Декаданс всякий, рефлексия, мысли, бла-бла. А потом он решетку в тюрьму фоларийских богов выламывает.
Название: Эти хорошие манеры
Автор: серафита
Персонажи: Хаширама, Мадара, Тобирама
Рейтинг:PG
Жанр: юмор
Размер: мини
Дисклеймер: не мое, Кишимото
От автора: написано было по заявке на сообществе "Вызов на звание Хокаге". Использованы цитаты из «Карлсона», «Федота-стрельца – удалого молодца», х/ф «Иван Васильевич меняет профессию» и м/ф «Чёрный плащ». Enfant terrible (фр.) – букв. «ужасный ребёнок», идиомическое выражение, обозначающее человека взбалмошного, которому тем не менее многое сходит с рук. «Ужасных детей любят больше послушных».
читать дальшеХаширама придумывал речь к Учихе Мадаре (остроумную), даймё (дипломатично-покаянную), брату (состоящую из экспрессивных междометий и пауз), и заодно к любезным советникам (матерную).
Для последней пришлось полезть в словарь. Шпаргалки, конечно, дело недостойное и всё такое, но в последнем случае Хаширама не полагался на память. А ну как откажет в ответственный момент, а там и до соблазна разъяснить позицию наглядно, так сказать, вручную недалеко? И если конфуз высокое собрание и даймё ещё могли простить, то вульгарный мордобой мог сказаться на итогах грядущей встречи самым фатальным образом.
Во всём, как водится, были виноваты советники, неудачное расположение звёзд и Учихи. Советники – потому что именно им не хватило мозгов, чтобы вовремя зарубить на корню идею встречи на высочайшем уровне непременно в компании ближайших родственников, звёзды потому, что не предупредили Хашираму о грядущем позорище и обещали исключительно удачную неделю, а Учихи просто так, за компанию. Потому что в чём-нибудь, да виноваты.
Хаширама очень любил своего младшего брата. Во всём, что касалось сражений, дел новорождённой деревни, безоговорочной поддержки всех начинаний и тому подобного, Тобирама был попросту незаменим. Более того, сам Сенджу-старший давным-давно перестал обращать внимание на дикую боевую раскраску, подведённые глаза, привычку ставить локти на стол во время еды и использовать боевую леску вместо зубной нитки.
Увы, на завтрашнем собрании требовалось предъявить не первоклассного ниндзя, отличного администратора и непревзойдённого специалиста по запретным техникам, а воспитанного, изящного и образованного молодого человека, способного обсуждать труды великого Абэ но-Сэймея и поддерживать беседу дольше хотя бы пяти минут, не перемежая её теми самыми выражениями, ради которых Хаширама битых полчаса изрисовывал меленькими иероглифами крохотный клочок бумаги.
Его самого готовили к роли главы клана с раннего детства под руководством целой толпы учителей. Однако матушка, отдав отцу на растерзание первенца, младшенького, слабого здоровьем (Тобирама с детства был здоров как конь), нежного, как девочка (начиная с трёхлетнего возраста, он не возвращался с прогулки без внушительных фонарей под глазами и сбитых костяшек), баловала и берегла. Любые попытки наставников пожаловаться на неуправляемый нрав и тяжёлую руку младшего наследника клана безжалостно пресекались, осторожные замечания опомнившегося отца встречались слезами и заканчивались изгнанием на диван, и в конце концов тот махнул рукой, рассудив, что вообще необразованным дитя не останется, шиноби из него всяко получится не рядовой, а на остальное Хаширама есть.
Унылые рассуждения закономерно повлекли следующую мысль, а именно, что хитрожопые Учихи удобно устроились и здесь.
Их Мадара тоже не был, мягко говоря, образцом изящных манер. Более того, с завидной регулярностью он доводил собственных старейшин до состояния как-жаль-что-не-придушили-в-люльке и минимум раз в год с треском вылетал из родного клана. Мадара был возмутительно нагл, не поддавался давлению, не соглашался с тем, что ему не нравилось, и напрочь отказывался проигрывать в шоги почтенному Учихе Генноске, нет, чтобы порадовать старика.
Изгнание, согласно традициям клана Учиха, обставляли со всеми церемониями: Мадара топал со своими пожитками через всю деревню, потом на родовое кладбище торжественно тащили пустой гроб с его именем на крышке, кто-нибудь из родичей произносил речь, Мадара у ворот быстренько оттарабанивал ответную заученную скороговорку, уходил в закат и испарялся в воздухе на фоне садящегося солнца, и старейшина клана подводил итог кратким «он улетел, но обещал вернуться».
После чего все отправлялись на поминки в клановый дом.
Через год-полтора обычно случался очередной кризис, откуда-нибудь из лесов выползал новый супер-сильный клан, у которого имелся длиннющий свиток претензий к Учихам, и крепкие старички шустро выкапывали гроб с давно облюбованного места. Имя на крышке заполировывалось лаком, а в небо выпускался ястреб с аккуратно упакованным в водонепроницаемый футляр посланием.
Мадара возвращался, кризис стремительно заканчивался, и вся катавасия начиналась сначала по отрепетированному сценарию.
Лет с шестнадцати периодический глава клана Учиха взял за правило изгоняться только с внушительной суммой денег, надёжно упакованной в походную сумку, а также грантом на обучение, оплаченным из клановой казны. Просто так скитаться ему было скучно и лень, а развесёлая студенческая жизнь, напротив, пришлась по вкусу. Старейшины здраво рассудили, что себе дешевле выйдет, и безропотно оплачивали счета.
«Вот пущай он, паразит, по морям и егозит, нам с тобою энту харю видеть больше не грозит...» - вспомнил Хаширама строчку из перехваченного письма.
Увы и ах, во время своих скитаний Мадара как-то умудрился между делом закончить два университета, написать монографию, включённую в перечень для обязательного изучения в четырёх из пяти стран, и даже обзавестись сертификатом почётного члена Сообщества Гипнотизёров и Гадателей.
Этого хватило, чтобы из бесцеремонного грубияна с асоциальными наклонностями в глазах общественности превратиться в эксцентричного оригинала с репутацией enfant terrible. На приёмах Мадара легко составлял двуязычные каламбуры, высказывался в пользу воинствующего атеизма и гениальности «Биттлз» и охотно гадал по руке всем желающим.
А засим вполне мог себе позволить явиться на встречу к даймё обвешанный оружием, в своих жутких обносках и с причёской «я у мамы гений» на голове.
Сенджу на такую милость рассчитывать не приходилось. Хаширама заранее предчувствовал грядущий позор и тосковал.
Примерно в таком состоянии его и застал Мадара спустя два часа. Пару минут он с интересом созерцал союзного неприятеля, который, подперев щёку ладонью, меланхолично взирал на разложенные на столе ленты из папиросной бумаги, испещрённой крохотными значками. Намётанный студенческий глаз Мадары тут же опознал и идентифицировал шпаргалки.
- Привет союзникам! - бодро поприветствовал давнего соперника он. - Что за дума туманит наши ясные очи?
- Оставь меня, Учиха, я в печали, - Хаширама тяжко вздохнул и поднял взгляд. - Ты на завтрашнее собрание идёшь?
- Ну, иду...
- И я иду. И Тобирама тоже.
- Ого, - оценил Мадара.
- Угу.
- Повезло нам, мой Изуна вроде тебя, а я не в счёт.
- Не сыпь соль на сахар, а? И так же ясно, что Тобирама в манерах и прочем утончённом обращении ни в зуб ногой, а теперь уже поздно. Надо было его лет двадцать назад учить.
- Ну отчего же, это он вполне. В смысле, ногой. И даже в любой зуб на выбор, кхм... Ладно-ладно, молчу, не сверкай на меня глазами. Слушай, раз такое дело...
И Мадара ловко выставил на стол двухлитровую бутыль с бормотухой, меньше всего похожей на благородное саке.
- Ну а что? - тут же откликнулся он на укоризненный взгляд Хаширамы. - Раз ничего поделать нельзя, то и страдать смысла нет. Уверяю, это чудодейственное средство – если применить правильно, к утру этот приём станет последним, что будет тебя волновать.
Хаширама подумал и махнул рукой:
- Разливай.
Дальнейшее осталось в памяти главы клана Сенджу неким смутным набором образов, вряд ли имеющим отношение к действительности. Вроде бы, они с Мадарой уговорили на двоих ту самую бутыль. Вроде бы, после этого кого-то из них посетила нездравая мысль, что хорошо бы смотаться в ларёк за добавкой. Вроде бы, они даже вдвоём выбрались из резиденции...
Где-то между горящим чёрным пламенем ларьком и исполняемой дуэтом песней «Люби меня по-французски» память милосердно отключилась.
***
- Это что?
Вопрос даймё повис в воздухе.
На лицах старейшин клана Сенджу читался безмолвный хоровой стон «о ужас, летящий на крыльях ночи».
На лицах старейшин клана Учиха отражался выработанный годами фаталистический стоицизм.
Тобирама не моргнул и глазом.
- Это последствия великой битвы, - невозмутимо сообщил он.
- Какой битвы?!
- Великой, - терпеливо повторил Тобирама. - Призванной разрешить вековые противоречия между Учиха и Сенджу.
На этом заготовленный заранее запас куртуазных выражений у него закончился, и Тобирама ненадолго иссяк.
- А-аа... это???
Трясущийся палец даймё указал на дымок, всё ещё вившийся над скорбными останками ларька, а заодно храма Огня, платной конюшни, борделя и аптеки, к которым он имел несчастье примыкать.
- А это Лис, - внушительно произнёс Тобирама.
- Лис?!
- Девятихвостый демон огня. Не думаете же вы, что кто-то другой мог произвести столь масштабные разрушения?
Даймё, под снисходительным взглядом Тобирамы, действительно так не думал.
- А вон то безобразие? - безнадёжно спросил он.
Сенджу-младший проследил за его взглядом, устремлённым на спутанную гриву и одежду мирно почивающего главы клана Учиха, всё ещё влажную и ощутимо попахивающую ближайшей канавой.
- А это он в водопад падал.
Возможно, Тобираме и недоставало утончённых манер, но дураком он точно не был.
Автор: серафита
Персонажи: Хаширама, Мадара, Тобирама
Рейтинг:PG
Жанр: юмор
Размер: мини
Дисклеймер: не мое, Кишимото
От автора: написано было по заявке на сообществе "Вызов на звание Хокаге". Использованы цитаты из «Карлсона», «Федота-стрельца – удалого молодца», х/ф «Иван Васильевич меняет профессию» и м/ф «Чёрный плащ». Enfant terrible (фр.) – букв. «ужасный ребёнок», идиомическое выражение, обозначающее человека взбалмошного, которому тем не менее многое сходит с рук. «Ужасных детей любят больше послушных».
читать дальшеХаширама придумывал речь к Учихе Мадаре (остроумную), даймё (дипломатично-покаянную), брату (состоящую из экспрессивных междометий и пауз), и заодно к любезным советникам (матерную).
Для последней пришлось полезть в словарь. Шпаргалки, конечно, дело недостойное и всё такое, но в последнем случае Хаширама не полагался на память. А ну как откажет в ответственный момент, а там и до соблазна разъяснить позицию наглядно, так сказать, вручную недалеко? И если конфуз высокое собрание и даймё ещё могли простить, то вульгарный мордобой мог сказаться на итогах грядущей встречи самым фатальным образом.
Во всём, как водится, были виноваты советники, неудачное расположение звёзд и Учихи. Советники – потому что именно им не хватило мозгов, чтобы вовремя зарубить на корню идею встречи на высочайшем уровне непременно в компании ближайших родственников, звёзды потому, что не предупредили Хашираму о грядущем позорище и обещали исключительно удачную неделю, а Учихи просто так, за компанию. Потому что в чём-нибудь, да виноваты.
Хаширама очень любил своего младшего брата. Во всём, что касалось сражений, дел новорождённой деревни, безоговорочной поддержки всех начинаний и тому подобного, Тобирама был попросту незаменим. Более того, сам Сенджу-старший давным-давно перестал обращать внимание на дикую боевую раскраску, подведённые глаза, привычку ставить локти на стол во время еды и использовать боевую леску вместо зубной нитки.
Увы, на завтрашнем собрании требовалось предъявить не первоклассного ниндзя, отличного администратора и непревзойдённого специалиста по запретным техникам, а воспитанного, изящного и образованного молодого человека, способного обсуждать труды великого Абэ но-Сэймея и поддерживать беседу дольше хотя бы пяти минут, не перемежая её теми самыми выражениями, ради которых Хаширама битых полчаса изрисовывал меленькими иероглифами крохотный клочок бумаги.
Его самого готовили к роли главы клана с раннего детства под руководством целой толпы учителей. Однако матушка, отдав отцу на растерзание первенца, младшенького, слабого здоровьем (Тобирама с детства был здоров как конь), нежного, как девочка (начиная с трёхлетнего возраста, он не возвращался с прогулки без внушительных фонарей под глазами и сбитых костяшек), баловала и берегла. Любые попытки наставников пожаловаться на неуправляемый нрав и тяжёлую руку младшего наследника клана безжалостно пресекались, осторожные замечания опомнившегося отца встречались слезами и заканчивались изгнанием на диван, и в конце концов тот махнул рукой, рассудив, что вообще необразованным дитя не останется, шиноби из него всяко получится не рядовой, а на остальное Хаширама есть.
Унылые рассуждения закономерно повлекли следующую мысль, а именно, что хитрожопые Учихи удобно устроились и здесь.
Их Мадара тоже не был, мягко говоря, образцом изящных манер. Более того, с завидной регулярностью он доводил собственных старейшин до состояния как-жаль-что-не-придушили-в-люльке и минимум раз в год с треском вылетал из родного клана. Мадара был возмутительно нагл, не поддавался давлению, не соглашался с тем, что ему не нравилось, и напрочь отказывался проигрывать в шоги почтенному Учихе Генноске, нет, чтобы порадовать старика.
Изгнание, согласно традициям клана Учиха, обставляли со всеми церемониями: Мадара топал со своими пожитками через всю деревню, потом на родовое кладбище торжественно тащили пустой гроб с его именем на крышке, кто-нибудь из родичей произносил речь, Мадара у ворот быстренько оттарабанивал ответную заученную скороговорку, уходил в закат и испарялся в воздухе на фоне садящегося солнца, и старейшина клана подводил итог кратким «он улетел, но обещал вернуться».
После чего все отправлялись на поминки в клановый дом.
Через год-полтора обычно случался очередной кризис, откуда-нибудь из лесов выползал новый супер-сильный клан, у которого имелся длиннющий свиток претензий к Учихам, и крепкие старички шустро выкапывали гроб с давно облюбованного места. Имя на крышке заполировывалось лаком, а в небо выпускался ястреб с аккуратно упакованным в водонепроницаемый футляр посланием.
Мадара возвращался, кризис стремительно заканчивался, и вся катавасия начиналась сначала по отрепетированному сценарию.
Лет с шестнадцати периодический глава клана Учиха взял за правило изгоняться только с внушительной суммой денег, надёжно упакованной в походную сумку, а также грантом на обучение, оплаченным из клановой казны. Просто так скитаться ему было скучно и лень, а развесёлая студенческая жизнь, напротив, пришлась по вкусу. Старейшины здраво рассудили, что себе дешевле выйдет, и безропотно оплачивали счета.
«Вот пущай он, паразит, по морям и егозит, нам с тобою энту харю видеть больше не грозит...» - вспомнил Хаширама строчку из перехваченного письма.
Увы и ах, во время своих скитаний Мадара как-то умудрился между делом закончить два университета, написать монографию, включённую в перечень для обязательного изучения в четырёх из пяти стран, и даже обзавестись сертификатом почётного члена Сообщества Гипнотизёров и Гадателей.
Этого хватило, чтобы из бесцеремонного грубияна с асоциальными наклонностями в глазах общественности превратиться в эксцентричного оригинала с репутацией enfant terrible. На приёмах Мадара легко составлял двуязычные каламбуры, высказывался в пользу воинствующего атеизма и гениальности «Биттлз» и охотно гадал по руке всем желающим.
А засим вполне мог себе позволить явиться на встречу к даймё обвешанный оружием, в своих жутких обносках и с причёской «я у мамы гений» на голове.
Сенджу на такую милость рассчитывать не приходилось. Хаширама заранее предчувствовал грядущий позор и тосковал.
Примерно в таком состоянии его и застал Мадара спустя два часа. Пару минут он с интересом созерцал союзного неприятеля, который, подперев щёку ладонью, меланхолично взирал на разложенные на столе ленты из папиросной бумаги, испещрённой крохотными значками. Намётанный студенческий глаз Мадары тут же опознал и идентифицировал шпаргалки.
- Привет союзникам! - бодро поприветствовал давнего соперника он. - Что за дума туманит наши ясные очи?
- Оставь меня, Учиха, я в печали, - Хаширама тяжко вздохнул и поднял взгляд. - Ты на завтрашнее собрание идёшь?
- Ну, иду...
- И я иду. И Тобирама тоже.
- Ого, - оценил Мадара.
- Угу.
- Повезло нам, мой Изуна вроде тебя, а я не в счёт.
- Не сыпь соль на сахар, а? И так же ясно, что Тобирама в манерах и прочем утончённом обращении ни в зуб ногой, а теперь уже поздно. Надо было его лет двадцать назад учить.
- Ну отчего же, это он вполне. В смысле, ногой. И даже в любой зуб на выбор, кхм... Ладно-ладно, молчу, не сверкай на меня глазами. Слушай, раз такое дело...
И Мадара ловко выставил на стол двухлитровую бутыль с бормотухой, меньше всего похожей на благородное саке.
- Ну а что? - тут же откликнулся он на укоризненный взгляд Хаширамы. - Раз ничего поделать нельзя, то и страдать смысла нет. Уверяю, это чудодейственное средство – если применить правильно, к утру этот приём станет последним, что будет тебя волновать.
Хаширама подумал и махнул рукой:
- Разливай.
Дальнейшее осталось в памяти главы клана Сенджу неким смутным набором образов, вряд ли имеющим отношение к действительности. Вроде бы, они с Мадарой уговорили на двоих ту самую бутыль. Вроде бы, после этого кого-то из них посетила нездравая мысль, что хорошо бы смотаться в ларёк за добавкой. Вроде бы, они даже вдвоём выбрались из резиденции...
Где-то между горящим чёрным пламенем ларьком и исполняемой дуэтом песней «Люби меня по-французски» память милосердно отключилась.
***
- Это что?
Вопрос даймё повис в воздухе.
На лицах старейшин клана Сенджу читался безмолвный хоровой стон «о ужас, летящий на крыльях ночи».
На лицах старейшин клана Учиха отражался выработанный годами фаталистический стоицизм.
Тобирама не моргнул и глазом.
- Это последствия великой битвы, - невозмутимо сообщил он.
- Какой битвы?!
- Великой, - терпеливо повторил Тобирама. - Призванной разрешить вековые противоречия между Учиха и Сенджу.
На этом заготовленный заранее запас куртуазных выражений у него закончился, и Тобирама ненадолго иссяк.
- А-аа... это???
Трясущийся палец даймё указал на дымок, всё ещё вившийся над скорбными останками ларька, а заодно храма Огня, платной конюшни, борделя и аптеки, к которым он имел несчастье примыкать.
- А это Лис, - внушительно произнёс Тобирама.
- Лис?!
- Девятихвостый демон огня. Не думаете же вы, что кто-то другой мог произвести столь масштабные разрушения?
Даймё, под снисходительным взглядом Тобирамы, действительно так не думал.
- А вон то безобразие? - безнадёжно спросил он.
Сенджу-младший проследил за его взглядом, устремлённым на спутанную гриву и одежду мирно почивающего главы клана Учиха, всё ещё влажную и ощутимо попахивающую ближайшей канавой.
- А это он в водопад падал.
Возможно, Тобираме и недоставало утончённых манер, но дураком он точно не был.
потрясный Мадара))))) процесс изгнания из клана просто жесть))))))))))
Последствия Великой битвы
Ритуал изгнания - любимый момент))
Старая же вещица, ты что, не видела у меня?)
еще шибко доставило про студенчество)) и про шпаргалки Намётанный студенческий глаз Мадары тут же опознал и идентифицировал шпаргалки
ну вот очень такой мой Мадара)))
лис кё, мерси)
sverhnovay, *раскланиваюсь*
Немо, чьи руки умеют петь, ну так! Ещё раз спасибо)
Мадара жгучий парень! Спасибо)
Нагината, я рада). А почему?.. ааа, из-за цитат...