Декаданс всякий, рефлексия, мысли, бла-бла. А потом он решетку в тюрьму фоларийских богов выламывает.
Название: Стать Хокаге
Автор: серафита
Бета: Kalahari
Пейринг: Мадара/Тобирама, Мадара/мозги Тобирамы, Мадара/нервы Тобирамы, Мадара/репутация Тобирамы
Дисклеймер: Кишимото
Размер: драббл
Жанр: трахедь! (патетически вздыхаю), но лишенные сострадания люди сочтут, что йумор...
Рейтинг: некрупный
Размещение: запрещено! разрешено только Tyu~
Саммари: о сексуальных домогательствах и силе самовнушения
Саммари 2: Слово Сенджу - нерушимое слово!
читать дальшеПосле рояля на Тобираму стали коситься даже собственные подчинённые.
В самом начале, когда Учиха Мадара неожиданно начал оказывать младшему брату Хокаге знаки внимания, это вызывало, мягко говоря, недоумение. После первого недвусмысленного приглашения на свидание Тобирама всерьёз заподозрил какую-то провокацию. Подготовился, подстраховался с помощью двух команд АНБУ и явился в условленное место в назначенное время во всеоружии.
Увы, к чему он оказался совершенно не готов, так это к Учихе в шёлковой юката и драгоценностях, благоухающему, как лавка торговца духами, с уложенными в сложную причёску волосами и самой радушной улыбкой на губах. Тобирама попятился.
Красующегося за плечом Мадары столика с накрытым ужином на двоих и розой в хрустальной вазе, а также теряющейся в полутьме приоткрытой двери в спальню хватило, чтобы обратить Нидайме в бегство.
К несчастью, Мадара не собирался отступать. На следующий день Тобирама получил искусно перевязанный лентой надушенный свиток: стихи. Свиток Тобирама уничтожил, мотивируя это тем, что там могло содержаться что-нибудь опасное. Впрочем, это было только начало.
В последующие несколько недель Учиха осыпал его подарками. Дорогие благовония, редкие, богато изданные книги, изящные сувениры со всех концов света, роскошное оружие, свитки с секретными техниками — поток не иссякал. Отказаться от свитков Тобирама не сумел, и Мадара воспринял это как поощрение.
Нидайме начал опасаться выходить из дома. Любые перемещения за пределами резиденции Сенджу превратились в испытание. Учиха устроил на предмет своего интереса самую настоящую охоту. Он был повсюду: на рынке, у храма, у скалы Хокаге, в госпитале, в корпусе по распределению миссий. Второй начал всерьёз задумываться, не использует ли Мадара какую-нибудь технику вроде теневого клонирования.
Скрывать происходящее стало невозможным. Вдобавок, Тобирама не сообразил вовремя заткнуть АНБУ, сопровождавших его в злополучную ночь свидания.
Коноха веселилась.
Очень скоро по деревне распространились анекдоты самого недвусмысленного содержания, а одним прекрасным утром, выйдя из дому, Сенджу обнаружил на заборе напротив некую надпись. Надпись под рычание Нидайме закрашивали АНБУ — как наказание за то, что доблестная охрана проморгала талантливого автора. Пятно краски на рукаве капитана Тобирама предпочёл не заметить.
Мадара реагировал на огласку образом совершенно для Тобирамы непостижимым. Признаться, изрядно намучившийся Нидайме испытал почти облегчение, когда притязания Учихи всплыли на свет божий. Втайне он надеялся, что это если и не заставит Мадару отступить, то хотя бы отпугнёт.
Расчет не оправдался. На насмешки глава полиции не реагировал, оскорбления пропускал мимо ушей, а после того, как несколько особо рьяных шутников бесследно исчезли, количество острословов резко поубавилось.
Первым сигналом, что дело приняло скверный оборот, стала одна из старейшин клана — мерзкая старушенция, изводившая Тобираму в детстве, от которой он за всю жизнь не услышал ни одного доброго слова. Задержав его как-то в столовой кланового дома, она с редким благодушием расспросила сбитого с толку Второго о его делах и под конец ласково потрепала по волосам, пробормотав что-то вроде:
— Ах, юность-юность, как хорошо быть влюблённым!
С этого момента для Сенджу Тобирамы начался персональный ад.
В общественных местах на Тобираму косились. В резиденции Хокаге перешёптывались за спиной. Чувствительные барышни томно вздыхали и награждали Учиху Мадару полными сострадания улыбками.
Каким-то неведомым образом он умудрился добиться всеобщей поддержки и сочувствия. Его преданность, настойчивость, искренность чувств и бла-бла-бла превратились в эталон для подражания и предмет всеобщего умиления.
Сенджу просыпался по ночам в холодном поту: ему постоянно виделся Мадара, подбирающийся к окнам с сямисэном* наперевес и зажатой в зубах розой.
За неделю у Тобирамы расстроились три свидания подряд, а четвёртая девушка, которой он начал оказывать знаки внимания, была искренне возмущена и едва не устроила скандал:
— Как вам не совестно, Сенджу-сама! Вы ведь несвободны, постыдились бы!
Тобираме казалось, что он медленно, но верно сходит с ума.
Последним гвоздём в крышку гроба его репутации неисправимого гетеросексуала стал рояль, который Мадара каким-то неизвестным законам физики способом умудрился припереть на крышу резиденции Хокаге, прослышав, что Нидайме любит классическую музыку и даже сам немного играет.
Теперь на Тобираму смотрели как на изверга, целенаправленно издевающегося над чужими чувствами. Деваться из-под обстрела осуждающих взглядов было решительно некуда.
Спустя ещё неделю, проходя по центральной улице Конохи, Тобирама увидел огромный, на полстены плакат, вещавший: «Мадрео и Тобетта». На плакате была изображена девица с белыми волосами, короткой стрижкой, в длинном светлом платье с синим узором по подолу, томно взирающая вниз с балкона, и подозрительно лохматый черноволосый юнец в алых доспехах, прячущийся в кустах. В причёске девицы вместо шпильки красовался кунай, а парень прятался вполне профессионально, используя камуфлирующую раскраску, из чего можно было сделать вывод, что оба они шиноби. Чуть ниже и более мелким шрифтом красовалась ещё одна надпись: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Мадрео и Тобетте».
Тобирама понял, что настало время идти к Хашираме.
Хаширама встретил младшего брата безмятежной улыбкой и ясным взглядом.
— Ты видел этот плакат на площади? — с места в карьер поинтересовался Тобирама.
— Какой именно? — невозмутимо уточнил Шодай.
— Тот самый! Не делай вид, что не знаешь, о чём я говорю! Для того чтобы показывать это в театре, им нужно было твое разрешение, скреплённое подписью!
— Нужно, — согласился Хаширама, — и я им его дал.
Тобирама потрясённо воззрился на брата.
— Не смотри на меня так, — мягко сказал Первый, — в конце концов, у нас свободная страна, и кто я такой, чтобы поднимать руку на искусство? Свободу слова ещё никто не отменял. И только послушай, как звучит, — Хаширама прокашлялся и с чувством продекламировал своим отлично натренированным на публичных выступлениях голосом: — «Мадрео! Мадрео, о, зачем же ты Мадрео?.. Одно ведь имя лишь твоё мне — враг, А ты — ведь это ты, а не Учтекки!»
Он помолчал и мечтательно добавил:
— А какие кассовые сборы…
Тобирама смотрел на брата с немым ужасом.
— А-а к-как вы определили, — наконец пробормотал он, — кто именно Тобетта? Почему не наоборот? В смысле, не Тобео и Мадретта?..
— О, — Хаширама оживился, — видишь ли, приходится ориентироваться на пожелания публики. Мы тут подумываем расширить репертуар… М-м, кстати, это единственное, что вызывает у тебя протест? В смысле, кто Мадрео, а кто Тобетта? Тьфу ты… Ну, ты понял, о чём я. Остальное, похоже, тебя не волнует? Впрочем, не отвечай, — благодушно улыбнулся Хаширама, — я не собираюсь лезть в личную жизнь моего братишки. Я даже доволен, на самом деле: это отличный пиар. Люди любят такое: трагическая любовь, запретные чувства, семейная вражда, все дела…
Комната закачалась у Тобирамы перед глазами. Медленно развернувшись, он направился к двери. Взгляд его мазнул по заваленному бумагами столу брата, выхватив написанную крупным почерком строчку: «Молилась ли ты на ночь, Тобизмона?..»
Нидайме был не в себе после разговора, ибо чем, кроме расстроенных чувств, можно объяснить то, что высококлассный шиноби поскользнулся во время прыжка и полетел с крыши вверх тормашками?
Что сгруппироваться не успевает, ухватиться не за что, а печати в непосредственной близости от защищённого самыми сильными техниками здания резиденции сработают с опозданием в несколько секунд, Тобирама сообразил слишком поздно. За мгновения полета Сенджу успел облиться холодным потом, в красках представить, что скажет Хаширама, услышав о позорной и бездарной смерти брата, и поклясться сделать что угодно для того, кто избавит его от подобной участи.
Резкий рывок почти у самой земли стал для него полной неожиданностью.
Тобирама увидел над собой лицо Учихи Мадары, вспомнил о своей недавней клятве и потерял сознание.
Нидайме был бледен и сидел прямо, словно кол проглотил. Мадара улыбался. Свечи таинственно мерцали, отражаясь в хрустальных гранях вазы. К накрытому на двоих ужину никто не прикоснулся. Приоткрытая дверь в спальню призывно темнела проёмом. Второй сглотнул, с трудом протолкнув застрявший в горле вязкий комок.
Слово Сенджу — нерушимое слово.
Увы, эта мантра плохо помогала в данных обстоятельствах. Хотелось плюнуть на честь клана и дать дёру.
«Закрой глаза и думай о Конохе»** и «Расслабься и получай удовольствие», звучащее в голове почему-то с интонациями Хаширамы, тоже не успокаивало.
— Тобирама, — томно произнёс глава клана Учиха, — я так рад, что ты согласился на эту встречу… и так рад, что ты внимательно отнёсся к моей просьбе.
«Просьбе?.. — вяло удивился Нидайме. — Ах да, он же просил прийти непременно в плаще Хокаге».
— Надеюсь, ты с пониманием отнесёшься к моей маленькой слабости, — продолжил Мадара, — ты не мог бы… не снимать этот наряд?
— Вообще? — тупо уточнил Тобирама.
— Ну… — Мадара смущённо отвел взгляд, — по крайней мере… хм… до утра?
Мысль, посетившая Сенджу, походила на озарение.
…Когда там Хаширама настоял на том, чтобы вступивший в должность младший брат непременно носил подобающую положению одежду?..
— Тебя что, — медленно, боясь спугнуть мелькнувшую догадку, произнёс Тобирама, — заводит эта тряпка?!!
Учиха Мадара, сильнейший воин и глава клана, один из Основателей, начальник полиции Конохи и так далее и тому подобное, залился краской по самые уши.
— Т-ты!!! — Сенджу не хватало воздуха, — Больной фетишист! Извращенец хренов! Чокнутый придурок! ДА ЗАБИРАЙ ЕГО СЕБЕ, к чёртовой матери, и дрочи на собственное отражение в зеркале!!!
Слово Сенджу — нерушимое слово.
В день инаугурации ярко светило солнце, и белый плащ почти сиял под лучами. Мадара довольно щурился на собравшуюся внизу толпу. Народу пришло много: ещё бы, такой повод. Вряд ли в ближайшую сотню лет произойдет ещё один такой беспрецедентный случай, как добровольный отказ от должности Хокаге в пользу другого человека.
Мадара ухмыльнулся. Главное — поставить перед собой цель и не отступать. Достаточно придумать хороший план и сосредоточить все силы на его выполнении, и считай, что успех у тебя в кармане. Хочешь быть Хокаге — так будь им. Хороший девиз для потомков.
Правда, такой план иногда чреват непредвиденными последствиями… Мадара скользнул задумчивым взглядом по расположившемуся на крыше резиденции роялю.
На стене перед театром красовался новый плакат, гласящий: «Мадрелло. Райгакурский мавр».
Да и силы самовнушения никто не отменял.
— Это та-аак романтично, — прошептал за спиной Учихи девичий голосок, — говорят, он отказался от поста из любви.
В конце концов, это и вправду неплохой пиар. Отличный способ повысить популярность — Мадара впервые сравнялся в этом с Хаширамой. Пускай мысль попробовать подобные отношения на собственном опыте никогда раньше не приходила ему в голову, Учиха никогда не страдал предрассудками. А людям, похоже, и вправду нравятся истории о запретной любви со счастливыми окончаниями…
…Так почему бы, собственно, и нет?
*Сямисэн – струнный музыкальный инструмент; серенады под окнами возлюбленной надо петь под его аккомпанемент.
** Вариант расхожей фразы «Закрой глаза и думай об Англии», которую, по слухам, сказали некоей английской королеве, которой достался на редкость непрезентабельный супруг.
Автор: серафита
Бета: Kalahari
Пейринг: Мадара/Тобирама, Мадара/мозги Тобирамы, Мадара/нервы Тобирамы, Мадара/репутация Тобирамы
Дисклеймер: Кишимото
Размер: драббл
Жанр: трахедь! (патетически вздыхаю), но лишенные сострадания люди сочтут, что йумор...
Рейтинг: некрупный
Размещение: запрещено! разрешено только Tyu~
Саммари: о сексуальных домогательствах и силе самовнушения
Саммари 2: Слово Сенджу - нерушимое слово!
читать дальшеПосле рояля на Тобираму стали коситься даже собственные подчинённые.
В самом начале, когда Учиха Мадара неожиданно начал оказывать младшему брату Хокаге знаки внимания, это вызывало, мягко говоря, недоумение. После первого недвусмысленного приглашения на свидание Тобирама всерьёз заподозрил какую-то провокацию. Подготовился, подстраховался с помощью двух команд АНБУ и явился в условленное место в назначенное время во всеоружии.
Увы, к чему он оказался совершенно не готов, так это к Учихе в шёлковой юката и драгоценностях, благоухающему, как лавка торговца духами, с уложенными в сложную причёску волосами и самой радушной улыбкой на губах. Тобирама попятился.
Красующегося за плечом Мадары столика с накрытым ужином на двоих и розой в хрустальной вазе, а также теряющейся в полутьме приоткрытой двери в спальню хватило, чтобы обратить Нидайме в бегство.
К несчастью, Мадара не собирался отступать. На следующий день Тобирама получил искусно перевязанный лентой надушенный свиток: стихи. Свиток Тобирама уничтожил, мотивируя это тем, что там могло содержаться что-нибудь опасное. Впрочем, это было только начало.
В последующие несколько недель Учиха осыпал его подарками. Дорогие благовония, редкие, богато изданные книги, изящные сувениры со всех концов света, роскошное оружие, свитки с секретными техниками — поток не иссякал. Отказаться от свитков Тобирама не сумел, и Мадара воспринял это как поощрение.
Нидайме начал опасаться выходить из дома. Любые перемещения за пределами резиденции Сенджу превратились в испытание. Учиха устроил на предмет своего интереса самую настоящую охоту. Он был повсюду: на рынке, у храма, у скалы Хокаге, в госпитале, в корпусе по распределению миссий. Второй начал всерьёз задумываться, не использует ли Мадара какую-нибудь технику вроде теневого клонирования.
Скрывать происходящее стало невозможным. Вдобавок, Тобирама не сообразил вовремя заткнуть АНБУ, сопровождавших его в злополучную ночь свидания.
Коноха веселилась.
Очень скоро по деревне распространились анекдоты самого недвусмысленного содержания, а одним прекрасным утром, выйдя из дому, Сенджу обнаружил на заборе напротив некую надпись. Надпись под рычание Нидайме закрашивали АНБУ — как наказание за то, что доблестная охрана проморгала талантливого автора. Пятно краски на рукаве капитана Тобирама предпочёл не заметить.
Мадара реагировал на огласку образом совершенно для Тобирамы непостижимым. Признаться, изрядно намучившийся Нидайме испытал почти облегчение, когда притязания Учихи всплыли на свет божий. Втайне он надеялся, что это если и не заставит Мадару отступить, то хотя бы отпугнёт.
Расчет не оправдался. На насмешки глава полиции не реагировал, оскорбления пропускал мимо ушей, а после того, как несколько особо рьяных шутников бесследно исчезли, количество острословов резко поубавилось.
Первым сигналом, что дело приняло скверный оборот, стала одна из старейшин клана — мерзкая старушенция, изводившая Тобираму в детстве, от которой он за всю жизнь не услышал ни одного доброго слова. Задержав его как-то в столовой кланового дома, она с редким благодушием расспросила сбитого с толку Второго о его делах и под конец ласково потрепала по волосам, пробормотав что-то вроде:
— Ах, юность-юность, как хорошо быть влюблённым!
С этого момента для Сенджу Тобирамы начался персональный ад.
В общественных местах на Тобираму косились. В резиденции Хокаге перешёптывались за спиной. Чувствительные барышни томно вздыхали и награждали Учиху Мадару полными сострадания улыбками.
Каким-то неведомым образом он умудрился добиться всеобщей поддержки и сочувствия. Его преданность, настойчивость, искренность чувств и бла-бла-бла превратились в эталон для подражания и предмет всеобщего умиления.
Сенджу просыпался по ночам в холодном поту: ему постоянно виделся Мадара, подбирающийся к окнам с сямисэном* наперевес и зажатой в зубах розой.
За неделю у Тобирамы расстроились три свидания подряд, а четвёртая девушка, которой он начал оказывать знаки внимания, была искренне возмущена и едва не устроила скандал:
— Как вам не совестно, Сенджу-сама! Вы ведь несвободны, постыдились бы!
Тобираме казалось, что он медленно, но верно сходит с ума.
Последним гвоздём в крышку гроба его репутации неисправимого гетеросексуала стал рояль, который Мадара каким-то неизвестным законам физики способом умудрился припереть на крышу резиденции Хокаге, прослышав, что Нидайме любит классическую музыку и даже сам немного играет.
Теперь на Тобираму смотрели как на изверга, целенаправленно издевающегося над чужими чувствами. Деваться из-под обстрела осуждающих взглядов было решительно некуда.
Спустя ещё неделю, проходя по центральной улице Конохи, Тобирама увидел огромный, на полстены плакат, вещавший: «Мадрео и Тобетта». На плакате была изображена девица с белыми волосами, короткой стрижкой, в длинном светлом платье с синим узором по подолу, томно взирающая вниз с балкона, и подозрительно лохматый черноволосый юнец в алых доспехах, прячущийся в кустах. В причёске девицы вместо шпильки красовался кунай, а парень прятался вполне профессионально, используя камуфлирующую раскраску, из чего можно было сделать вывод, что оба они шиноби. Чуть ниже и более мелким шрифтом красовалась ещё одна надпись: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Мадрео и Тобетте».
Тобирама понял, что настало время идти к Хашираме.
Хаширама встретил младшего брата безмятежной улыбкой и ясным взглядом.
— Ты видел этот плакат на площади? — с места в карьер поинтересовался Тобирама.
— Какой именно? — невозмутимо уточнил Шодай.
— Тот самый! Не делай вид, что не знаешь, о чём я говорю! Для того чтобы показывать это в театре, им нужно было твое разрешение, скреплённое подписью!
— Нужно, — согласился Хаширама, — и я им его дал.
Тобирама потрясённо воззрился на брата.
— Не смотри на меня так, — мягко сказал Первый, — в конце концов, у нас свободная страна, и кто я такой, чтобы поднимать руку на искусство? Свободу слова ещё никто не отменял. И только послушай, как звучит, — Хаширама прокашлялся и с чувством продекламировал своим отлично натренированным на публичных выступлениях голосом: — «Мадрео! Мадрео, о, зачем же ты Мадрео?.. Одно ведь имя лишь твоё мне — враг, А ты — ведь это ты, а не Учтекки!»
Он помолчал и мечтательно добавил:
— А какие кассовые сборы…
Тобирама смотрел на брата с немым ужасом.
— А-а к-как вы определили, — наконец пробормотал он, — кто именно Тобетта? Почему не наоборот? В смысле, не Тобео и Мадретта?..
— О, — Хаширама оживился, — видишь ли, приходится ориентироваться на пожелания публики. Мы тут подумываем расширить репертуар… М-м, кстати, это единственное, что вызывает у тебя протест? В смысле, кто Мадрео, а кто Тобетта? Тьфу ты… Ну, ты понял, о чём я. Остальное, похоже, тебя не волнует? Впрочем, не отвечай, — благодушно улыбнулся Хаширама, — я не собираюсь лезть в личную жизнь моего братишки. Я даже доволен, на самом деле: это отличный пиар. Люди любят такое: трагическая любовь, запретные чувства, семейная вражда, все дела…
Комната закачалась у Тобирамы перед глазами. Медленно развернувшись, он направился к двери. Взгляд его мазнул по заваленному бумагами столу брата, выхватив написанную крупным почерком строчку: «Молилась ли ты на ночь, Тобизмона?..»
Нидайме был не в себе после разговора, ибо чем, кроме расстроенных чувств, можно объяснить то, что высококлассный шиноби поскользнулся во время прыжка и полетел с крыши вверх тормашками?
Что сгруппироваться не успевает, ухватиться не за что, а печати в непосредственной близости от защищённого самыми сильными техниками здания резиденции сработают с опозданием в несколько секунд, Тобирама сообразил слишком поздно. За мгновения полета Сенджу успел облиться холодным потом, в красках представить, что скажет Хаширама, услышав о позорной и бездарной смерти брата, и поклясться сделать что угодно для того, кто избавит его от подобной участи.
Резкий рывок почти у самой земли стал для него полной неожиданностью.
Тобирама увидел над собой лицо Учихи Мадары, вспомнил о своей недавней клятве и потерял сознание.
Нидайме был бледен и сидел прямо, словно кол проглотил. Мадара улыбался. Свечи таинственно мерцали, отражаясь в хрустальных гранях вазы. К накрытому на двоих ужину никто не прикоснулся. Приоткрытая дверь в спальню призывно темнела проёмом. Второй сглотнул, с трудом протолкнув застрявший в горле вязкий комок.
Слово Сенджу — нерушимое слово.
Увы, эта мантра плохо помогала в данных обстоятельствах. Хотелось плюнуть на честь клана и дать дёру.
«Закрой глаза и думай о Конохе»** и «Расслабься и получай удовольствие», звучащее в голове почему-то с интонациями Хаширамы, тоже не успокаивало.
— Тобирама, — томно произнёс глава клана Учиха, — я так рад, что ты согласился на эту встречу… и так рад, что ты внимательно отнёсся к моей просьбе.
«Просьбе?.. — вяло удивился Нидайме. — Ах да, он же просил прийти непременно в плаще Хокаге».
— Надеюсь, ты с пониманием отнесёшься к моей маленькой слабости, — продолжил Мадара, — ты не мог бы… не снимать этот наряд?
— Вообще? — тупо уточнил Тобирама.
— Ну… — Мадара смущённо отвел взгляд, — по крайней мере… хм… до утра?
Мысль, посетившая Сенджу, походила на озарение.
…Когда там Хаширама настоял на том, чтобы вступивший в должность младший брат непременно носил подобающую положению одежду?..
— Тебя что, — медленно, боясь спугнуть мелькнувшую догадку, произнёс Тобирама, — заводит эта тряпка?!!
Учиха Мадара, сильнейший воин и глава клана, один из Основателей, начальник полиции Конохи и так далее и тому подобное, залился краской по самые уши.
— Т-ты!!! — Сенджу не хватало воздуха, — Больной фетишист! Извращенец хренов! Чокнутый придурок! ДА ЗАБИРАЙ ЕГО СЕБЕ, к чёртовой матери, и дрочи на собственное отражение в зеркале!!!
Слово Сенджу — нерушимое слово.
В день инаугурации ярко светило солнце, и белый плащ почти сиял под лучами. Мадара довольно щурился на собравшуюся внизу толпу. Народу пришло много: ещё бы, такой повод. Вряд ли в ближайшую сотню лет произойдет ещё один такой беспрецедентный случай, как добровольный отказ от должности Хокаге в пользу другого человека.
Мадара ухмыльнулся. Главное — поставить перед собой цель и не отступать. Достаточно придумать хороший план и сосредоточить все силы на его выполнении, и считай, что успех у тебя в кармане. Хочешь быть Хокаге — так будь им. Хороший девиз для потомков.
Правда, такой план иногда чреват непредвиденными последствиями… Мадара скользнул задумчивым взглядом по расположившемуся на крыше резиденции роялю.
На стене перед театром красовался новый плакат, гласящий: «Мадрелло. Райгакурский мавр».
Да и силы самовнушения никто не отменял.
— Это та-аак романтично, — прошептал за спиной Учихи девичий голосок, — говорят, он отказался от поста из любви.
В конце концов, это и вправду неплохой пиар. Отличный способ повысить популярность — Мадара впервые сравнялся в этом с Хаширамой. Пускай мысль попробовать подобные отношения на собственном опыте никогда раньше не приходила ему в голову, Учиха никогда не страдал предрассудками. А людям, похоже, и вправду нравятся истории о запретной любви со счастливыми окончаниями…
…Так почему бы, собственно, и нет?
*Сямисэн – струнный музыкальный инструмент; серенады под окнами возлюбленной надо петь под его аккомпанемент.
** Вариант расхожей фразы «Закрой глаза и думай об Англии», которую, по слухам, сказали некоей английской королеве, которой достался на редкость непрезентабельный супруг.
@темы: драбблы, humour, слеш, лист, авторский, редкие пейринги
-
-
03.07.2010 в 17:34-
-
03.07.2010 в 17:57серафита
-
-
03.07.2010 в 20:35А Тобирама тут нечастная жертва сексуальных домогательств)
Спасибо, что прочли.
-
-
04.07.2010 в 23:46-
-
05.07.2010 в 12:24