серафита | Ритуал

[narutofiction]

Название: Ритуал
Фэндом: Наруто
Автор:  серафита
Бета:  Kalahari
Пара/персонажи: братья Сенджу
Рейтинг: G
Жанр: романс, джен
Размер: драбблик
Дисклеймер: очевиден
Размещение: это подарок на ДР  Watari-san. Ну-уу, новорождённой можно)
Варнинг: намёки такие намёки)))). Ну и фетиш на Хашины патлы, ясен пень
Саммари: утро перед битвой в Долине Завершения
От автора: на заявку «Хаширама украдкой любуется улыбающимся Тобирамой, UST», + ещё одна заявочка). Курсивом — флэшбеки

Когда хмурый Хаширама отыскал его в кабинете и молча сунул в руки расчёску, поворачиваясь спиной, Тобирама только вздохнул. Пять утра на дворе, едва подсинённое — как чернилами капнули — небо только-только начало светлеть. Младший Сенджу, впрочем, уже часа два как не спал. И мог бы поспорить, что и брат безрезультатно проворочался полночи.
Хаширама опустился в кресло. Тобирама подступился вплотную, сгрёб тяжёлую копну в горсть. Добрая треть всё равно рассыпалась по плечам. Как он только сам с ними управляется?
Тобирама медленно пропустил братову гриву сквозь зубцы гребня. Волосы текли меж пальцев каштановой водой, тёплые, будто выкупанные в солнце, ощутимо тяжёлые. Удивительно просто, как Хаширама может держать голову прямо под этим весом.

— Знаешь, брат, а ты на бабу похож! — И ржёт по-идиотски.
— На себя посмотри! — Голос у Хаширамы возмущённый, но он никогда не умел отвечать колкостью на колкость, и прозвучало всё равно как-то обиженно.
— Така-аая девочка…
— Заткнись!
— Да мне на ярмарке все парни завидовать будут.
Тобираме в этом году исполняется тринадцать, и язык у него без костей.

Нидайме никогда не говорил этого вслух, но эти прикосновения, размеренные движения расчёски, притихший, послушно поворачивающий голову в нужную сторону брат всегда действовали на него странно успокаивающе, почти медитативно. Как сложный, давно выученный наизусть ритуал.

У Хаширамы тонкое, пустое лицо и взгляд, который в первое мгновение пугает Тобираму до смерти.
Ещё у него помятый, заляпанный темным, разрубленный в двух местах доспех, а волосы слиплись сосульками. Он стоит посреди комнаты, как будто не знает, что делать, и вид у него такой, словно он мучительно вспоминает, как и для чего вообще тут оказался. Над бадьёй с горячей водой поднимается пар, но Хаширама, кажется, и не собирается раздеваться.
Сегодня новый глава клана Сенджу впервые вывел своих людей на поле боя. Ему шестнадцать лет.
Тобирама проводит языком по сухим губам:
— Хаши… давай я помогу тебе вымыть голову?

Теперь Тобирама даже дышит в ритме своих движений, медленно и размеренно. Волосы — гладкие, текучие и послушные, и ложатся ровной безукоризненной волной.

— Я помню, как ты у меня появился, — у Хаширамы довольный, чуть слишком весёлый голос: на столе расположилась добрая дюжина бутылочек саке, и половина из них уже пуста.
— Да? — Тобирама реагирует довольно вяло: он валяется прямо на ковре, зарывшись пальцами в густой ворс, и всех его сил хватает только на то, чтобы держать глаза открытыми.
— Тебя принёс отец, — заявляет Хаширама. — Я тогда совсем мелкий был, но я помню.
Тобирама всё же опускает веки. Ну да, принёс. История известная. Двадцать лет назад Сенджу Ханзо явился домой с миссии и вместо денег и добычи отдал жене ребёнка, завёрнутого в собственный плащ. Говорят, Сенджу Кагаме не сказала ему ни слова, хотя зима выдалась невиданно холодная, бесснежная и мирная, неудачная для клана, а дома ждали свои голодные рты. И приёмыша тоже взяла молча, уложив его в колыбель рядом с собственным младшим сыном.
Все дети Кагаме умерли, кроме первенца и выкормленного ею подкидыша. До сих пор она оставалась единственной женщиной, которой Тобирама кланялся при встрече.
Хаширама хлопнулся на ковёр рядом с ним, лениво перекатился, уткнулся губами куда-то за ухо:
— Хорошо, что ты у меня завёлся… — дыхание у него было тёплым и пахло саке.
Тобирама, не глядя, вытянул руку, сгрёб за плечо, подтягивая поближе.
У Хаширамы завтра свадьба.
— И имя тебе придумал тоже я.
— Прибью.

Причёска у Хаширамы в полном порядке, осталось перетянуть ремешком, чтобы не мешалось и не лезло в глаза. Но Тобирама не спешит отодвигаться, водит гребнем по волосам, теперь уже ради чистого удовольствия. А Хаширама не торопится его останавливать. Он смотрит прямо перед собой, внимательным, напряжённым взглядом, и как будто даже не дышит. Словно то, что он видит, требует предельной сосредоточенности. Или же просто слишком редкое зрелище, чтобы его пропустить.
Тобирама не переспрашивает.
Мыть голову Хашираме давно помогает Мита, но с расчёской Хокаге по-прежнему подстерегает его…
— Всё. — Тобирама с неохотой отступает на шаг, напоследок легонько тронув седую прядь у виска, смотрит на результат.
— Хорошо. — Хаширама легко поднимается, по-прежнему стройный, как его пятнадцатилетний сын.
Уже выходя из кабинета, бросает взгляд на массивную серебряную вазу на подставке, как раз напротив кресла. Полированное серебро — отличное зеркало. Целых сорок минут, когда можно ни о чём не думать и смотреть.

У Тобирамы ямочки на щеках, и хотел бы знать Хаширама, скольким людям об этом известно.