания: она дёргается и сдавленно восклицает:
— Итачи?!
Все вокруг застывают и, как по команде, оборачиваются ко мне. Словно я диковинный монстр, который сейчас выкинет что-то неожиданное и, возможно, опасное.
Ха.
Напряжение в воздухе ощущается почти физически. А мне внезапно невыносимо хочется рассмеяться, так глупо всё это выглядит. Но я сдерживаю себя, потому что в таком случае они непременно решат, что у меня тяжелейший нервный срыв. Сакура станет обнимать меня и гладить по волосам, Наруто — подбадривать, Какаши положит руку на плечо. Уж как-нибудь обойдусь.
— И-изуми-сан… — решается, наконец, Наруто и глубоко вдыхает перед тем, как продолжить. — Э-это не Итачи, это Саске.
Я смотрю на них равнодушно.
Чего они от меня ждут? Что я подскочу с воплями, или приставлю кунай к её горлу, или начну рыдать?
Она заливается краской, прямо до корней волос, и переминается на месте, не зная, куда деть руки.
— Ох… Саске, пожалуйста, прости меня. Как же это я могла…
Она торопливо кланяется, и всем вокруг так же мучительно неловко, как и ей. Отвратительная ситуация. В детстве чужое смущение было для меня пыткой похуже собственного, но сейчас мне по-прежнему хочется смеяться.
— Ничего страшного, — отвечаю предельно доброжелательно. — Я знаю, что очень похож на брата, так что неудивительно, что вы меня с ним спутали.
И улыбаюсь.
Кажется, в этом и правда что-то есть, в этой твоей невозмутимой вежливости, неизменной в любой ситуации.
Она улыбается в ответ и поспешно кивает. Постепенно все вокруг успокаиваются и снова начинают оживлённо болтать, только Какаши и Сакура периодически кидают на меня обеспокоенные взгляды.
— Извините меня, я ненадолго, — встаю из-за стола с очередной милой улыбкой. Чёрт, это и в самом деле начинает меня забавлять — Наруто смотрит так, как будто видит моё лицо впервые. Надеюсь только, они не решат, что это свидетельство моего неустойчивого психического состояния. А ведь могут, идиоты.
Задерживаюсь в уборной, мимоходом кидая взгляд на своё отражение в зеркале. Я, что, и в самом деле так на тебя похож?
Глаза у меня всегда были твои, это да, а теперь ещё под ними появились круги и две тонкие тёмные морщины — Сакура говорит, что виновата бессонница.
Вот что никогда не было у нас одинаковым — так это причёска, и я очень заботился о поддержании этого отличия. Но теперь ты мёртв, и какая разница? У меня нет ни малейшего желания заниматься своими волосами — и они отросли, хотя по-прежнему торчат как попало. Вот если только…
Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как завязку. В конце концов, отрываю конец собственного бинта и собираю волосы в хвост. Получается не очень хорошо, всё-таки они ещё довольно короткие, и половина прядей выбивается из причёски — но я не могу не задрожать.
Из зеркала на меня смотрит твоя точнейшая копия.
Прийти, что ли, к ним так и посмотреть на реакцию?
Я усмехаюсь. Нет, этого они точно не поймут. Распускаю волосы с некоторым сожалением — по-моему, мне идёт, — и возвращаюсь.
Однако идея позабавиться над окружающими прочно засела у меня в голове.
Весь вечер я старательно поддерживаю впечатление о себе как о благовоспитанном молодом человеке: общаюсь с этой Изуми, демонстрирую оживлённый интерес, на ходу сочиняю какие-то истории, тут же выдавая ей их под видом реально происходивших событий и развлекаюсь откровенно шокированным видом Сакуры и Наруто. Но ведь они хотели от меня именно этого?
Не знал, что это может быть так забавно, — разыгрывать из себя того, кого все вокруг хотят видеть.
Заодно и время проходит быстрее.
Дома Наруто смотрит на меня изумлённо:
— Саске… Что это было — сегодня?..
Я усмехаюсь.
— Разве я сделал что-то не так?
Он в явном замешательстве: запускает руки в волосы и долго не может ответить.
— Нет, но… Я… я правда тебя не понимаю.
Сказать тебе, что эти слова радуют меня, как ничто другое?
***
— Похоже, у тебя сегодня хорошее настроение, — отмечаешь ты пару часов спустя.
— О, да, — я забираюсь на кровать с ногами и довольно потягиваюсь. — Я отлично развлёкся.
Ты усмехаешься.
— Неужели мой маленький брат наконец-то научился правильно развлекаться?
— Наконец-то? — повторяю я с лёгким недовольством. — Ты говоришь так, будто когда-нибудь показывал мне, как это делать.
Ты пожимаешь плечами.
— Нет, но ты мог бы наблюдать за мной и учиться.
Я вздрагиваю и смотрю на тебя пристально:
— Да? То есть, всё, что ты делал, — было развлечения ради?
Ты молчишь.
— Итачи, скажи, — настаиваю я.
— Ты всегда воспринимал всё слишком серьёзно, маленький брат, — неопределенно говоришь ты в конце концов. — Жизнь в гораздо большей степени игра, чем это может тебе показаться.
Чёрт бы тебя побрал с твоими загадками.
— Почему ты хотел, чтобы я убил тебя? — задаю я новый вопрос, отчаявшись получить вразумительный ответ на предыдущий. — Зачем ты этого добивался?
Ты как будто меня не слышишь.
Ну и к чёрту, я не позволю тебе испортить мне настроение. Раз уж речь зашла о развлечениях, то… поиграем в мою любимую игру. Позавчера мы не успели, но сегодня до рассвета ещё много времени.
— А как я тебя убил?
Я и в самом деле не помню. Уверен только, что ты умирал в страшных мучениях, ведь правда?
Ты всегда с удовольствием отвечаешь на этот вопрос. Только почему-то каждую ночь говоришь разное. Иногда — что я задушил тебя твоими собственными волосами, иногда — что бросил раненым посреди пустыни и сидел рядом неделю, наблюдая, как ты медленно умираешь от голода, жажды и зноя.
Но я всегда думал, что правда ближе всего к тому, что ты рассказываешь мне сегодня.
— Катана, — ты спускаешь ноги с подоконника на пол и чуть отклоняешься назад, подставляя спину прохладному ветру.
— Я просто проткнул тебя катаной?
Не верится, чтобы я мог подарить тебе такую лёгкую смерть.
— Нет, — ты невозмутимо расстёгиваешь плащ, достаёшь катану из ножен, прицепленных к поясу, и вертишь ею в руках. — Сначала ты вколол мне парализующий яд, а потом вырезал на моём теле иероглифы с именами тех, кого я убил. И ждал, пока кровь вытечет из меня до капли.
Я смотрю на тебя с интересом.
— Да? — не могу удержаться, чтобы не встать с кровати и не подойти поближе. — Расскажи подробнее, как я это делал.
Вообще-то, я стараюсь не подходить к окну, когда ты в комнате. Не понимаю, что на меня сегодня нашло.
— Ты сидел на мне сверху, — начинаешь ты, слегка улыбаясь, и внезапно резко обхватываешь меня за талию и тянешь к себе, усаживая на колени. — Вот почти так.
…Странно, я думал, что призраки бесплотны. Но ты такой же, как раньше — как десять лет тому назад, когда я в последний раз сидел у тебя на коленях. Я очень хорошо помню эти ощущения. И твой запах. Он не изменился.
Я точно чего-то не понимаю в призраках. Ведь хотел же почитать книжку, почему я этого не сделал?..
Ты, тем временем, вкладываешь катану мне в руку.
— Тебе же нравится это представлять, маленький брат? Попробуй ещё раз, если хочешь.
Я поднимаю на тебя глаза и снова встречаю кроваво-холодный взгляд. Однако на этот раз он не выглядит непроницаемым. Мне кажется, что ты чего-то от меня ждёшь — нет, не в данной ситуации, а вообще.
…О, как бы дорого я отдал за такое лет десять тому назад. За толику интереса во взгляде, обращённом ко мне. Если бы это ты, ты, а не отец, так желал моих успехов в Академии, я бы, наверное, закончил её за полгода.
— Так что, Саске? — повторяешь ты, приподнимая и отводя назад мою расслабленную руку с катаной так, чтобы лезвие коснулось твоего лица.
Я слегка надавливаю и завороженно слежу за тем, как на алебастровой коже появляется тонкая красная полоска. Мне бы хотелось превратить этот порез в иероглиф моего имени, но я не буду. Твоё лицо совершенно, и я почему-то уверен, что если всё, что ты мне рассказываешь — правда, то я и тогда не мог его изуродовать. К чёрту эстетство, это… это просто на уровне инстинктов.
По твоей щеке бежит алая струйка, и я снова удивляюсь. Настоящая кровь? Собираю её кончиком пальца и слизываю. Настоящая. Тогда, значит…
— Тебе больно? — неожиданно для себя произношу возникший вопрос вслух.
Ты смеёшься и треплешь меня по волосам, совсем как в детстве.
— Нет, конечно, глупый.
— Потому что ты умер? — тупо спрашиваю я и ещё больше чувствую себя шестилетним ребёнком. Впрочем, не уверен, что это очень меня огорчает.
— Потому что я знаю много дзюцу, которые позволяют не чувствовать боли — как минимум, от таких мелких повреждений, — ты щёлкаешь меня пальцами по лбу, и эффект погружения в детство становится почти стопроцентным.
Продолжаю легко водить лезвием по твоей коже, не оставляя порезов, но потом ты внезапно перехватываешь мою руку и отбираешь катану.
— Саске, — говоришь с серьёзным видом. — Я тоже хочу поиграть.
Я смеюсь и сам себе поражаюсь — не помню, сколько лет назад делал это в последний раз. Ну и что с того? Ты же мёртв, меня никто не видит, я могу себе это позволить.
Ты улыбаешься мне так ласково, как никогда не улыбался при жизни, и это ещё более странно по контрасту с острой болью в плече. Я вскрикиваю и прижимаю руку к нанесённой тобой ране; она глубокая, и тёплая кровь течёт по моим пальцам — ты, как обычно, безжалостен, несмотря на все улыбки. Сейчас бы мне не помешало твоё обезболивающее дзюцу, но чёрта с два я попрошу об этом или ещё хоть раз закричу.
Ты смотришь на меня с лёгкой насмешкой, и, как будто прочитав мои мысли, делаешь следующий порез ещё более глубоким и длинным. Проверяешь, долго ли я выдержу? Я упрямо молчу.
Следующим движением катаны ты в нескольких местах рассекаешь на мне футболку и прочерчиваешь остриём зигзаг на обнажённой груди. Потом слегка отклоняешься и любуешься.
Кровь течёт по твоей щеке, кровь течёт по моей коже, и я внезапно начинаю дрожать от странного желания, которое ты тут же угадываешь и выполняешь, прижимаясь лицом к моей ране.
Сердце колотится с бешеной скоростью, и ты, наверняка, чувствуешь его неестественно быстрый ритм — смотришь на меня как-то вопросительно. Я не очень понимаю, что означает этот твой взгляд, и никак не реагирую. Тогда ты с лёгким вздохом, больше похожим на стон, начинаешь слизывать кровь, текущую из раны.
Я задыхаюсь, перед глазами всё расплывается, и мне остаётся только закрыть их и чувствовать, как твои сильные руки приподнимают меня и пересаживают на подоконник. Холодные пальцы пробегают по моей голой спине, но жар в теле от этого только усиливается; влажный язык скользит по моей коже, собирая капли крови, всё ниже и ниже, касаясь самых чувствительных мест.
О..ох.
Я открываю глаза: ты стоишь на коленях между моих широко разведённых ног. Штаны валяются неподалёку — я и не заметил, что ты успел их с меня снять.
Ты поднимаешь голову и улыбаешься, твои губы тёмно-алые от моей крови.
— Саске, держись, иначе вывалишься из окна.
Я послушно вцепляюсь пальцами в раму, и правильно делаю, потому что когда ты наклоняешься к моему члену, меня начинает трясти. Твои распущенные волосы щекочут мои бёдра, и я протягиваю свободную руку, перебирая шелковистые пряди. Ками-сама, какие же они мягкие…
Я непроизвольно подаюсь вперёд, и ты закашливаешься, а, может, смеёшься — чёрт его разберёт. Не могу сейчас об этом думать. Крепко держусь обеими руками за подоконник и толкаюсь в твой рот, всё быстрее и быстрее. Ты тяжело и хрипло дышишь, а, может, это я тяжело и хрипло дышу. Усиливающийся ветер безжалостно треплет мои волосы, ветки дерева, растущего за окном, хлещут голую спину, раны ноют от резких движений, и всё это только усиливает моё мучительное, невыносимое наслаждение.
Замираю с последним толчком и выгибаюсь всем телом, машинально отпуская руки. Ты обхватываешь меня за талию, но это всё равно не удерживает меня от того, чтобы через пару секунд неуклюже соскользнуть с подоконника на пол.
Ты вытираешь рукой губы, и я не могу удержаться — хватаю твои пальцы и начинаю жадно слизывать с них собственную кровь и сперму.
Ты наблюдаешь за мной с лёгкой улыбкой. Потом отбираешь руку и мягко спрашиваешь:
— Хочешь продолжить, Саске?..
@темы: команда №7, angst, слеш, лист, авторский
-
-
16.10.2007 в 22:37А в каноне мы пока не сталкивались с подобной ситуацией. Давайте тогда уж запишем в ООС все ситуации, не обговоренные Кишимото. Автор может предполагать, как бы поступил герой в том или ином положении в соответствии с известными автору чертами его характера. ИМХО, поведение Саске выведено вполне закономерно.
Xiphias у кого есть? У Кисимото? После мести?
В моем представлении))) Я же сказала - ИМХО.
-
-
16.10.2007 в 22:53При чем тут ситуации? Речь о моделях поведения. Которые можно проецировать на различные ситуации. Я полагаю, что имеется очевидное расхождение с продемонстрированной в каноне моделью поведения. Автор, собственно, согласен, раз уж поставил ООС в шапку.
Вы вольны полагать, как вам угодно, но не стоит меня убеждать в том, что где-то в столь часто поминаемом каноне наблюдались, например, сексуальные девиации с мотивом самоповреждения. Типичная фанонная фантазия.
-
-
16.10.2007 в 23:23Лично у меня ещё хватит на парочку-тройку фиков... ждём-с!)
Лично я сама в таких же страданиях по поводу другого своего фика, идеи которого я недавно обнаружила в чужом фике по этому же фэндому... Но идея идеей, а воплощение-то у разных авторов всё равно разное. И ты после обнаружения схожих идей всё-таки решила дописывать фик?
А по поводу ООС: ну ей-богу, ну не вижу я тут никакого жуткого ООСа. Да немного гротескные Наруто, Сакура, Хината, но они всё же второстепенные персонажи, так сказать, фон. Саске...Саске вполне в характере. Я считаю, что его сознание вполне способно на подобные сдвиги.
-
-
16.10.2007 в 23:33Опять же, в каноне не было ситуаций, могущих привести к такому. Согласитесь, в здравом рассудке Саске ничего подобного творить бы не стал. Просто здесь он - не в здравом рассудке.
-
-
17.10.2007 в 00:38А вот страданий и слезливых сопель оно у меня не вызвало. Все так чинно-благородно, солнышко, водичка, песочек...
Моку, радость моя, ты будешь очень сердиться, если я скажу, что твой ангстовый дарк смахивает на романс, пусть и несколько грустноватый и москоимеющий?))
-
-
17.10.2007 в 00:44-
-
17.10.2007 в 01:09Кроме того, кто говорил про одного Саске? Любого возьмите. На выбор - хм? занудствовать не хочу, но не сублимация у саске с катаной а замещение... сублимация это скорее у автора. а Саске молодца, у него тут пям таки шиза, с псевдораздвоением личности, поэтому катана это идеальный выход из ситуации, вот например как бы он себе огурец обьяснил???
-
-
17.10.2007 в 13:07Низкий поклон от меня
Воздух в комнате спёртый и душный; пыль оседает крупными хлопьями, и это вызывает во мне тошнотворное воспоминание о клочьях серого пепла, в который… который…
Твою мать, какая тварь закрыла окно?! Это улыбнуло) "Весна и ветер, день чудесный... день чудесный... Бл*ть! Кто-нибудь даст мне сосредоточиться?!?!"
-
-
17.10.2007 в 15:21Мне не хочется спорить, но-таки скажу, что стопроцентно канонный Саске и вообще стопроцентный канон меня мало волнует. Я отталкиваюсь от увиденных образов и пытаюсь на их основе построить что-то своё. Может, мне стоит писать ориджиналы вместо фиков. Но я всё-таки не считаю, что у меня получается полный ООС. Частичный - да, но кому-то же нравится именно моё видение персонажей, для них и пишу.
В любом случае, Эльверт, Luminosus, Chibiosya, спасибо за поддержку.
Luminosus
И ты после обнаружения схожих идей всё-таки решила дописывать фик?
Надо, ибо пинают. Поскольку это последняя глава фика, начало которого я уже выкладывала.
Герцог Окделл
За Саске не отвечаю
За него отвечаю я! *пафосно*
Со всей ответственностью утверждаю, что он делал это качественно!
Моку, радость моя, ты будешь очень сердиться, если я скажу, что твой ангстовый дарк смахивает на романс, пусть и несколько грустноватый и москоимеющий?)
Для Вас, милый Ричард, я вообще Аманесер!
Но сердиться не буду - уж Вы-то знаете толк в романсах)
Essy Ergana
Иди лесом)) Все и так уже поняли, зачем Саске нужна была катана
*всем* Но если что, на самоудовлетворение при помощи катаны меня вдохновила вот эта небезызвестная картинка авторства Яны Гойи
Содержание у картинки соответствующее: яой, инцест, НЦ-17, если что.
Alice-in-Yumeland
Спасибо!
-
-
17.10.2007 в 23:03Конечно, поняли! Напомнить тебе, сколько занял процесс разъяснения? *ржет*
-
-
17.10.2007 в 23:39-
-
18.10.2007 в 02:14OMG. Насколько я не фанат пейринга, но твое авторство - залог хорошего фика.
Толкового отзыва у меня не получится ибо все впечатления от фанфика на уровне эмоций, я не могу выразить этого словами
Завершенная, целостная картина, цепляет так сильно, что до последнего слова не можешь оторваться, не можешь не переживать за Саске.
Бедный ребенок ==""
Аригато
-
-
18.10.2007 в 11:53Я, кстати, переписала тот абзац ещё на раз. Чтобы уж совсем стало понятно
Sei
Спасибо! Вдвойне приятно получить такой отзыв от не-поклонника Учихацеста
-
-
18.10.2007 в 22:34Мне нравится это определение "логического обоснования."
Впрочем, автор уже все сказал.
-
-
19.10.2007 в 09:40Мне нравится это определение "логического обоснования." Персонаж не в себе, посему способен на все, что угодно.
Тут не только "не в себе". Тут ещё и глубочайшая пустота после завершения своей мести и противоречивые чувства к брату, существование которых раньше можно было задвинуть под предлогом того, что "некогда думать, мстить надо", и которые теперь-таки пробиваются, несмотря на всё внутреннее сопротивление.
Впрочем, давайте уже прекратим этот спор. Как точно начал бы вести себя Саске в той или иной ситуации, в том числе, в ситуации "не в себе", может сказать только Кишимото. Если ему захочется задумываться о такой ситуации, что совсем не факт
-
-
19.10.2007 в 18:08Я уже давно пытаюсь прекратить. Но за мной бегут и продолжают убеждать в том, как им безразлично мое неправильное мнение.
Всё--отписалась.
-
-
22.10.2007 в 03:14Омг. Не любитель ни Саске, ни пейринга. Но, блин, как же шизоидально написано!
Перевести и отправить Кишимото!
*Утащила в колекцию любимых фанфиков*
-
-
22.10.2007 в 09:39Но, блин, как же шизоидально написано!
Это для меня лучший комплимент
Перевести и отправить Кишимото!
А вот этого лучше не надо!
-
-
22.10.2007 в 18:07А вот этого лучше не надо! Проникнется ещё идеей и решит Саске... того... *ворчит* Впрочем... если он перед этим устроит ему инцест, ну или хотя бы яой с Наруто, то я согласна!
Да судя по тенденции, он всех...того...наверное, только Наруто в конце останется. И то из-за упрямства=)
-
-
01.11.2007 в 20:54Не могу сейчас найти точную цитату... Общий смысл -
Самая большая боль от осознания того, как могло бы быть.
Да... Вот теперь я это понимаю. (После одного события полугодовой давности)
Такие замечательны, живые образы... Так живо, реально и страшно. И больно.
И Саске...
Грстно, невыносимо грустно. И плакать хочется.
Но я не стану. Мне нельзя.
Большое Вам спасибо, автор. Это творение такое, какие мне время от времени необходимы - нереально живое, красивое, жестокое и печальное.
Мне это было очень нужно.
Спасибо.
-
-
10.01.2009 в 15:29-
-
03.04.2010 в 04:54-
-
18.12.2012 в 15:42Не могу добавить ничего вразумительного после прочитанных комментариев - подписываюсь почти под каждым из них.
Удачи вам, автор-сама, пейшите исчо! ^^
-
-
18.12.2012 в 18:31спасибо))
Автор пишет))
-
-
06.11.2017 в 05:46То, как вы подали переживания и мысли Саске через все эти галлюцинации и сны - это просто потрясающе. Это первая прочитанная мною работа из многих сотен, которая, имхо, действительно имеет право носить в шапке жанр "психология", если бы, например, была опубликована на фикбуке (ох как ему таких шедевров не хватает, кстати).
Я не вижу здесь никакого ООСа, всё правильно, всё на своих местах, каждая фраза - в точку, каждое слово - нужное и на своем месте. Я вами истинно восхищаюсь. Не важно, как в итоге сложились события манги, сколько бы времени ни прошло, этот фик актуален и очень чувственно передает в себе учихацест таким, какой он есть. Спасибо вам огромное за эту работу, просто от души спасибо!
-
-
06.11.2017 в 09:46ох, спасибо
Действительно очень давняя работа, но раз по-прежнему даёт новым читателям пищу для размышлений, чувств, то не зря была написана
Конечно, отсюда, из 2017 я уже по-другому гляжу на образы братьев и верю, что подобная зависимость должна уступить место настоящей любви, но... быть может, первая ступень этой любви такова, и так же не миновать её.
-
-
22.06.2020 в 01:01Предыдущий комментатор в своей группе по итасасу однажды сказала, что «Рассвет» - это классика Учихацеста. Я тоже так считаю. До сих пор я это перечитывала много раз и больше убеждаюсь в том, что фик действительно классика. Которая является доказательством, что обоснуи по итасасу не притянуты за уши после окончания манги.
Как долго все это продержится на плаву мне любопытно узнать. Будет большим сюрпризом если фандом будет жить ещё очень долго.
Очень ценю такие находки, спасибо за эмоции!!!
-
-
22.06.2020 в 01:17ох, да, это действительно для меня сюрприз - получить коммент на такую давнюю вещь))
Но я согласна со словами про объединение поколений, это мне очень нравится, и я всеми силами за такое стирание границ. Мои тогдашние чувства остались жить, несмотря на то, что я сама стала совсем другим человеком - и вот теперь они стали поводом для размышлений тогдашнего 3-4-летнего ребенка! Это заставляет задуматься о том, как удивительна жизнь.
Спасибо за комментарий!
А в "Наруто", должно быть, действительно было вложено его создателем очень многое, раз фэндом продолжает жить так долго