One batch, two batch. Penny and dime.
Название: Принцесса клана Сенджу.
Автор: Леориэль
Бета: Несметана
Персонажи: Нидайме, саннины. Хаширама Сенджу, Учиха Мадара упоминаются.
Рейтинг: PG
Жанр: драма, ангст
Предупреждения: в силу кончины почти всех упоминаемых персонажей возможен ангст и нечеловеческий пафос. Автор перечитывала на ночь мангу, что строго не рекомендуется для душевного здравия.
Дисклеймер: за правами обращаться к Кишимото.
От автора: Когда Кишимото подробно расскажет про детство и родителей Цунаде или про Нидайме, то я поставлю АУ.
читать дальшеИногда кажется, что Сенджу Хаширамы никогда не существовало. Он не был человеком из плоти и крови, только лицом, вырезанным на скале. Легенда прекратила раздоры среди шиноби, легенда объединила кланы под своей властью и смогла смирить даже гордость Учих, легенда стала первым Хокаге и одержала победу над Учихой Мадарой. Он умер за Коноху - все, что помнит Цунаде о деде.
Нидайме совсем не такой. В ее памяти он всегда смеется, треплет по макушке и называет хулиганкой – самый лучший на свете комплимент. Нидайме мог быть хмурым и суровым, когда назначил Учих военной полицией или спланировал очередную военную компанию. Нидайме мог быть жестоким: к предателям, шпионам и врагам, он нередко лично ходил на допросы. И под его ледяным взглядом преступники выдавали все, что хотели скрыть. Нидайме мог быть каким угодно, но только когда был Нидайме. В другое время он оставался любимым дедушкой.
Нидайме любил говорить. В умении трепать языком, по слухам, он превосходил даже Первого. «Старшего Сенджу хотелось слушать, младшего Сенджу хочется поскорее заткнуть» - слышала как-то раз Цунаде. Когда она рассказала об этом дедушке, дедушка долго смеялся и пообещал никого не наказывать. «Что с Учих возьмешь?».
Нидайме умел рассказывать. «Это Учихи, наверное, никогда никого не слушали», - думала Цунаде. В его историях Сенджу Хаширама меньше всего походил на легенду или портрет на скале, а Учиха Мадара не выглядел таким страшным. Они просто были… такими, какими были. Строили интриги, затевали войны, объединяли земли и в какой-то момент из соперников стали друзьями. Иногда дедушка расщедривался даже на замечания о клане Учих. «Эти гордые придурки с шаринганом готовы уступать дорогу бродячей кошке… я думал Хаширама шутит!». Корректность в выражениях не была отличительной чертой дедушки – Цунаде это нисколько не мешало.
Нидайме мог рассказывать о чем угодно: Сенджу, клановых техниках или нудных обязанностях Хокаге. В его исполнении скучнейшая официальная процедура превращалась в увлекательную юмористическую историю. «А Хьюги… принцесса, ты просто не представляешь, какие у них были лица, когда я это сказал» - Цунаде не смогла представить, но долго смеялась над выразительными гримасами. Нидайме любил свою двоюродную внучку, правда, сам никогда не женился. «Зачем мне, принцесса? Вот вырастешь, я на тебе женюсь. Вот возьму и женюсь, никого не слушая! В клановые отношения Хьюг и Учих я никогда не лез. Кто с их геномами знает - может, они там с сестрами спят?».
Нидайме мог часами рассказывать о Сенджу Хашираме. Только никогда не говорил о его смерти.
Хаширама Сенджу погиб в очередной войне. А Нидайме всегда был рядом. Уверенный, насмешливый и надежный. Он не собирался умирать – «надо быть полным идиотом, чтобы героически сдохнуть за Коноху». Когда Годайме была маленькой девочкой, она еще верила обещаниям.
С дедушкой оказалось проще, чем с отцом или мамой. К отцу можно было сходить разве что на могилу, а с мамой сложно было первой заговорить.
Все слезы, обиды и разбитые коленки доставались Нидайме. Цунаде была избалованным ребенком. Таких редко жалуют, когда рядом нет взрослых. Девчонки ее не любили, а мальчишки дразнили принцессой и вздыхали, что женитьба на ней прилагается к посту Хокаге. Кто иначе на нее польстится?
Нидайме научил ее драться. Без слез, визга и цепляния за волосы, чем всегда заканчиваются девчоночьи драки с приходом родителей. Второй умел подходить к важным делам серьезно: научив внучку драться, он научил ее и убивать. В Цунаде иногда просыпалась хладнокровие древесного клана. «Ты Сенджу. Ты наша, принцесса, и не стоит про это забывать. Сенджу не оставляют врагов в живых». Внучка Первого не угрожала – она била наверняка. Одного удара оказывалось достаточно, чтобы прекратить оскорбления и дать урок болтунам. В уличной драке Цунаде неизменно оказывалась среди лучших. Девчонки стали обходить ее стороной, мальчишки начали уважать, а мама едва не придушила Нидайме за дурацкое чувство юмора и полнейшую безответственность. Впрочем, безответственность была только внешней. Поставив основные удары, дедушка взял с нее обещание. Цунаде всегда била всерьез, но до первого задания никогда не била насмерть. Использовать для ударов чакру ее научил уже Сарутоби.
«Но, дедушка, они все равно дразнят меня принцессой», – пожаловалась однажды Цунаде, набравшись смелости. Нидайме опять смеялся, как над какой-то забавной шуткой. «А чего обижаться, принцесса? Ты ведь и есть моя принцесса. Они просто этого не знают».
Нидайме научил ее играть в карты. Объясняя правила очередного вида покера, он признался, что «будь здесь Хаширама, он бы тебя чему умному научил. Сёги там, го». Все, что Нидайме знал об этих играх: не стоило играть в них с Сенджу Хаширамой. Как и в карты с Учихой Мадарой. При упоминании карт и Мадары дедушка смущался и категорически отказывался говорить, что именно проиграл. «Наверное, дедушка сильно его ругал», - решила Цунаде.
«Мне в карты никогда не везет. Представляешь, принцесса, совсем не везет: ни в любви, ни в жизни, ни в картах. Если в чем повезет, то явно не к добру. Хаширама, счастливчик, всю удачу себе забрал. Ну, а мне так, остатки». Как выяснилось много позже, карточная удача и наследников клана Сенджу обходила по кривой дуге.
«Карты… они ж как бабы», - многозначительно изрек Нидайме, отпивая очередной глоток саке. – «Отвлекают они. Когда, знаешь, принцесса, бывает так… ну, что совсем невмоготу. Закрываешь глаза, а он там стоит и улыбается. Живой. Придурок. И вроде выть ты не можешь, а хочется… вот тогда идешь и проигрываешь все в ноль. До последней монеты. Мне Хаширама и запретил играть… ну, после того случая с Учихой... ладно, вырастешь - расскажу. Но саке учить пить не буду! И не проси. Принцессы, им пить не положено… Может, еще разок?».
Единственный раз Цунаде видела деда сильно пьяным, но ничего никому не сказала.
Он научил ее драться и играть в карты. Пить саке Цунаде научилась сама.
Нидайме крайне редко отказывался от своих слов. Сложно было определить, что он говорит всерьез, а что только в шутку. В соседних деревнях его не любили за то, что слова Хокаге совершенно невозможно было истолковать однозначно. Одна и та же фраза могла содержать одобрение, угрозу или насмешку, или все это одновременно. «Старшему Сенджу палец в рот не клади, младший Сенджу откусит его до того, как поднесешь».
Когда Нидайме «геройски сдох за Коноху», нарушив собственное обещание, Цунаде последовала его старому совету и проигралась в карты. Наследство Сенджу стало вполовину меньше. Когда не стало Наваки, она проиграла оставшуюся часть и запретила напоминать ей имя клана. Принцесса Сенджу стала просто Цунаде.
Когда Цунаде впервые увидела Орочимару, она подумала, что у них есть что-то общее. И влюбилась. Цунаде дралась, как мальчишка, и за слова «плоская, как доска» сразу давала в глаз. Девчонки ее не любили. Зато они любили Орочимару и бегали за ним так же отчаянно, как годы спустя их внучки будут бегать за Учихой Саске. Мальчишки юного гения со смазливой мордашкой не жаловали и за глаза дразнили девчонкой. Цунаде за девчонку они категорически отказывались признавать. И быстро смекнули, что воровать яблоки в компании внучки Хокаге гораздо безопасней. Порой Цунаде казалось, что Дзирайя единственный из них был нормальным. До того, как получил в команде статус «проклятого извращенца». Ну, и пару сломанных ребер лично от Цунаде – нечего было подглядывать.
Так бывает, наверное, во всех командах. Дзирайя бегал за Цунаде, Цунаде бегала за Орочимару, а Орочимару молча читал книжки, изучал новые техники и думал, почему ему достались одни идиоты. Причем откровенно слабые. Практичная внучка Хокаге попыталась извлечь из несчастной любви пользу. Она дала себе слово вместо глупых вздохов каждый раз тренировать контроль чакры. Если считать ее технику почти безупречной, то в борьбе с собственными чувствами куноичи одержала верх. Какое слово дал Дзирайя, Цунаде не знала и не успела спросить.
Сарутоби мог бы удивиться, узнав, что большая часть их успехов и достижений - заслуга не его таланта педагога, а сволочного характера его любимого ученика. А может, он и знал.
Орочимару было плевать на товарищей по команде. Те рьяно принялись доказывать, что на них стоит обращать внимание, и не заметили, как сумели сдружиться. Когда Дзирайя и Цунаде устроили гениальному ученику Сарутоби засаду и разукрасили смазливую физиономию, юное дарование задумалось о пользе совместных тренировок. Теперь каждый, кто по неосторожности называл Орочимару девчонкой, рисковал испробовать кулаки троих.
Цунаде мальчишкой мог назвать… только слепой. У Дзирайи появилась раздражающая привычка внимательно на нее смотреть и рисовать в блокноте. Одного фингала под глазом и сломанной челюсти ему хватило, чтобы оставить карьеру художника, а может, подействовала угроза переломать пальцы. Потом Орочимару рассказал Цунаде, что теперь Дзирайя пишет рассказы. Пока она не наткнулась на разбросанные по комнате черновики, то думала, что о природе – великий писатель твердо на этом настаивал. Ну, природа там тоже была… иногда. Наравне с блондинкой и брюнеткой, обществом которых наслаждался главный герой.
Они были совершенно непохожи. Во многом. Орочимару мечтал стать Хокаге. Дзирайя говорил, что никто его стать Хокаге не заставит, а если Хокаге станет Орочимару, он переедет жить в Туман. Цунаде со смехом смотрела на их перепалки и вслух замечала, что если Хокаге становятся одни придурки, то у них неплохие шансы.
Цунаде ненавидела войну. Война с легкостью забрала жизни Первого и Второго. Война сделала из них великих саннинов.
В стране Дождя пахло кровью, смертью и сырой водой. Они сражались под палящим солнцем, выполняли миссии в Песке, Чае, Тумане… да мало ли где еще. Но запах крови и воды всегда оставался.
Каждый знает, что шиноби лишь инструменты, фишки в великих играх. «Ты точно хочешь стать шиноби, принцесса?» - недовольно хмурился Второй. Каждый знает, что шиноби умеют убивать. На войне стоит опасаться даже малых детей. Каждый знает, что шиноби не знают жалости. Они убивали раньше и делали это без колебаний. Все было так просто. Раньше.
Орочимару предложил сосчитать убитых врагов, но сбился после десятка и отвел от глаза. Дзирайя неотрывно смотрел на мертвую куноичи селения Дождя. У нее были длинные черные волосы и красивые черты лица. Если бы не Орочимару, Дзирайя лежал бы на ее месте. У Цунаде перед глазами плыла сплошная алая пелена.
Дождь словно собрался им отомстить – стереть с лица земли. Потоки воды смывали кровь, с волос лилось ручьем, одежда промокла насквозь. Сознание меркло от усталости, в голове царила пустота, а Цунаде было абсолютно все равно. Пьяный азарт боя исчез, оставалось наслаждаться похмельем. «Сейчас я упаду и ничем не буду от них отличаться. Но тогда в команде не будет медика. Поэтому мне нельзя падать». Орочимару рядом смеялся. Смех выходил хриплым, каркающим, нелепым. Орочимару никогда не смеялся. Орочимару всегда сохранял спокойствие. «Пожалуйста, пусть он не рехнется. Пусть они оба не рехнутся. Я не смогу тогда». Дзирайя молчал и стоял неподвижно, походил на мраморную статую. Это казалось еще более диким, чем смех Орочимару. Они рехнулись все трое, и в Коноху некому возвращаться. Миссия выполнена, но шиноби Листа здесь больше нет. Они никогда не убивали… стольких.
Дзирайя ничего не сказал, просто сграбастал товарищей по команде и потащил в сторону какой-то гостиницы. «Сейчас мы будет пить. Потом еще раз пить. И еще. Пока не забудем это проклятое задание вместе с проклятой страной!». Наверное, Дзирайя сказал это вслух. Или должен был сказать. Или они научились читать мысли. Дорога до гостиницы не была долгой. Саке было… оно просто было. А потом и правда пришла обещанная другом пустота. Цунаде забыла. Все.
Утро выдалось паршивым. Голова болела нещадно, веки с трудом поднимались, а память отказывалась отвечать. Но вокруг было тепло и хорошо, уютно. Только затекли руки, и теплота была какой-то странной - неправильной для гостиничного одеяла.
Цунаде всегда спала с краю. Так гораздо проще незаметно ускользнуть и не слушать вопросов. Остается только встать, одеться и позорно сбежать за дверь. В лицо случайному любовнику смотреть не обязательно. Дзирайя наверняка снял девицу, а Орочимару сейчас каллиграфически аккуратно вырисовывает иероглифы в отчете. По неизвестной причине все девицы, пытавшие волочиться за Орочимару, оказывались в постели Дзирайи.
Цунаде была внучкой Первого, кроме того славилась идеальным контролем над чакрой. Поэтому она не стала кричать. Ни Джирайю, ни Орочимару не понадобилось искать: первый лежал посередине ее кровати, а второй – на другом краю и задумчиво изучал паутину на гостиничном потолке: очевидно, он проснулся первым. Встретившись с гипнотизирующими змеиными глазами, Цунаде набралась смелости шепотом спросила:
- Вчера не было ничего?
- Ничего, - эхом ответил невозмутимый голос. Вчера Орочимару хрипло смеялся и стоял под дождем, а Цунаде хотела умереть. И Дзирайя их спас. Дзирайя всегда их спасает.
- Давай не будем его будить? – предложила Цунаде, убирая руку со своей груди. Раньше можно было назвать его извращенцем и дать по рукам или разбудить и обвинить, что он их споил и затащил в постель. Раньше было проще. Сейчас почему-то казалось нельзя.
- И ничего ведь не было, так? Поэтому мы… мы просто забудем.
- Забудем, - не стал возражать Орочимару. Цунаде показалось, что она разговаривает с маской. Той самой, которую он придумал, пока смотрел в свой потолок. Орочимару всегда просыпался очень рано, а они с Дзирайей нередко опаздывали на миссии.
- Ты тоже ничего не помнишь? – вдруг спросила Цунаде. Как будто, если она услышит правду, это что-то изменит. Они были чуть живые и пьяные в стельку - ничего не могло быть.
- Ничего, - Орочимару, не меняя интонации, повторил прежний ответ и встал с кровати.
Цунаде в оцепенении минуту смотрела на бледную кожу, длинные, как у девчонки, волосы, змеиные глаза, а потом отвернулась и начала одеваться.
Из гостиничного номера они вышли вместе, не забыв накрыть спящего Дзирайю одеялом. Откуда-то пришла глупая мысль, что они его просто бросили. Сбежали, отогревшись от чужого костра.
Потом они пили самый крепкий в гостинице кофе и старались не смотреть друг другу в глаза. Дзирайя не сказал ничего. Может быть, посчитал случившееся сладким сном или ничего не смог вспомнить. А может, написал об этом в одном из своих романов – Цунаде же не читала их все.
Позже у Годайме остался один вопрос к предателю деревни Листа и бывшему товарищу по команде. Он жалел когда-нибудь, что не остался? И еще, почему никогда не говорил, что на него почти не действует алкоголь.
На войне все было просто. На ней оживали кошмары, а им оставалось только выживать: стать единым целом в бою, по движениям читать мысли, искать способы вылить куда-то адреналин и азарт после. Джирайя пил и спал с женщинами. Цунаде пила и проигрывала в карты. Орочимару по-прежнему читал книги и гнался за силой и новыми техниками. А еще иногда разговаривал с родителями соблазненных девиц или платил карточные долги. Никто не спрашивал зачем.
На войне не оставалось места лишнему. Эмоции и мысли казались как никогда настоящими. И не хватало времени для глупых вопросов. Наверное, они были счастливы именно там.
Иногда с поля боя их вытаскивала Цунаде. Проклинала подгибающиеся ноги, ломящую спину. Наедине с собой проще ругаться, глядя на два бесчувственных тела, встревоженным взглядом медика осматривать раны, называть их идиотами. Плакать, пока никто не видит, тоже хорошо.
Иногда эта обязанность доставалась Дзирайе. Он находил в глуши лучшую гостиницу, требовал к товарищам максимального внимания и укладывал их в постель. Потом выбирал девицу пофигуристей и брал с собой в номер бутылку саке. У каждого свой способ скрашивать одиночество.
Иногда это был Орочимару. Как проводил вечер он, донеся товарищей до кроватей, Цунаде не узнала никогда. Орочимару принимал тихое «спасибо» и молчал – он никогда не был любителем болтать. Если говорил, то резко и по делу, всем своим видом показывая, что меньше всего ему интересна пустая болтовня.
Хотя однажды Орочимару изменил привычной безразличности и задал Цунаде вопрос, больше подходящий маленькому ребенку.
- Мы же не можем просто взять и умереть?
Цунаде проиграла в карты и приканчивала первую бутылку. Цунаде была медиком – медики циничны.
- Кто тебе такую чушь сказал?
Орочимару улыбнулся. Видеть улыбающегося Орочимару было очень странно, хотелось вернуть привычного хладнокровного ублюдка обратно. С ним она знала, как себя вести.
- Все умрут. Я, ты, Дзирайя, детишки, Каге и простые шиноби. Может, нам удастся, как Первому и Второму, геройски сдохнуть за Коноху – сложат идиотскую легенду про великих саннинов. Или нас найдут в грязной канаве. Никакой разницы. Все умрут, ясно?
Цунаде редко бывала грубой. Но усталости и злости накопилось слишком много.
- Я собираюсь найти способ жить вечно, - спокойно известил ее Орочимару. Цунаде засмеялась и решила, что товарищ пьян. Или накурился дешевой дряни у одного из местных. Орочимару никогда не был сумасшедшим.
- Ты рехнулся. Как найдешь, свистни.
Цунаде залпом допила бутылку с горла и забыла про разговор.
Много лет спустя, когда Орочимару предложил воскресить Наваки и Дана, она подумала, что у ублюдка хорошая память. И похожи они с Орочимару гораздо больше, чем ей бы хотелось.
Вечерами Цунаде смотрела в потолок и думала, что должна придумать хоть что-то. Дзирайя писал романы, Орочимару сидел в лаборатории - они встречались только на миссиях. Надоедавшие совместные пьянки позабылись. «Я должна все это исправить», - пообещала Цунаде.
Они были больше, чем друзьями, родными и любовниками. Они просто не заметили, как сумели стать друг для друга необходимыми. Невозможно было представить, как это – идти на миссию в одиночку или с теми, кто не знает каждый твой шаг. Другие шиноби Листа не стали врагами, они просто были лишними. С ними не приходилось делить бой, раны или чужую смерть, им было не понять.
Они подошли слишком близко. Подойти еще ближе означало потерять свободу, отойти назад – постепенно все разрушить. Великие саннины испугались и, словно опасаясь засады, стали медленно отступать.
«Знаешь, принцесса, обо что сломалась дружба двух отцов Конохи?» - спросил однажды Нидайме. «Они просто подошли слишком близко, привыкнув в извечной вражде прикрывать друг другу спины. Ни у кого не хватило гордости отойти». С годами Сенджу изменились – Цунаде сбежала первой.
Потом появился Дан. Светлый, любящий, живой. Солнце выбило все мысли из головы и заставило забыть обо всем на свете. Когда солнца не стало, оставаться не было больше причин.
С раннего детства Цунаде знала, что кресло Хокаге жесткое, неудобное и от него куча проблем. Нидайме расписывал будни главы Листа в красках. Орочимару мечтал стать Хокаге, Дзирайя мечтал не стать. Годайме стала именно она.
«Я больше не саннин! Я Пятая Хокаге и Легендарная Неудачница» - издать первым приказом подобное было бы глупо. Цунаде не была маленькой девочкой, и Дзирайя - единственный, кто шутливо называл ее принцессой. Одно осталось неизменным с тех пор. Сенджу также не везло ни в любви, ни в жизни, ни в картах. Удача и впрямь любила Хашираму слишком сильно. Люди же, которых любили Сенджу, всегда уходили быстро. Похоже на древнее проклятие.
Орочимару, Дзирайя… интересно, кто-нибудь заметил исчезновение великих саннинов?
Цунаде сбежала раньше всех, а осталась последней.
- Хокаге-сама, на нас напали Акацуки! – вбежали в кабинет Сакура и Шизуне. Подруг у Годайме по-прежнему не было – только ученицы.
«Надо быть полным идиотом, чтобы героически сдохнуть за Коноху, да?» - усмехнулась принцесса в лицо смерти.
Автор: Леориэль
Бета: Несметана
Персонажи: Нидайме, саннины. Хаширама Сенджу, Учиха Мадара упоминаются.
Рейтинг: PG
Жанр: драма, ангст
Предупреждения: в силу кончины почти всех упоминаемых персонажей возможен ангст и нечеловеческий пафос. Автор перечитывала на ночь мангу, что строго не рекомендуется для душевного здравия.
Дисклеймер: за правами обращаться к Кишимото.
От автора: Когда Кишимото подробно расскажет про детство и родителей Цунаде или про Нидайме, то я поставлю АУ.
читать дальшеИногда кажется, что Сенджу Хаширамы никогда не существовало. Он не был человеком из плоти и крови, только лицом, вырезанным на скале. Легенда прекратила раздоры среди шиноби, легенда объединила кланы под своей властью и смогла смирить даже гордость Учих, легенда стала первым Хокаге и одержала победу над Учихой Мадарой. Он умер за Коноху - все, что помнит Цунаде о деде.
Нидайме совсем не такой. В ее памяти он всегда смеется, треплет по макушке и называет хулиганкой – самый лучший на свете комплимент. Нидайме мог быть хмурым и суровым, когда назначил Учих военной полицией или спланировал очередную военную компанию. Нидайме мог быть жестоким: к предателям, шпионам и врагам, он нередко лично ходил на допросы. И под его ледяным взглядом преступники выдавали все, что хотели скрыть. Нидайме мог быть каким угодно, но только когда был Нидайме. В другое время он оставался любимым дедушкой.
Нидайме любил говорить. В умении трепать языком, по слухам, он превосходил даже Первого. «Старшего Сенджу хотелось слушать, младшего Сенджу хочется поскорее заткнуть» - слышала как-то раз Цунаде. Когда она рассказала об этом дедушке, дедушка долго смеялся и пообещал никого не наказывать. «Что с Учих возьмешь?».
Нидайме умел рассказывать. «Это Учихи, наверное, никогда никого не слушали», - думала Цунаде. В его историях Сенджу Хаширама меньше всего походил на легенду или портрет на скале, а Учиха Мадара не выглядел таким страшным. Они просто были… такими, какими были. Строили интриги, затевали войны, объединяли земли и в какой-то момент из соперников стали друзьями. Иногда дедушка расщедривался даже на замечания о клане Учих. «Эти гордые придурки с шаринганом готовы уступать дорогу бродячей кошке… я думал Хаширама шутит!». Корректность в выражениях не была отличительной чертой дедушки – Цунаде это нисколько не мешало.
Нидайме мог рассказывать о чем угодно: Сенджу, клановых техниках или нудных обязанностях Хокаге. В его исполнении скучнейшая официальная процедура превращалась в увлекательную юмористическую историю. «А Хьюги… принцесса, ты просто не представляешь, какие у них были лица, когда я это сказал» - Цунаде не смогла представить, но долго смеялась над выразительными гримасами. Нидайме любил свою двоюродную внучку, правда, сам никогда не женился. «Зачем мне, принцесса? Вот вырастешь, я на тебе женюсь. Вот возьму и женюсь, никого не слушая! В клановые отношения Хьюг и Учих я никогда не лез. Кто с их геномами знает - может, они там с сестрами спят?».
Нидайме мог часами рассказывать о Сенджу Хашираме. Только никогда не говорил о его смерти.
Хаширама Сенджу погиб в очередной войне. А Нидайме всегда был рядом. Уверенный, насмешливый и надежный. Он не собирался умирать – «надо быть полным идиотом, чтобы героически сдохнуть за Коноху». Когда Годайме была маленькой девочкой, она еще верила обещаниям.
С дедушкой оказалось проще, чем с отцом или мамой. К отцу можно было сходить разве что на могилу, а с мамой сложно было первой заговорить.
Все слезы, обиды и разбитые коленки доставались Нидайме. Цунаде была избалованным ребенком. Таких редко жалуют, когда рядом нет взрослых. Девчонки ее не любили, а мальчишки дразнили принцессой и вздыхали, что женитьба на ней прилагается к посту Хокаге. Кто иначе на нее польстится?
Нидайме научил ее драться. Без слез, визга и цепляния за волосы, чем всегда заканчиваются девчоночьи драки с приходом родителей. Второй умел подходить к важным делам серьезно: научив внучку драться, он научил ее и убивать. В Цунаде иногда просыпалась хладнокровие древесного клана. «Ты Сенджу. Ты наша, принцесса, и не стоит про это забывать. Сенджу не оставляют врагов в живых». Внучка Первого не угрожала – она била наверняка. Одного удара оказывалось достаточно, чтобы прекратить оскорбления и дать урок болтунам. В уличной драке Цунаде неизменно оказывалась среди лучших. Девчонки стали обходить ее стороной, мальчишки начали уважать, а мама едва не придушила Нидайме за дурацкое чувство юмора и полнейшую безответственность. Впрочем, безответственность была только внешней. Поставив основные удары, дедушка взял с нее обещание. Цунаде всегда била всерьез, но до первого задания никогда не била насмерть. Использовать для ударов чакру ее научил уже Сарутоби.
«Но, дедушка, они все равно дразнят меня принцессой», – пожаловалась однажды Цунаде, набравшись смелости. Нидайме опять смеялся, как над какой-то забавной шуткой. «А чего обижаться, принцесса? Ты ведь и есть моя принцесса. Они просто этого не знают».
Нидайме научил ее играть в карты. Объясняя правила очередного вида покера, он признался, что «будь здесь Хаширама, он бы тебя чему умному научил. Сёги там, го». Все, что Нидайме знал об этих играх: не стоило играть в них с Сенджу Хаширамой. Как и в карты с Учихой Мадарой. При упоминании карт и Мадары дедушка смущался и категорически отказывался говорить, что именно проиграл. «Наверное, дедушка сильно его ругал», - решила Цунаде.
«Мне в карты никогда не везет. Представляешь, принцесса, совсем не везет: ни в любви, ни в жизни, ни в картах. Если в чем повезет, то явно не к добру. Хаширама, счастливчик, всю удачу себе забрал. Ну, а мне так, остатки». Как выяснилось много позже, карточная удача и наследников клана Сенджу обходила по кривой дуге.
«Карты… они ж как бабы», - многозначительно изрек Нидайме, отпивая очередной глоток саке. – «Отвлекают они. Когда, знаешь, принцесса, бывает так… ну, что совсем невмоготу. Закрываешь глаза, а он там стоит и улыбается. Живой. Придурок. И вроде выть ты не можешь, а хочется… вот тогда идешь и проигрываешь все в ноль. До последней монеты. Мне Хаширама и запретил играть… ну, после того случая с Учихой... ладно, вырастешь - расскажу. Но саке учить пить не буду! И не проси. Принцессы, им пить не положено… Может, еще разок?».
Единственный раз Цунаде видела деда сильно пьяным, но ничего никому не сказала.
Он научил ее драться и играть в карты. Пить саке Цунаде научилась сама.
Нидайме крайне редко отказывался от своих слов. Сложно было определить, что он говорит всерьез, а что только в шутку. В соседних деревнях его не любили за то, что слова Хокаге совершенно невозможно было истолковать однозначно. Одна и та же фраза могла содержать одобрение, угрозу или насмешку, или все это одновременно. «Старшему Сенджу палец в рот не клади, младший Сенджу откусит его до того, как поднесешь».
Когда Нидайме «геройски сдох за Коноху», нарушив собственное обещание, Цунаде последовала его старому совету и проигралась в карты. Наследство Сенджу стало вполовину меньше. Когда не стало Наваки, она проиграла оставшуюся часть и запретила напоминать ей имя клана. Принцесса Сенджу стала просто Цунаде.
Когда Цунаде впервые увидела Орочимару, она подумала, что у них есть что-то общее. И влюбилась. Цунаде дралась, как мальчишка, и за слова «плоская, как доска» сразу давала в глаз. Девчонки ее не любили. Зато они любили Орочимару и бегали за ним так же отчаянно, как годы спустя их внучки будут бегать за Учихой Саске. Мальчишки юного гения со смазливой мордашкой не жаловали и за глаза дразнили девчонкой. Цунаде за девчонку они категорически отказывались признавать. И быстро смекнули, что воровать яблоки в компании внучки Хокаге гораздо безопасней. Порой Цунаде казалось, что Дзирайя единственный из них был нормальным. До того, как получил в команде статус «проклятого извращенца». Ну, и пару сломанных ребер лично от Цунаде – нечего было подглядывать.
Так бывает, наверное, во всех командах. Дзирайя бегал за Цунаде, Цунаде бегала за Орочимару, а Орочимару молча читал книжки, изучал новые техники и думал, почему ему достались одни идиоты. Причем откровенно слабые. Практичная внучка Хокаге попыталась извлечь из несчастной любви пользу. Она дала себе слово вместо глупых вздохов каждый раз тренировать контроль чакры. Если считать ее технику почти безупречной, то в борьбе с собственными чувствами куноичи одержала верх. Какое слово дал Дзирайя, Цунаде не знала и не успела спросить.
Сарутоби мог бы удивиться, узнав, что большая часть их успехов и достижений - заслуга не его таланта педагога, а сволочного характера его любимого ученика. А может, он и знал.
Орочимару было плевать на товарищей по команде. Те рьяно принялись доказывать, что на них стоит обращать внимание, и не заметили, как сумели сдружиться. Когда Дзирайя и Цунаде устроили гениальному ученику Сарутоби засаду и разукрасили смазливую физиономию, юное дарование задумалось о пользе совместных тренировок. Теперь каждый, кто по неосторожности называл Орочимару девчонкой, рисковал испробовать кулаки троих.
Цунаде мальчишкой мог назвать… только слепой. У Дзирайи появилась раздражающая привычка внимательно на нее смотреть и рисовать в блокноте. Одного фингала под глазом и сломанной челюсти ему хватило, чтобы оставить карьеру художника, а может, подействовала угроза переломать пальцы. Потом Орочимару рассказал Цунаде, что теперь Дзирайя пишет рассказы. Пока она не наткнулась на разбросанные по комнате черновики, то думала, что о природе – великий писатель твердо на этом настаивал. Ну, природа там тоже была… иногда. Наравне с блондинкой и брюнеткой, обществом которых наслаждался главный герой.
Они были совершенно непохожи. Во многом. Орочимару мечтал стать Хокаге. Дзирайя говорил, что никто его стать Хокаге не заставит, а если Хокаге станет Орочимару, он переедет жить в Туман. Цунаде со смехом смотрела на их перепалки и вслух замечала, что если Хокаге становятся одни придурки, то у них неплохие шансы.
Цунаде ненавидела войну. Война с легкостью забрала жизни Первого и Второго. Война сделала из них великих саннинов.
В стране Дождя пахло кровью, смертью и сырой водой. Они сражались под палящим солнцем, выполняли миссии в Песке, Чае, Тумане… да мало ли где еще. Но запах крови и воды всегда оставался.
Каждый знает, что шиноби лишь инструменты, фишки в великих играх. «Ты точно хочешь стать шиноби, принцесса?» - недовольно хмурился Второй. Каждый знает, что шиноби умеют убивать. На войне стоит опасаться даже малых детей. Каждый знает, что шиноби не знают жалости. Они убивали раньше и делали это без колебаний. Все было так просто. Раньше.
Орочимару предложил сосчитать убитых врагов, но сбился после десятка и отвел от глаза. Дзирайя неотрывно смотрел на мертвую куноичи селения Дождя. У нее были длинные черные волосы и красивые черты лица. Если бы не Орочимару, Дзирайя лежал бы на ее месте. У Цунаде перед глазами плыла сплошная алая пелена.
Дождь словно собрался им отомстить – стереть с лица земли. Потоки воды смывали кровь, с волос лилось ручьем, одежда промокла насквозь. Сознание меркло от усталости, в голове царила пустота, а Цунаде было абсолютно все равно. Пьяный азарт боя исчез, оставалось наслаждаться похмельем. «Сейчас я упаду и ничем не буду от них отличаться. Но тогда в команде не будет медика. Поэтому мне нельзя падать». Орочимару рядом смеялся. Смех выходил хриплым, каркающим, нелепым. Орочимару никогда не смеялся. Орочимару всегда сохранял спокойствие. «Пожалуйста, пусть он не рехнется. Пусть они оба не рехнутся. Я не смогу тогда». Дзирайя молчал и стоял неподвижно, походил на мраморную статую. Это казалось еще более диким, чем смех Орочимару. Они рехнулись все трое, и в Коноху некому возвращаться. Миссия выполнена, но шиноби Листа здесь больше нет. Они никогда не убивали… стольких.
Дзирайя ничего не сказал, просто сграбастал товарищей по команде и потащил в сторону какой-то гостиницы. «Сейчас мы будет пить. Потом еще раз пить. И еще. Пока не забудем это проклятое задание вместе с проклятой страной!». Наверное, Дзирайя сказал это вслух. Или должен был сказать. Или они научились читать мысли. Дорога до гостиницы не была долгой. Саке было… оно просто было. А потом и правда пришла обещанная другом пустота. Цунаде забыла. Все.
Утро выдалось паршивым. Голова болела нещадно, веки с трудом поднимались, а память отказывалась отвечать. Но вокруг было тепло и хорошо, уютно. Только затекли руки, и теплота была какой-то странной - неправильной для гостиничного одеяла.
Цунаде всегда спала с краю. Так гораздо проще незаметно ускользнуть и не слушать вопросов. Остается только встать, одеться и позорно сбежать за дверь. В лицо случайному любовнику смотреть не обязательно. Дзирайя наверняка снял девицу, а Орочимару сейчас каллиграфически аккуратно вырисовывает иероглифы в отчете. По неизвестной причине все девицы, пытавшие волочиться за Орочимару, оказывались в постели Дзирайи.
Цунаде была внучкой Первого, кроме того славилась идеальным контролем над чакрой. Поэтому она не стала кричать. Ни Джирайю, ни Орочимару не понадобилось искать: первый лежал посередине ее кровати, а второй – на другом краю и задумчиво изучал паутину на гостиничном потолке: очевидно, он проснулся первым. Встретившись с гипнотизирующими змеиными глазами, Цунаде набралась смелости шепотом спросила:
- Вчера не было ничего?
- Ничего, - эхом ответил невозмутимый голос. Вчера Орочимару хрипло смеялся и стоял под дождем, а Цунаде хотела умереть. И Дзирайя их спас. Дзирайя всегда их спасает.
- Давай не будем его будить? – предложила Цунаде, убирая руку со своей груди. Раньше можно было назвать его извращенцем и дать по рукам или разбудить и обвинить, что он их споил и затащил в постель. Раньше было проще. Сейчас почему-то казалось нельзя.
- И ничего ведь не было, так? Поэтому мы… мы просто забудем.
- Забудем, - не стал возражать Орочимару. Цунаде показалось, что она разговаривает с маской. Той самой, которую он придумал, пока смотрел в свой потолок. Орочимару всегда просыпался очень рано, а они с Дзирайей нередко опаздывали на миссии.
- Ты тоже ничего не помнишь? – вдруг спросила Цунаде. Как будто, если она услышит правду, это что-то изменит. Они были чуть живые и пьяные в стельку - ничего не могло быть.
- Ничего, - Орочимару, не меняя интонации, повторил прежний ответ и встал с кровати.
Цунаде в оцепенении минуту смотрела на бледную кожу, длинные, как у девчонки, волосы, змеиные глаза, а потом отвернулась и начала одеваться.
Из гостиничного номера они вышли вместе, не забыв накрыть спящего Дзирайю одеялом. Откуда-то пришла глупая мысль, что они его просто бросили. Сбежали, отогревшись от чужого костра.
Потом они пили самый крепкий в гостинице кофе и старались не смотреть друг другу в глаза. Дзирайя не сказал ничего. Может быть, посчитал случившееся сладким сном или ничего не смог вспомнить. А может, написал об этом в одном из своих романов – Цунаде же не читала их все.
Позже у Годайме остался один вопрос к предателю деревни Листа и бывшему товарищу по команде. Он жалел когда-нибудь, что не остался? И еще, почему никогда не говорил, что на него почти не действует алкоголь.
На войне все было просто. На ней оживали кошмары, а им оставалось только выживать: стать единым целом в бою, по движениям читать мысли, искать способы вылить куда-то адреналин и азарт после. Джирайя пил и спал с женщинами. Цунаде пила и проигрывала в карты. Орочимару по-прежнему читал книги и гнался за силой и новыми техниками. А еще иногда разговаривал с родителями соблазненных девиц или платил карточные долги. Никто не спрашивал зачем.
На войне не оставалось места лишнему. Эмоции и мысли казались как никогда настоящими. И не хватало времени для глупых вопросов. Наверное, они были счастливы именно там.
Иногда с поля боя их вытаскивала Цунаде. Проклинала подгибающиеся ноги, ломящую спину. Наедине с собой проще ругаться, глядя на два бесчувственных тела, встревоженным взглядом медика осматривать раны, называть их идиотами. Плакать, пока никто не видит, тоже хорошо.
Иногда эта обязанность доставалась Дзирайе. Он находил в глуши лучшую гостиницу, требовал к товарищам максимального внимания и укладывал их в постель. Потом выбирал девицу пофигуристей и брал с собой в номер бутылку саке. У каждого свой способ скрашивать одиночество.
Иногда это был Орочимару. Как проводил вечер он, донеся товарищей до кроватей, Цунаде не узнала никогда. Орочимару принимал тихое «спасибо» и молчал – он никогда не был любителем болтать. Если говорил, то резко и по делу, всем своим видом показывая, что меньше всего ему интересна пустая болтовня.
Хотя однажды Орочимару изменил привычной безразличности и задал Цунаде вопрос, больше подходящий маленькому ребенку.
- Мы же не можем просто взять и умереть?
Цунаде проиграла в карты и приканчивала первую бутылку. Цунаде была медиком – медики циничны.
- Кто тебе такую чушь сказал?
Орочимару улыбнулся. Видеть улыбающегося Орочимару было очень странно, хотелось вернуть привычного хладнокровного ублюдка обратно. С ним она знала, как себя вести.
- Все умрут. Я, ты, Дзирайя, детишки, Каге и простые шиноби. Может, нам удастся, как Первому и Второму, геройски сдохнуть за Коноху – сложат идиотскую легенду про великих саннинов. Или нас найдут в грязной канаве. Никакой разницы. Все умрут, ясно?
Цунаде редко бывала грубой. Но усталости и злости накопилось слишком много.
- Я собираюсь найти способ жить вечно, - спокойно известил ее Орочимару. Цунаде засмеялась и решила, что товарищ пьян. Или накурился дешевой дряни у одного из местных. Орочимару никогда не был сумасшедшим.
- Ты рехнулся. Как найдешь, свистни.
Цунаде залпом допила бутылку с горла и забыла про разговор.
Много лет спустя, когда Орочимару предложил воскресить Наваки и Дана, она подумала, что у ублюдка хорошая память. И похожи они с Орочимару гораздо больше, чем ей бы хотелось.
Вечерами Цунаде смотрела в потолок и думала, что должна придумать хоть что-то. Дзирайя писал романы, Орочимару сидел в лаборатории - они встречались только на миссиях. Надоедавшие совместные пьянки позабылись. «Я должна все это исправить», - пообещала Цунаде.
Они были больше, чем друзьями, родными и любовниками. Они просто не заметили, как сумели стать друг для друга необходимыми. Невозможно было представить, как это – идти на миссию в одиночку или с теми, кто не знает каждый твой шаг. Другие шиноби Листа не стали врагами, они просто были лишними. С ними не приходилось делить бой, раны или чужую смерть, им было не понять.
Они подошли слишком близко. Подойти еще ближе означало потерять свободу, отойти назад – постепенно все разрушить. Великие саннины испугались и, словно опасаясь засады, стали медленно отступать.
«Знаешь, принцесса, обо что сломалась дружба двух отцов Конохи?» - спросил однажды Нидайме. «Они просто подошли слишком близко, привыкнув в извечной вражде прикрывать друг другу спины. Ни у кого не хватило гордости отойти». С годами Сенджу изменились – Цунаде сбежала первой.
Потом появился Дан. Светлый, любящий, живой. Солнце выбило все мысли из головы и заставило забыть обо всем на свете. Когда солнца не стало, оставаться не было больше причин.
С раннего детства Цунаде знала, что кресло Хокаге жесткое, неудобное и от него куча проблем. Нидайме расписывал будни главы Листа в красках. Орочимару мечтал стать Хокаге, Дзирайя мечтал не стать. Годайме стала именно она.
«Я больше не саннин! Я Пятая Хокаге и Легендарная Неудачница» - издать первым приказом подобное было бы глупо. Цунаде не была маленькой девочкой, и Дзирайя - единственный, кто шутливо называл ее принцессой. Одно осталось неизменным с тех пор. Сенджу также не везло ни в любви, ни в жизни, ни в картах. Удача и впрямь любила Хашираму слишком сильно. Люди же, которых любили Сенджу, всегда уходили быстро. Похоже на древнее проклятие.
Орочимару, Дзирайя… интересно, кто-нибудь заметил исчезновение великих саннинов?
Цунаде сбежала раньше всех, а осталась последней.
- Хокаге-сама, на нас напали Акацуки! – вбежали в кабинет Сакура и Шизуне. Подруг у Годайме по-прежнему не было – только ученицы.
«Надо быть полным идиотом, чтобы героически сдохнуть за Коноху, да?» - усмехнулась принцесса в лицо смерти.
-
-
07.10.2008 в 11:53А говорить хорошее не получается. Могу сказать, что каждое слово словно врезается в камень.
-
-
07.10.2008 в 12:30Чуть-чуть неканонная, имхо, версия Орочимару - но в общем, вариант всё равно до боли органичный, именно таким одним целым, до трещин, все трое.
Спасибо.
читать дальше
-
-
07.10.2008 в 12:42-
-
07.10.2008 в 12:46спасибо.
-
-
07.10.2008 в 17:03armani. dark1977 пожалуйста
-
-
08.10.2008 в 06:33-
-
14.10.2008 в 01:17-
-
14.10.2008 в 20:31-
-
10.03.2009 в 19:46-
-
10.03.2009 в 19:47-
-
02.04.2009 в 14:01-
-
19.11.2010 в 16:13-
-
19.11.2010 в 17:34-
-
31.03.2016 в 14:51-
-
31.03.2016 в 15:05