Luminosus | Изморозь

[narutofiction]

Название: Изморозь
Автор: Luminosus
Пейринг: Мадара/Итачи
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст
Дисклеймер: не претендую
Предупреждение: немного ООС, немного АУ. Писалось на Наруто мини-фест на заявку Мадара/Итачи. "Ты же сам учил забыть слово "совесть". - "Слишком умные долго не живут". - "Я и не собираюсь".

В этом году выдалась такая странная, странная зима. В Стране Огня жар подступал слишком близко к земной коре, поэтому снежинки превращались в дождь, не коснувшись верхушек деревьев. Но всё меняется.

Задержавшись в предбаннике горячего источника, Итачи взглянул в заиндевевшее окно. Сквозь тоненькую льдистую сетку были видны густые заросли, покрытые внушительным снежным слоем. В помещении было тепло, но из окон ощутимо задувало, словно нежданная зима хотела подчинить себе всех живых существ, сбежавших от неё к комфорту и уютным очагам.

- Я никогда не видел такого снега.

Учиха устало прислонился лбом к стеклу. Перламутровые блики гуляли по бледной коже его лица, поглаживая ледяным дыханием морщинки переносья. Он был почти раздет, но, казалось, наслаждался холодом, понемногу пробиравшимся внутрь.

Поплотнее захлопнув дверь, Мадара аккуратно повесил плащ на крючок, отряхнул с ткани быстро таявшие хлопья снега. Расстегнул высокий воротник, высвобождая пышную гриву волос, с которой так и не смог расстаться, с удовольствием закинул маску в угол. Непослушные пряди опустились на лицо, прикрывая бельмо утраченного глаза и глубокие шрамы, исполосовавшие щёку. Другую сторону Мадара специально оставлял на виду. Даже Итачи признавал, что это делалось не совсем зря. У лидера мёртвого клана были правильно очерченные губы, которые, казалось, никогда не покидала ухмылка. Тонкие и острые, как и у всех Учих, черты его лица с возрастом не потеряли вызывающей красоты, но словно заматерели вместе со своим владельцем, перенимая силу и опыт. Конечно, всё портили мешки под глазами, но яркость взгляда отвлекала внимание от такого недостатка.

- Ты многого не видел.

Мадара с какой-то детской радостью освобождался от чёрной ткани и защитных пластин, в обычное время скрывавших его израненное тело. Многие шрамы из-за применённых в том бою техник так и не затянулись до конца. Иным же просто не давали этого сделать.

Повязав полотенце на пояс, разоблачённый с наслаждением потянулся и помассировал уставшую шею. Краем глаза Итачи посмотрел, как старший Учиха проводит пальцами по плечам, разминая занемевший нерв – а потом взгляд скользнул ниже, по багряным линиям, испещрившим сильную спину. «Он по-прежнему в форме», - подумалось ему. Основатель клана повернул голову – жёсткие кончики защекотали по выпирающим лопаткам. «Интересно, так будет выглядеть Саске, когда доживёт до старости? Или...»

- Любуешься? Завидуешь?

- Мне тебя жаль.

Справа раздался смешок – обычная реакция заявления такого рода, несмотря на то, что Итачи едва ли шутил.

- Ишь ты. Жалеет, бессовестный.

- Ты же сам учил забыть слово «совесть».

Итачи вздрогнул, когда почувствовал прикосновение к спине чужой груди. Его обхватили руками за бёдра, прижали крепко, напористо. Шею мазнул язвительный шёпот:

- Слишком умные долго не живут.

Итачи выпрямился, закрыл глаза. А когда открыл, то больше не видел ни деревьев, ни снега, ни белого двора. Только расплывчатое морозное сияние стекла – а ведь он даже ни разу не активировал Мангекё. Это значило, что организм опять начал давать неожиданные сбои в ситуациях, близких к стрессовым.

Итачи неосознанно прищурился и пробормотал себе под нос:

- А я и не собираюсь.

Мадара всё равно услышал.

- Умный мальчик, уже знаешь.

Коснулся губами виска и заговорил прямо в ухо – тихо, спокойно, размеренно. Наслаждаясь каждым словом.

- Болезнь будет разъедать тебя изнутри...

Уверенные руки легко скользнули вверх, замирая на предполагаемых «очагах поражения».

- Здесь... здесь... и здесь...

Кисть изогнулась, средний палец уткнулся в центр груди и стал двигаться выше, до самого горла, оставляя за собой красноватый след. Итачи почувствовал, как оживает внутри вязкий огненный сгусток, как поднимается, как сжигает всё, как...

- Лекарства сдержат разрушение.

Он поборол кашель, рыбной костью засевший в глотке. Глухо выдохнул, дотронулся кончиком языка до нёба – привкус был.

- Но принесут несвязность мыслей и усилят боль.

Ладонь достигла подбородка, схватила. Большой палец провёл по нижней губе, отклонился. Итачи видел – подушечка в крови. Он завел руку за спину, тыльной стороной к себе, остановился там, где до сих пор билось чужое сердце, и задал вопрос:

- Скажи... чего ты тогда боялся больше всего?

Итачи знал, о чём спрашивает и что услышит.

- Боялся, что все мои планы пойдут псу под хвост.

Мадара замолчал, словно раздумывая.

- Но... планы планами, а тогда, перед самой ступенью... Там, где мрак – и ничего больше... Перед ней я просто хотел жить. Жить – и всё.

По ту сторону стекла не было ничего. Лишь белый искрящийся холод.

- Планы... я позаботился о своих.

- Ты тоже мог бы жить. Только сознайся, протяни руку и...

- Папа! Папа!

Это был сон. Когда они вдвоём прорвались сквозь густой сосновый заслон, впереди открылось поле. Оно, как море, простиралось вперёд без конца и края. Небо серое – ни ветра, ни криков птиц, ни одной живой души на много метров вокруг. Но дышалось невероятно легко, в груди рождалась необычная радость, режущая изнутри так больно и так сладко, что в ней хотелось захлебнуться. Итачи побежал сквозь эту безразмерную простынь, загребая снег и, в конце концов, падая в него коленями. Он мял окоченевшими пальцами комки, пахнувшие морозом и светом, и кричал, обернувшись назад:

- Папа! Папа! Мне разрешили... мне теперь можно просто жить! Просто жить!

Начался снег, а он всё не поднимался. Волосы растрепались, запорошились, чёлка повисла сосульками, а Итачи улыбался и чувствовал, как тают на губах снежинки, превращаясь в безвкусную ледяную влагу.

- Я родился, чтобы жить...

Серое, белое, льдистое... Отец ждёт там, с той стороны, где в безмолвии замер лес.

Старый ворон на сосновой ветке встрепенулся, замахал крыльями, прокаркал хрипло голосом Мадары:

- Мальчик! Мальчишка! Это всё сон. Сон! Сон...

Это всё сон, как и тогда. И нет этих снежинок на смерзавшихся от слёз ресницах, белого света, поля, сугробов во дворе – холодного стекла, на секунду несчастно вздёрнувшихся бровей, живого тёплого духа источника за дверью. Ни моего, ни него, ни того, погибшего в прошлом... ни вас.

Итачи резко развернулся. Потом коснулся густой пряди, спадавшей Мадаре на лицо, отвёл в сторону. Спокойно взглянул в белёсую глубину незрячего глаза, коснулся тёплыми пальцами шрамов. Старший накрыл его руку ладонью, прижал плотнее. Итачи всё смотрел.

- Почему ты не взял себе новый глаз? Той ночью?

- Это жертва, и это... то, что я не хочу забыть.

- Я тоже хочу помнить.

Лицо Итачи не выражало ничего, лишь голос указал на важное для него слово. Мадара склонился, убирая руку, снова скрывая в тени обезображенную сторону, и проговорил у самых губ:

- Те, кто много помнят, те, кто много знают, в нужный момент не смогут подобрать слов, чтобы рассказать. Чтобы просто сказать.

Пока он целовал, на время забирая себе привычный привкус металла, Итачи вспомнил мелькнувшую мысль и про себя додумал:

«А про себя я знаю, как буду выглядеть в старости».

Волосы, руки, губы, рваные линии на коже, красное, багряное, алое – весь пропах кровью. Пламенные искры на дне черноты.

С Итачи такого не произойдёт. Его запах растает, как снег. И он не успеет, как и...

«Как его младший брат».