Название: Домино
Пейринг/персонажи: все, кто есть в каноне
Рейтинг: пока G
Жанр: drama
Предупреждения: цинизм и неверие в светлые идеалы Конохи
Статус: в процессе
Дисклеймер: Кишимото придумал все это первым
Примечание: попытка прописать канон в ключе "а если бы совет действовал активнее"
читать дальше
Домино
So much anger so deeply ingrained
Seemed a burden that was hers alone
She didn't think that there was anything wrong
With wanting a life that she could call her own
How could I explain? You would not want to hear
You wouldn't listen if I talked anyway
For you were too weighed down by your own fears
And look at the child with the dream in her eyes
Holding it deep inside her
Seemed a burden that was hers alone
She didn't think that there was anything wrong
With wanting a life that she could call her own
How could I explain? You would not want to hear
You wouldn't listen if I talked anyway
For you were too weighed down by your own fears
And look at the child with the dream in her eyes
Holding it deep inside her
Sarah McLachlan, "Home"
Черный ковер, простые деревянные стены, две кушетки друг напротив друга – игра великих актеров не нуждается в изысканных декорациях. Закатные лучи, проходя сквозь оконное стекло, облекают человеческую плоть в янтарные покровы, неподвластные течению времени.
Меняются реплики, меняются имена играющих и их число – однако под витиеватым узором основа остается прежней – борьба за власть. За будущее, в котором Коноха станет величайшей из скрытых деревень и кто-то отдаст за это жизнь. Результат партии не изменится, различие составят лишь те фигуры, что исчезнут с доски. Хокаге или генин. Один или полсотни.
Жертва неизбежна.
Но у каждой жертвы есть цена.
Правила игры известны и Цунаде, и Старейшинам.
- Цунаде, мы не можем больше мириться с существующим положением! Уже два года нам приходится сбивать расценки, чтобы сохранить клиентов – Коноха опускается до уровня мелких деревень, не имеющих даже собственного каге. И даже если ценой уступок нам удалось сохранить влияние в стране Огня, львиная доля прочих заказов идет в Облако.
Нефритовые серьги позвякивают в такт словам. Прохладный камень выглядит более живым, чем глаза его хозяйки. Цунаде не верит в лечебные свойства нефрита, но девяностолетняя старуха, сидящая напротив, вынуждает её усомниться.
- Что вы предлагаете?
Три из шести миссий, взятых на этой неделе, обернулись неудачей. Один генин погиб.
У Цунаде не осталось сил на долгие прелюдии, положенные по этикету.
- Напасть первыми, - тонкие морщинистые губы складываются в покровительственную улыбку. В глазах, скрытых за толстыми стеклами очков, мерцает насмешка. Цунаде нутром чует расставленную впереди ловушку.
- У нас недостаточно сил для войны, - она подбирает слова с осторожностью путешественника, ступившего на тонкий лед. - Кроме того, с нашей репутацией, выступи Коноха инициатором, у Кумо могут появиться союзники. И, если Желтая Молния не соблаговолит воскреснуть, нет шансов, что мы выстоим в этой борьбе, а тем более победим.
Цунаде выговаривает себе: ее ответ слишком предсказуем, чтобы им не воспользовались.
- Кто говорит об открытой войне? – старуха посмеивается. – Зачем? Ведь у нас есть средство сровнять всё Кумо с землей, не привлекая к Конохе внимание. Надеюсь, как умной девочке, тебе не надо разъяснять по слогам, нэ, Цунаде?
Нет, она прекрасно поняла намек. Скорее, завуалированный приказ.
Дед показывал ей боевые рапорты с Первой войны шиноби... листки обгорелой бумаги, пропитанные чакрой – и страхом. Рассказывавшие об ужасах, творившихся во имя победы: людях, утративших человеческий облик; покрытых толстым слоем пепла полях; воронке, оставшейся на месте деревни, где впервые был создан джинчуурики.
Теперь Цунаде понимает, чего от нее ждут.
Предать доверие ребенка. Малая жертва…
Но это не значит, что она согласна.
Можно найти другой способ перекроить сферы влияния - который не сопровождался бы зрелищной смертью мальчишки-подростка в столбе огненной чакры. Смертью от стальной иглы трех дюймов длиной, брошенной его товарищем, чтобы не допустить высвобождения древнего девятихвостого ужаса: ведь гибель носителя печати приведет к уничтожению зверя. Но тысяча человек, проживающих в Кумо, будут стерты с лица земли еще прежде, чем сталь проникнет в мозг: дети, женщины, мирные торговцы – и две сотни шиноби.
Нет. Все равно, что вызывать цунами ради полива цветов в саду.
Пропадет наследие целой деревни, сотни дзюцу. Исчезнут родовые кланы, на появление которых потребовались века, если не тысячелетия. Страна Грома, лишившись своей деревни, быстро потеряет единство и распадется на десяток мелких государств… которые обратятся либо к Конохе, либо в Туман.
Деньги.
Сила.
Справедливость существует лишь в сказках для детей.
Но Цунаде, привязавшись к одному светловолосому пареньку, поверила в сказки.
- Разве геноцид когда-либо являлся оптимальным решением? – спрашивает она.
- Да. Учиха стали показательным примером. Вот уже девять лет нам не нужно принимать в расчет городскую полицию. Все значительно упростилось, - старики улыбаются, словно породистые кошки, объевшиеся сметаны.
Хокаге не в силах удержать саркастическую ремарку:
- Особенно арифметика. Один шаринган в Акацуки, второй – бродит незнаемо где с подопытными Орочимару. И Какаши – у памятного камня.
Кошек погладили против шерсти.
- Не забывайся, Цунаде. Не пойди мы на крайние меры, не уцелело бы ничего. Не нам тебя учить: в пожаре войны в первую очередь погибают невинные. Коноха – деревня шиноби, и наши споры решаются схваткой.
- Тем не менее, сейчас «смерть невинных» вас не останавливает!
- Они не из нашей деревни.
Секунда молчания, другой голос.
- Но, возможно, ты говоришь о Наруто…
- Наруто? Когда он входил в их число?
Хокаге подчиняется правилам шиноби, ему не позволено испытывать эмоции. Ему не позволено показывать их. Цунаде не теряет контроля над собой, когда понимает, что удивление в голосе Старейшины искренне.
- Ты удивительно молода для своих лет – и своих потерь, - мутные глаза внезапно наполняются силой. - Покинув стены Академии, он стал одним из нас. Не заблуждайся. Мы обсуждаем сейчас миссию класса S и подходящего для нее исполнителя, а не убиение младенцев.
Цунаде молчит. Ее разум усиленно ищет лазейку в расстановке противника. Миссия S калибра. Цель – уничтожение Кумо силой Куюби. Сменить действующих лиц не представляется возможным.
- Мне необходимо некоторое время на обдумывание деталей. Позднее, я извещу вас о принятом решении.
- Мы будем ждать, хокаге-сама.
Цунаде поднимается первой.
За время их разговора солнце село, и по комнате расползлись тени. Лишь около двери остается яркое оранжевое пятно света. Выходя, Цунаде чувствует прикосновение тепла – но слабое закатное солнце проигрывает холодным взглядам, которые, словно ледяные иглы, пронзившие её со спины, не дают дышать.
Дверь закрывается с едва слышимым стуком.
С каждым шагом напряжение отпускает хокаге, бурлящие эмоции больше не туманят сознание. Следующий ход за ней и, несмотря на свое прозвище, на этот раз Цунаде не проиграет.
Она медлит, проходя мимо канцелярии, но, заметив вьющиеся по стенам нити чакры, вновь ускоряет шаг: если послание отойдет с птицей, то сигнализация мгновенно осведомит об этом всех находящихся в башне. Что неприемлемо.
Хокаге прикусывает губу.
Лампа в коридоре жалобно зашипела и, мигнув пару раз, погасла. Цунаде с трудом различает цвета. АНБУ, наблюдающие за ней, – идеальная охрана на случай непредвиденных обстоятельств – уже успокоились, не найдя иных, чем их госпожа, источников чакры. Лишь тренированный медик заметил бы слабый всплеск энергии, как если бы одно дзюцу было развеяно, а другое, требующее равных затрат энергии, применено – одновременно.
Держа на ладони меньшую сестру Кацуйи, Цунаде, чье лицо теперь исчерчено сеткой морщин, дает ей четкие, лаконичные указания: человеку, которой предназначается, сообщение, довольно будет пары намеков, чтобы уловить суть.
Цунаде надеется, что лампочка не загорится в ближайшие пять минут.
За это время она скопит достаточно чакры, чтобы незаметно восстановить хенге.
Её взгляд прикован к окну – где влажная июньская ночь легла на стекло туманными мазками суми-э. Над серыми прямоугольниками крыш поднялись в воздух тысячи бабочек, рожденных с наступлением темноты. Черные, словно сорванные ветром с небосклона, они танцуют в лучах луны – умирая с первым проблеском солнца.
Цунаде помнит, как Сарутоби показал своей неоперившейся команде эту пляску теней - и молчаливый черноволосый подросток, отбросив привычную холодность, восторженно прошептал, что, если танец шиноби так же красив, за него стоит умирать. Сегодня ночью вид сотен бабочек, взлетевших в воздух, причиняет Годайме боль – ту её разновидность, что не излечивается и не стихает.
Цунаде плакала, когда узнала о смерти Орочимару, потому что до той минуты саннины были реальностью. Чем-то большим, чем потускневшее воспоминание.
Смотря на Сакуру, она кусает губы, находя параллели.
Но Сакура не она.
Саске не Орочимару.
И Наруто определенно не Джирайя.
Когда волосы хокаге вновь начинают отливать медом, она знает, что будет делать и к кому обратится за помощью. Возможно, странный выбор, но она уверена, что ни толики информации не просочится на сторону, а это дорогого стоит – ведь политику движет шпионаж. Цунаде надела красно-белые одеяния хокаге четыре года назад, и ко скромному числу людей, облеченных её доверием, за прошедшее время добавилось три человека.
Ленивый гений, который верен Конохе и пойдет за тем, в ком видит волю Огня.
Куноичи, ставящая двух глупых мальчишек превыше Конохи.
Копирующий ниндзя, который никак не расплатится за ошибки прошлого.
Все трое знают о Девятихвостом, кто из секретных файлов, тайком подсмотренных у наставницы, а кто в минуту досуга свел настораживающие факты воедино – Цунаде не заботит, как они узнали, если это не сказывается на их отношении к Наруто. Кроме того, так ей придется меньше объяснять.
Двери за спиной Цунаде громко хлопают, когда она входит в кабинет: кто-то оставил окно открытым. На столе еще больший бардак, чем был до ее ухода, прежде аккуратные стопки документов свалены и перепутаны, а пару неподписанных приказов ветер до сих пор гоняет по полу. Достойное завершение дня.
Однако ругательство замирает у хокаге на языке, когда взгляд натыкается в кипе бумаг на нечто оранжевое, глянцевое и непристойное. Пятая была замечена в злоупотреблении саке, она зачастую засыпала на рабочем месте, однажды даже проиграла городскую казну в рулетку (благодаря Ибики эта маленькая эскапада закончилась благополучно) – но она никогда не брала в руки мерзость за авторством Джирайи. Впрочем, появление книжки недолго пребывает под вопросом, потому как это макулатурное чудо совершает крайне необычный для книги жест: оно моргает.
- Джирайя, даю три слова на последнее желание!.. – шепчет Цунаде, прожигая роман взглядом.
- Хэм.. Я тебе пригожусь?.. – отвечает новейшее издание «ИчаИча». – Или слизень заполз ко мне по ошибке? Знаешь, когда просыпаешься, а на груди вместо прелестной девушки хлюпает нечто студенистое.. Брр.. меня будут преследовать кошмары! Месяцами, если не до конца жизни! А тебе, виновнику моих страданий, придется поить меня травами и ночевать в одной со мной постели – чтобы утешить павшего в неравном бою с жестокой реальностью героя!
На середине этой тирады по лицу хокаге расползлась широкая ухмылка: образ старого развратника, сжимающего в объятиях слизня, уморителен настолько, что раздражение сходит на нет. Предоставьте Джирайе разрядить обстановку…
- Где же герой так утомился, что не заметил всплеска чакры в собственной спальне? – глаза Цунаде весело блестят, но через секунду в них возвращается серьезность. – Рада, что к указаниям ты отнесся внимательнее; хотя, знаешь ли, твое хенге просто возмутительно.
- Ха, стопроцентная эффективность! Никому и в голову не пришло приглядеться.
- Как удачно, что я не держу в штате извращенцев…
Взгляд Джирайи прикован к изящным пальцам, отбивающим по столу тревожную дробь.
- Цунаде-химе, что происходит? – в его тоне звучит неприкрытое беспокойство.
- Скажи, Джирайя, если понадобится выбирать – чью сторону ты примешь?
- Вот как… настолько плохо.
Оба молчат.
В Конохе никогда не было гражданской войны.
Конфликты возникали и разрешались за кулисами, вдали от глаз общественности, что позволяло при дерганом, раздираемом внутренними противоречиями политическом курсе сохранить идеологию. Деревня и ее процветание представлялись высшими ценностями, за которые, в случае необходимости, без колебаний жертвовали жизнью не только собственной, но и своих близких – простая истина, за годы обучения вросшая в плоть и кровь будущих шиноби. Выпускник мог не знать основ концентрации чакры или ее природы, не разбираться в технике иллюзий или неправильно метать кунаи, но был обязан правильно расставлять приоритеты.
Коноха была домом. Местом, куда возвращаешься. Местом, где тебе рады.
Что станет с этой глянцевой картинкой, обнажись правда во всей своей уродливой красе? Если лишить человека последней, бережно хранимой иллюзии, счистить ее, словно луковичную шелуху, прозревший сочтет реальность не более, чем жестокой насмешкой, воссоздаст гротескное подобие того, во что верил – и будет мстить.
Никто не понимает это лучше саннинов.
Тогда почему перспектива войны не останавливает Цунаде?
- Наруто.
Не вопрос, утверждение.
- Джирайя.. – карие глаза закрыты, - я не позволю этому городу забрать и его…
Она признает свою несостоятельность как хокаге перед тем самым человеком, кто посчитал ее достойной этого поста; она признается в непростительной слабости перед человеком, презирающим слабость. Цунаде играет ва-банк на доверие.
Голос Джирайи сух и безжизненнен.
- Не слишком ли высока цена? Он все равно уйдет, - саннин помнит, как плясали в тот день на кленовых листьях отсветы огня, - рано или поздно он ослепит тебя этой своей улыбкой и оставит только легенду о герое, память и пустой гроб.
Цунаде горько усмехается.
- И именно поэтому я не могу позволить ему сдохнуть сейчас в окрестностях Кумо.
Тишина, прерываемая одиноким сердцебиением.
Тишина пряная, напоенная озоном и гендзюцу.
- Кумо? Кумо, в пределах которого, по слухам, угнездились Акацки? Старцы выжили из ума? – слова сливаются в презрительное, гневное шипение, и Цунаде улыбается, зная, что может рассчитывать на Джирайю: не как друг и бывший напарник, но как хокаге. Пусть на ее решение влияют чувства, оно отвечает интересам Конохи.
- Что ж… - она облизывает губы в задумчивости, - Воспользуемся их оплошностью…
- Цунаде, зачем моего ученика посылают в Кумо? Кроме как избавиться от него и подставить тебя?
Она ищет объяснение ледяному, логически выверенному спокойствию, с которым Джирайя задает свой вопрос, и вдруг ясно понимает, что годы бытности саннинами превратили их в калек. Совершенствуя техники, вторгаясь в собственное тело, как если бы оно было еще одним инструментом в их арсенале, они подвергли чистке и свои эмоции, забыв, что значило удивляться или негодовать.
Но вот злость с прежней легкостью разгорается в янтарных глазах.
- О, сровнять Кумо с землей, конечно! На что еще годны джинчуюрики?
- Тише, Цунаде, АНБУ за окном… - в голосе Джирайи хокаге слышит отголосок собственной ярости, искаженный насмешкой, - Ты не хуже меня знаешь, что Наруто откажется в этом участвовать. А волочь главное действующее лицо силком за тридевять земель – дурная примета.
Ее ногти впиваются в столешницу, оставляя в мягком дереве пять тонких полумесяцев.
- Нахаленыш субординацию в грош не ставит, с него станется - но подумай о последствиях, Джирайя! Чтобы генин не подчинился совету? Чтобы джинчуюрики претендовал на свободу выбора? – голос Цунаде падает до еле слышного шепота, - То, что тебе спустят с рук, для него станет смертным приговором.
Джирайя не спускает с нее взгляда.
- Так ты отправишь его неизвестно куда и неизвестно зачем, лелея надежду, что он не залезет в файлы, врученные командиру? Будь реалисткой!
- Файлов не будет, и Наруто ничего не узнает о миссии, порученной ему советом, - Цунаде не хочет, чтобы эти ясные синие глаза разучились смеяться, - Ему не нужно о ней знать, потому что она не должна быть исполнена.
- И как ты объяснишь провал?.. – Джирайя запинается на полуслове, - Акацки. Неплохо…
Она улыбается, и в глазах цвета янтаря пляшут огненные сполохи.
Джирайя рад, что за тридцать лет эти огни не угасли.
Он рад, что вернул их в Коноху.
- Кто с ним пойдет?
- Сакура, Шикамару… Какаши. Они еще не знают.
- У тебя всегда было нездоровое пристрастие проводить инструктаж темной ночью под открытым небом, - Джирайя театрально вздыхает, представляя продрогших под дождем шиноби. Заметив удивленно приподнятую бровь собеседницы, он добавляет:
- Посылать срочный вызов ради приватной беседы… хокаге, вы явно нуждались в иных моих талантах. Например, детальном знании ваших привычек, облика и умении поддерживать долговременное хенге.
Цунаде могла бы поклясться, что на оранжевой обложке промелькнула самодовольная ухмылка.
- Надо думать, ты с удовольствием проведешь пару часов в моем облике, предавшись радостям делопроизводства, учета и дипломатии? - мурлычет она, постукивая по книжке пальцем.
- Безусловно, если к радостям жизни добавится саке.
- Джирайя, мне жаль разрушать твои надежды, но саке не сочетается с хенге.
- Цунаде, ты злая, злая женщина!
Она смеется, исчезая в облаке белого дыма.
Рука женщины, сидящей за столом, выводит на листе бумаги первые строки «Icha-Icha Revolution»